Чемпионат мира по борьбе 1985

Чемпионат мира по борьбе 1985 года проходил раздельно. Соревнования по греко-римской борьбе прошли 8-11 августа в Кульботне (Норвегия), а соревнования по вольной борьбе — 10-13 октября в Будапеште (Венгрия).

Общий медальный зачёт

Место	Страна	Золото	Серебро	Бронза	Всего
1	СССР СССР	8	6	3	17
2	Болгария Болгария	4	2	5	11
3	США США	3	2	2	7
4	Румыния Румыния	1	2	2	5
5	Польша Польша	1	1	0	2
6	Куба Куба	1	0	1	2
	Норвегия Норвегия	1	0	1	2
8	КНДР КНДР	1	0	0	1
9	Венгрия Венгрия	0	2	1	3
	Монголия Монголия	0	2	1	3
11	Канада Канада	0	1	1	2
	ГДР ГДР	0	1	1	2
13	Иран Иран	0	1	0	1
14	Финляндия Финляндия	0	0	1	1
	Япония Япония	0	0	1	1
Всего		20	20	20	60

Медалисты

Вольная борьба (мужчины)

Вес	Золото	Серебро	Бронза
До 48 кг	Ким Чоль Хван	Маджид Торкан	Василий Гоголев
До 52 кг	Валентин Йорданов	Минатула Даибов	Мицуро Сато
До 57 кг	Сергей Белоглазов	Кевин Даркус	Георгий Калчев
До 62 кг	Виктор Алексеев	Авирмедийн Энхээ	Албен Кумбаров
До 68 кг	Арсен Фадзаев	Буяндэлгэрийн Болд	Пат Салливан
До 74 кг	Рауль Каскарет	Дэйв Шульц	Лодоин Энхбаяр
До 82 кг	Марк Шульц	Александр Нанев	Александр Тамбовцев
До 90 кг	Вильям Шерр	Роланд Дудзяк	Али Алиев
До 100 кг	Лери Хабелов	Кларк Дэйвис	Уве Нойперт
До 130 кг	Давид Гобеджишвили	Йожеф Балла	Брюс Баумгартнер

Греко-римская борьба (мужчины)

Вес	Золото	Серебро	Бронза
До 48 кг	Махяддин Аллахвердиев	Братан Ценов	Чаба Вадас
До 52 кг	Йон Рённинген	Минсеит Тазетдинов	Михай Сишмаш
До 57 кг	Стоян Балов	Оганес Арутюнян	Амадорис Гонсалес
До 62 кг	Живко Вангелов	Богуслав Клозик	Георге Саву
До 68 кг	Штефан Негришан	Михаил Прокудин	Джим Мартинес
До 74 кг	Михаил Мамиашвили	Штефан Русу	Юко Саломяки
До 82 кг	Богдан Дарас	Абдулбасир Батталов	Клаус Мюсен
До 90 кг	Майкл Хоук	Игорь Каныгин	Атанас Комшев
До 100 кг	Андрей Димитров	Тамаш Гашпар	Анатолий Федоренко
До 130 кг	Игорь Ростороцкий	Иоан Григораш	Рангел Геровски

Ссылки

• [www.iat.uni-leipzig.de/datenbanken/dbwrest/start.php FILA Database]

Отрывок, характеризующий Чемпионат мира по борьбе 1985

– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.