Чемпионат Южной Америки по футболу 1959 (Эквадор)
Поделись знанием:
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.
Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
| Чемпионат Южной Америки по футболу 1959 (Эквадор) Чемпионат Южной Америки 1959 | |
|---|---|
| Подробности чемпионата | |
| Место проведения |  Эквадор
|
| Число участников | 5 |
| Призовые места | |
 Чемпион
|
 Уругвай
|
 Второе место
|
 Аргентина
|
 Третье место
|
 Бразилия
|
| Статистика чемпионата | |
| Посещаемость | 462 000 (46 200 за игру) |
| Сыграно матчей | 10 |
| Забито голов | 40 (4 за игру) |
| Бомбардир(ы) | Хосе Санфилиппо (6 мячей)
|
| Хронология | |
|
| |
27-й чемпионат Южной Америки был проведён в крупнейшем городе Эквадора Гуаякиле. Он стартовал 5 декабря 1959 года матчем между сборной Бразилии и сборной Парагвая, а завершился 25 декабря 1959 года матчем между Эквадора и Парагвая. Это был так называемый дополнительный розыгрыш без вручения наград, хотя позже все дополнительные турниры были признаны КОНМЕБОЛ в качестве официальных.
Содержание
Участники
Боливия, 
Чили, 
Колумбия и 
Перу отказались от участия в турнире.
Формат
Регламент турнира не изменился — однокруговой турнир, два очка за победу, одно очко за ничью и ничего за поражение. Команда, набравшая наибольшее количество очков становится победителем.
Турнирная таблица
| Место | Команда | И | В | Н | П | Голы | ± | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Уругвай
|
4 | 3 | 1 | 0 | 13 − 1 | +12 | 7 |
| 2 | Аргентина
|
4 | 2 | 1 | 1 | 9 − 9 | 0 | 5 |
| 3 | Бразилия
|
4 | 2 | 0 | 2 | 7 − 10 | −3 | 4 |
| 4 | Эквадор
|
4 | 1 | 1 | 2 | 5 − 9 | −4 | 3 |
| 5 |  Парагвай
|
4 | 0 | 1 | 3 | 6 − 11 | −5 | 1 |
И — игры, В — выигрыши, Н — ничьи, П — проигрыши, Голы — забитые и пропущенные голы, ± — разница голов, О — очки
Матчи
| 5 декабря, 1959 |
|
Estadio Modelo, Гуаякиль Зрителей: 35 000 Судья: Carlos Ceballos |
| 6 декабря, 1959 |
|
Estadio Modelo, Гуаякиль Зрителей: 55 000 Судья: José Luis Praddaude |
| 9 декабря, 1959 |
|
Estadio Modelo, Гуаякиль Зрителей: 15 000 Судья: Esteban Marino |
| 12 декабря, 1959 |
|
Estadio Modelo, Гуаякиль Зрителей: 55 000 Судья: José Luis Praddaude |
| 12 декабря, 1959 |
|
Estadio Modelo, Гуаякиль Зрителей: 55 000 Судья: José Gomes Sobrinho |
| 16 декабря, 1959 |
|
Estadio Modelo, Гуаякиль Зрителей: 50 000 Судья: José Gomes Sobrinho |
| 19 декабря, 1959 |
|
Estadio Modelo, Гуаякиль Зрителей: 55 000 Судья: Esteban Marino |
| 22 декабря, 1959 |
|
Estadio Modelo, Гуаякиль Зрителей: 42 000 Судья: Esteban Marino |
| 22 декабря, 1959 |
|
Estadio Modelo, Гуаякиль Зрителей: 45 000 Судья: José Luis Praddaude |
| 25 декабря, 1959 |
|
Estadio Modelo, Гуаякиль Зрителей: 55 000 Судья: José Gomes Sobrinho |
Лучшие бомбардиры
- 6 мячей
- 4 мяча
- 3 мяча
- Паулу Писанеши
- Альсидес Сильвейра, Хосе Франсиско Сасия
Напишите отзыв о статье "Чемпионат Южной Америки по футболу 1959 (Эквадор)"
Примечания
- ↑ Бразилия представляла собой сборную команду штата Пернамбуку
Ссылки
- [www.rsssf.com/tables/59-2safull.html Чемпионат Южной Америки 1959 (Эквадор) на RSSSF]
| Сборная Уругвая — чемпионат Южной Америки 1959 (2) — чемпион
| ||
|---|---|---|
|
|
вр Р.Э. Соса • вр Дольотти • вр Эспальтер • защ Сильвейра • защ Троче • защ Дальмао • пз Р.А. Гонсалес • пз Давойне • пз М. Мендес • пз Месиас • пз Мангини • нап Э. Бенитес • нап Бергара • нап Гуальяноне • нап Дуксас • нап Доминго Перес • нап Пирис • нап Сасия • нап Эскалада • нап Тайта Гомес • нап К. Чавес • Тренер Хуан Карлос Корассо | |
| ||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Чемпионат Южной Америки по футболу 1959 (Эквадор)
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.
Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
