Чемпионат мира по академической гребле 2001

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Чемпионат мира по академической гребле 2001
Город-организатор

Люцерн, Швейцария

Разыгрывается медалей

24

Церемония открытия

19 августа

Церемония закрытия

26 августа


31-й чемпионат мира по академической гребле прошёл с 19 по 26 августа 2001 года близ швейцарского Люцерна.





Призёры

Распределение наград

Место Страна 1 2 3 Всего
1 Германия Германия 6 1 2 9
2 Великобритания Великобритания 4 0 1 5
3 Ирландия 3 0 0 3
Австралия Австралия 3 0 0 3
5 Италия Италия 2 3 3 8
6 Франция Франция 2 1 2 5
Румыния Румыния 2 1 2 5
8 Австрия Австрия 1 0 0 1
Венгрия Венгрия 1 0 0 1
Норвегия Норвегия 1 0 0 1
11 Нидерланды Нидерланды 0 3 1 4
12 Дания Дания 0 3 0 3
Новая Зеландия Новая Зеландия 0 3 0 3
14 Польша Польша 0 2 0 2
15 Белоруссия Белоруссия 0 1 2 3
США США 0 1 2 3
17 Словения Словения 0 1 1 2
18 Хорватия Хорватия 0 1 0 1
Греция Греция 0 1 0 1
Россия Россия 0 1 0 1
Югославия Югославия 0 1 0 1
22 Чехия Чехия 0 0 2 2
Япония Япония 0 0 2 2
24 Аргентина Аргентина 0 0 1 1
Канада Канада 0 0 1 1
ЮАР ЮАР 0 0 1 1
Швейцария Швейцария 0 0 1 1
Итого 24 24 24 72

Призёры от России

2 одиночка (женщины) - Юлия Левина.

Напишите отзыв о статье "Чемпионат мира по академической гребле 2001"

Примечания

Отрывок, характеризующий Чемпионат мира по академической гребле 2001


Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.