Чемпионат мира по лыжным видам спорта 1997
Поделись знанием:
Балашев застал маршала Даву в сарае крестьянскои избы, сидящего на бочонке и занятого письменными работами (он поверял счеты). Адъютант стоял подле него. Возможно было найти лучшее помещение, но маршал Даву был один из тех людей, которые нарочно ставят себя в самые мрачные условия жизни, для того чтобы иметь право быть мрачными. Они для того же всегда поспешно и упорно заняты. «Где тут думать о счастливой стороне человеческой жизни, когда, вы видите, я на бочке сижу в грязном сарае и работаю», – говорило выражение его лица. Главное удовольствие и потребность этих людей состоит в том, чтобы, встретив оживление жизни, бросить этому оживлению в глаза спою мрачную, упорную деятельность. Это удовольствие доставил себе Даву, когда к нему ввели Балашева. Он еще более углубился в свою работу, когда вошел русский генерал, и, взглянув через очки на оживленное, под впечатлением прекрасного утра и беседы с Мюратом, лицо Балашева, не встал, не пошевелился даже, а еще больше нахмурился и злобно усмехнулся.
Заметив на лице Балашева произведенное этим приемом неприятное впечатление, Даву поднял голову и холодно спросил, что ему нужно.
Предполагая, что такой прием мог быть сделан ему только потому, что Даву не знает, что он генерал адъютант императора Александра и даже представитель его перед Наполеоном, Балашев поспешил сообщить свое звание и назначение. В противность ожидания его, Даву, выслушав Балашева, стал еще суровее и грубее.
– Где же ваш пакет? – сказал он. – Donnez le moi, ije l'enverrai a l'Empereur. [Дайте мне его, я пошлю императору.]
Балашев сказал, что он имеет приказание лично передать пакет самому императору.
– Приказания вашего императора исполняются в вашей армии, а здесь, – сказал Даву, – вы должны делать то, что вам говорят.
И как будто для того чтобы еще больше дать почувствовать русскому генералу его зависимость от грубой силы, Даву послал адъютанта за дежурным.
Балашев вынул пакет, заключавший письмо государя, и положил его на стол (стол, состоявший из двери, на которой торчали оторванные петли, положенной на два бочонка). Даву взял конверт и прочел надпись.
– Вы совершенно вправе оказывать или не оказывать мне уважение, – сказал Балашев. – Но позвольте вам заметить, что я имею честь носить звание генерал адъютанта его величества…
Даву взглянул на него молча, и некоторое волнение и смущение, выразившиеся на лице Балашева, видимо, доставили ему удовольствие.
– Вам будет оказано должное, – сказал он и, положив конверт в карман, вышел из сарая.
Через минуту вошел адъютант маршала господин де Кастре и провел Балашева в приготовленное для него помещение.
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.
Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
41-й чемпионат мира по лыжным видам спорта 1997 состоялся с 21 февраля по 2 марта 1997 года в норвежском городе Тронхейме. Было разыграно 15 комплектов медалей (10 у лыжников-гонщиков, 2 в двоеборье и 3 в прыжках с трамплина). Выдающегося успеха в истории лыжных гонок добилась Елена Вяльбе, ставшая чемпионкой во всех 5 видах женской лыжной программы.
Содержание
Результаты соревнований
Лыжные гонки, мужчины
21 февраля — 30 км (свободный стиль, раздельный старт)
| Медаль | Спортсмен | Время |
| Золото |  Алексей Прокуроров
|
1:06:28.2 |
| Серебро |  Бьорн Дэли
|
1:06:45.6 |
| Бронза | Томас Альсгорд
|
1:06:49.2 |
24 февраля — 10 км (классический стиль, раздельный старт)
| Медаль | Спортсмен | Время |
| Золото | Бьорн Дэли
|
23:41.8 |
| Серебро | Алексей Прокуроров
|
24:09.7 |
| Бронза |  Мика Мюллюля
|
24:14.2 |
25 февраля — 10 км + 15 км (гонка преследования свободным стилем)
| Медаль | Спортсмен | Время |
| Золото | Бьорн Дэли
|
1:00:11.1 |
| Серебро | Мика Мюллюля
|
1:01:01.2 |
| Бронза | Алексей Прокуроров
|
1:01:01.8 |
28 февраля — Эстафета 4х10 км
| Медаль | Команда | Время |
| Золото | Норвегия (Стуре Сивертсен, Эрлинг Евне, Бьорн Дэли, Томас Альсгорд)
|
1:37:06.1 |
| Серебро | Финляндия (Харри Кирвесниеми, Мика Мюллюля, Яри Рясянен, Яри Исомется)
|
1:39:17.3 |
| Бронза |  Италия (Джорджо Ди Чента, Сильвио Фаунер, Пьетро Пиллер Коттрер, Фульвио Вальбуза)
|
1:39:56.9 |
2 марта — 50 км (классический стиль, раздельный старт)
| Медаль | Спортсмен | Время |
| Золото | Мика Мюллюля
|
2:16:37.5 |
| Серебро | Эрлинг Евне
|
2:17:32.4 |
| Bronze | Бьорн Дэли
|
2:18:36.0 |
Лыжные гонки, женщины
21 февраля — 15 км (свободный стиль)
| Место | Спортсмен | Время |
| Золото | Елена Вяльбе
|
36:28.2 |
| Серебро | Стефания Бельмондо
|
36:39.1 |
| Бронза |  Катержина Нойманова
|
36:42.0 |
23 февраля — 5 км (классический стиль)
| Место | Спортсмен | Время |
| Золото | Елена Вяльбе
|
13:32.7 |
| Серебро | Стефания Бельмондо
|
13:35.0 |
| Бронза | Ольга Данилова
|
13:37.7 |
Финишировавшая первой Любовь Егорова через 3 дня была дисквалифицирована за использование бромантана.
24 февраля - 5 км + 10 км (комбинированная гонка преследования)
| Медаль | Спортсмен | Время |
| Золото | Елена Вяльбе
|
39:13.5 |
| Серебро | Стефания Бельмондо
|
39:13.5 |
| Бронза | Нина Гаврылюк
|
39:32.1 |
28 февраля — Эстафета 4×5 км
| Медаль | Команда | Время |
| Золото | Россия (Ольга Данилова, Лариса Лазутина, Нина Гаврылюк, Елена Вяльбе)
|
56:40.2 |
| Серебро | Норвегия (Бенте Мартинсен, Марит Миккельспласс, Элин Нильсен, Труде Дюбендаль)
|
56:56.2 |
| Бронза | Финляндия (Риикка Сирвио, Тууликки Пюукёнен, Кати Пулккинен, Сату Салонен)
|
57:38.0 |
1 марта — 30 км (классический стиль)
| Место | Спортсмен | Время |
| Золото | Елена Вяльбе
|
1:23:04.9 |
| Серебро | Стефания Бельмондо
|
1:23:33.2 |
| Бронза | Марит Миккельспласс
|
1:24:55.7 |
Лыжное двоеборье
22 февраля — Индивидуальная гонка преследования (средний трамплин (К90) + 15 км)
| Медаль | Спортсмен | Время |
| Золото |  Кэндзи Огивара
|
|
| Серебро | Бьярте Энген Вик
|
|
| Бронза |  Фабрис Ги
|
23 февраля — Командные соревнования (средний трамплин (К90) + 4х5 км)
| Медаль | Команда | Время |
| Золото | Норвегия (Хальдор Скард, Бьярте Энген Вик, Кнут Торе Апеланд, Фред Бьёрре Лундберг)
|
52:18.0 |
| Серебро | Финляндия (Яри Мантила, Тапио Нурмела, Самппа Лаюнен, Ханну Маннинен)
|
53:03.6 |
| Бронза |  Австрия (Кристоф Юген, Феликс Готтвальд, Марио Штехер, Роберт Штадельманн)
|
53:30.9 |
Прыжки на лыжах с трамплина
22 февраля — Средний трамплин (К90)
| Медаль | Спортсмен | Очки |
| Золото | Янне Ахонен
|
263.5 |
| Серебро | Масахико Харада
|
258.5 |
| Бронза | Андреас Голдбергер
|
257.0 |
27 февраля — Большой трамплин (К120), командные соревнования
| Медаль | Команда | Очки |
| Золото | Финляндия (Ари-Пекка Никкола, Яни Сойнинен, Мика Лайтинен, Янне Ахонен)
|
955.3 |
| Серебро | Япония (Кадзуёси Фунаки, Таканобу Окабэ, Масахико Харада, Хироя Сайто)
|
905.0 |
| Бронза |  Германия (Кристоф Дуффнер, Мартин Шмитт, Хансйорг Якле, Дитер Тома)
|
845.6 |
21 февраля — Большой трамплин (К120)
| Медаль | Спортсмен | Очки |
| Золото | Масахико Харада
|
252.1 |
| Серебро | Дитер Тома
|
244.9 |
| Бронза |  Сильван Фрейхольц
|
237.3 |
Медальный зачет
| Место | Страна | Золото | Серебро | Бронза | Всего |
|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Россия |
6 | 1 | 3 | 10 |
| 2 | Норвегия |
4 | 4 | 3 | 11 |
| 3 | Финляндия |
3 | 3 | 2 | 8 |
| 4 | Япония |
2 | 2 | 0 | 4 |
| 5 | Италия |
0 | 4 | 1 | 5 |
| 6 | Германия |
0 | 1 | 1 | 2 |
| 7 | Австрия |
0 | 0 | 2 | 2 |
| 8 | Чехия |
0 | 0 | 1 | 1 |
| 8 | Франция |
0 | 0 | 1 | 1 |
| 8 | Швейцария |
0 | 0 | 1 | 1 |
| Итого | 15 | 15 | 15 | 45 |
Напишите отзыв о статье "Чемпионат мира по лыжным видам спорта 1997"
Ссылки
- [www.fis-ski.com/uk/604/1228.html?event_id=4661&event_idjp=6678&event_idnk=13428 Результаты на сайте FIS]
Отрывок, характеризующий Чемпионат мира по лыжным видам спорта 1997
В механизме государственного организма нужны эти люди, как нужны волки в организме природы, и они всегда есть, всегда являются и держатся, как ни несообразно кажется их присутствие и близость к главе правительства. Только этой необходимостью можно объяснить то, как мог жестокий, лично выдиравший усы гренадерам и не могший по слабости нерв переносить опасность, необразованный, непридворный Аракчеев держаться в такой силе при рыцарски благородном и нежном характере Александра.Балашев застал маршала Даву в сарае крестьянскои избы, сидящего на бочонке и занятого письменными работами (он поверял счеты). Адъютант стоял подле него. Возможно было найти лучшее помещение, но маршал Даву был один из тех людей, которые нарочно ставят себя в самые мрачные условия жизни, для того чтобы иметь право быть мрачными. Они для того же всегда поспешно и упорно заняты. «Где тут думать о счастливой стороне человеческой жизни, когда, вы видите, я на бочке сижу в грязном сарае и работаю», – говорило выражение его лица. Главное удовольствие и потребность этих людей состоит в том, чтобы, встретив оживление жизни, бросить этому оживлению в глаза спою мрачную, упорную деятельность. Это удовольствие доставил себе Даву, когда к нему ввели Балашева. Он еще более углубился в свою работу, когда вошел русский генерал, и, взглянув через очки на оживленное, под впечатлением прекрасного утра и беседы с Мюратом, лицо Балашева, не встал, не пошевелился даже, а еще больше нахмурился и злобно усмехнулся.
Заметив на лице Балашева произведенное этим приемом неприятное впечатление, Даву поднял голову и холодно спросил, что ему нужно.
Предполагая, что такой прием мог быть сделан ему только потому, что Даву не знает, что он генерал адъютант императора Александра и даже представитель его перед Наполеоном, Балашев поспешил сообщить свое звание и назначение. В противность ожидания его, Даву, выслушав Балашева, стал еще суровее и грубее.
– Где же ваш пакет? – сказал он. – Donnez le moi, ije l'enverrai a l'Empereur. [Дайте мне его, я пошлю императору.]
Балашев сказал, что он имеет приказание лично передать пакет самому императору.
– Приказания вашего императора исполняются в вашей армии, а здесь, – сказал Даву, – вы должны делать то, что вам говорят.
И как будто для того чтобы еще больше дать почувствовать русскому генералу его зависимость от грубой силы, Даву послал адъютанта за дежурным.
Балашев вынул пакет, заключавший письмо государя, и положил его на стол (стол, состоявший из двери, на которой торчали оторванные петли, положенной на два бочонка). Даву взял конверт и прочел надпись.
– Вы совершенно вправе оказывать или не оказывать мне уважение, – сказал Балашев. – Но позвольте вам заметить, что я имею честь носить звание генерал адъютанта его величества…
Даву взглянул на него молча, и некоторое волнение и смущение, выразившиеся на лице Балашева, видимо, доставили ему удовольствие.
– Вам будет оказано должное, – сказал он и, положив конверт в карман, вышел из сарая.
Через минуту вошел адъютант маршала господин де Кастре и провел Балашева в приготовленное для него помещение.
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.
Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
