Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1999
Поделись знанием:
В это же самое время князь Андрей сидел у Пьера и говорил ему о своей любви к Наташе и о твердо взятом намерении жениться на ней.
В этот день у графини Елены Васильевны был раут, был французский посланник, был принц, сделавшийся с недавнего времени частым посетителем дома графини, и много блестящих дам и мужчин. Пьер был внизу, прошелся по залам, и поразил всех гостей своим сосредоточенно рассеянным и мрачным видом.
Пьер со времени бала чувствовал в себе приближение припадков ипохондрии и с отчаянным усилием старался бороться против них. Со времени сближения принца с его женою, Пьер неожиданно был пожалован в камергеры, и с этого времени он стал чувствовать тяжесть и стыд в большом обществе, и чаще ему стали приходить прежние мрачные мысли о тщете всего человеческого. В это же время замеченное им чувство между покровительствуемой им Наташей и князем Андреем, своей противуположностью между его положением и положением его друга, еще усиливало это мрачное настроение. Он одинаково старался избегать мыслей о своей жене и о Наташе и князе Андрее. Опять всё ему казалось ничтожно в сравнении с вечностью, опять представлялся вопрос: «к чему?». И он дни и ночи заставлял себя трудиться над масонскими работами, надеясь отогнать приближение злого духа. Пьер в 12 м часу, выйдя из покоев графини, сидел у себя наверху в накуренной, низкой комнате, в затасканном халате перед столом и переписывал подлинные шотландские акты, когда кто то вошел к нему в комнату. Это был князь Андрей.
– А, это вы, – сказал Пьер с рассеянным и недовольным видом. – А я вот работаю, – сказал он, указывая на тетрадь с тем видом спасения от невзгод жизни, с которым смотрят несчастливые люди на свою работу.
Князь Андрей с сияющим, восторженным и обновленным к жизни лицом остановился перед Пьером и, не замечая его печального лица, с эгоизмом счастия улыбнулся ему.
– Ну, душа моя, – сказал он, – я вчера хотел сказать тебе и нынче за этим приехал к тебе. Никогда не испытывал ничего подобного. Я влюблен, мой друг.
Пьер вдруг тяжело вздохнул и повалился своим тяжелым телом на диван, подле князя Андрея.
– В Наташу Ростову, да? – сказал он.
– Да, да, в кого же? Никогда не поверил бы, но это чувство сильнее меня. Вчера я мучился, страдал, но и мученья этого я не отдам ни за что в мире. Я не жил прежде. Теперь только я живу, но я не могу жить без нее. Но может ли она любить меня?… Я стар для нее… Что ты не говоришь?…
– Я? Я? Что я говорил вам, – вдруг сказал Пьер, вставая и начиная ходить по комнате. – Я всегда это думал… Эта девушка такое сокровище, такое… Это редкая девушка… Милый друг, я вас прошу, вы не умствуйте, не сомневайтесь, женитесь, женитесь и женитесь… И я уверен, что счастливее вас не будет человека.
– Но она!
– Она любит вас.
– Не говори вздору… – сказал князь Андрей, улыбаясь и глядя в глаза Пьеру.
– Любит, я знаю, – сердито закричал Пьер.
– Нет, слушай, – сказал князь Андрей, останавливая его за руку. – Ты знаешь ли, в каком я положении? Мне нужно сказать все кому нибудь.
– Ну, ну, говорите, я очень рад, – говорил Пьер, и действительно лицо его изменилось, морщина разгладилась, и он радостно слушал князя Андрея. Князь Андрей казался и был совсем другим, новым человеком. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность? Пьер был единственный человек, перед которым он решался высказаться; но зато он ему высказывал всё, что у него было на душе. То он легко и смело делал планы на продолжительное будущее, говорил о том, как он не может пожертвовать своим счастьем для каприза своего отца, как он заставит отца согласиться на этот брак и полюбить ее или обойдется без его согласия, то он удивлялся, как на что то странное, чуждое, от него независящее, на то чувство, которое владело им.
– Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить, – говорил князь Андрей. – Это совсем не то чувство, которое было у меня прежде. Весь мир разделен для меня на две половины: одна – она и там всё счастье надежды, свет; другая половина – всё, где ее нет, там всё уныние и темнота…
– Темнота и мрак, – повторил Пьер, – да, да, я понимаю это.
– Я не могу не любить света, я не виноват в этом. И я очень счастлив. Ты понимаешь меня? Я знаю, что ты рад за меня.
– Да, да, – подтверждал Пьер, умиленными и грустными глазами глядя на своего друга. Чем светлее представлялась ему судьба князя Андрея, тем мрачнее представлялась своя собственная.
Для женитьбы нужно было согласие отца, и для этого на другой день князь Андрей уехал к отцу.
Отец с наружным спокойствием, но внутренней злобой принял сообщение сына. Он не мог понять того, чтобы кто нибудь хотел изменять жизнь, вносить в нее что нибудь новое, когда жизнь для него уже кончалась. – «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы делали, что хотели», говорил себе старик. С сыном однако он употребил ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он обсудил всё дело.
Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.
– И это последнее мое слово, знай, последнее… – кончил князь таким тоном, которым показывал, что ничто не заставит его изменить свое решение.
Князь Андрей ясно видел, что старик надеялся, что чувство его или его будущей невесты не выдержит испытания года, или что он сам, старый князь, умрет к этому времени, и решил исполнить волю отца: сделать предложение и отложить свадьбу на год.
Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.
На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».
Лакей хотел войти, чтобы убрать что то в зале, но она не пустила его, опять затворив за ним дверь, и продолжала свою прогулку. Она возвратилась в это утро опять к своему любимому состоянию любви к себе и восхищения перед собою. – «Что за прелесть эта Наташа!» сказала она опять про себя словами какого то третьего, собирательного, мужского лица. – «Хороша, голос, молода, и никому она не мешает, оставьте только ее в покое». Но сколько бы ни оставляли ее в покое, она уже не могла быть покойна и тотчас же почувствовала это.
В передней отворилась дверь подъезда, кто то спросил: дома ли? и послышались чьи то шаги. Наташа смотрелась в зеркало, но она не видала себя. Она слушала звуки в передней. Когда она увидала себя, лицо ее было бледно. Это был он. Она это верно знала, хотя чуть слышала звук его голоса из затворенных дверей.
Наташа, бледная и испуганная, вбежала в гостиную.
– Мама, Болконский приехал! – сказала она. – Мама, это ужасно, это несносно! – Я не хочу… мучиться! Что же мне делать?…
Еще графиня не успела ответить ей, как князь Андрей с тревожным и серьезным лицом вошел в гостиную. Как только он увидал Наташу, лицо его просияло. Он поцеловал руку графини и Наташи и сел подле дивана.
– Давно уже мы не имели удовольствия… – начала было графиня, но князь Андрей перебил ее, отвечая на ее вопрос и очевидно торопясь сказать то, что ему было нужно.
– Я не был у вас всё это время, потому что был у отца: мне нужно было переговорить с ним о весьма важном деле. Я вчера ночью только вернулся, – сказал он, взглянув на Наташу. – Мне нужно переговорить с вами, графиня, – прибавил он после минутного молчания.
Графиня, тяжело вздохнув, опустила глаза.
– Я к вашим услугам, – проговорила она.
Наташа знала, что ей надо уйти, но она не могла этого сделать: что то сжимало ей горло, и она неучтиво, прямо, открытыми глазами смотрела на князя Андрея.
«Сейчас? Сию минуту!… Нет, это не может быть!» думала она.
Он опять взглянул на нее, и этот взгляд убедил ее в том, что она не ошиблась. – Да, сейчас, сию минуту решалась ее судьба.
– Поди, Наташа, я позову тебя, – сказала графиня шопотом.
Наташа испуганными, умоляющими глазами взглянула на князя Андрея и на мать, и вышла.
– Я приехал, графиня, просить руки вашей дочери, – сказал князь Андрей. Лицо графини вспыхнуло, но она ничего не сказала.
– Ваше предложение… – степенно начала графиня. – Он молчал, глядя ей в глаза. – Ваше предложение… (она сконфузилась) нам приятно, и… я принимаю ваше предложение, я рада. И муж мой… я надеюсь… но от нее самой будет зависеть…
– Я скажу ей тогда, когда буду иметь ваше согласие… даете ли вы мне его? – сказал князь Андрей.
– Да, – сказала графиня и протянула ему руку и с смешанным чувством отчужденности и нежности прижалась губами к его лбу, когда он наклонился над ее рукой. Она желала любить его, как сына; но чувствовала, что он был чужой и страшный для нее человек. – Я уверена, что мой муж будет согласен, – сказала графиня, – но ваш батюшка…
– Мой отец, которому я сообщил свои планы, непременным условием согласия положил то, чтобы свадьба была не раньше года. И это то я хотел сообщить вам, – сказал князь Андрей.
– Правда, что Наташа еще молода, но так долго.
– Это не могло быть иначе, – со вздохом сказал князь Андрей.
– Я пошлю вам ее, – сказала графиня и вышла из комнаты.
– Господи, помилуй нас, – твердила она, отыскивая дочь. Соня сказала, что Наташа в спальне. Наташа сидела на своей кровати, бледная, с сухими глазами, смотрела на образа и, быстро крестясь, шептала что то. Увидав мать, она вскочила и бросилась к ней.
– Что? Мама?… Что?
– Поди, поди к нему. Он просит твоей руки, – сказала графиня холодно, как показалось Наташе… – Поди… поди, – проговорила мать с грустью и укоризной вслед убегавшей дочери, и тяжело вздохнула.
Наташа не помнила, как она вошла в гостиную. Войдя в дверь и увидав его, она остановилась. «Неужели этот чужой человек сделался теперь всё для меня?» спросила она себя и мгновенно ответила: «Да, всё: он один теперь дороже для меня всего на свете». Князь Андрей подошел к ней, опустив глаза.
– Я полюбил вас с той минуты, как увидал вас. Могу ли я надеяться?
Он взглянул на нее, и серьезная страстность выражения ее лица поразила его. Лицо ее говорило: «Зачем спрашивать? Зачем сомневаться в том, чего нельзя не знать? Зачем говорить, когда нельзя словами выразить того, что чувствуешь».
Она приблизилась к нему и остановилась. Он взял ее руку и поцеловал.
– Любите ли вы меня?
– Да, да, – как будто с досадой проговорила Наташа, громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще, и зарыдала.
– Об чем? Что с вами?
– Ах, я так счастлива, – отвечала она, улыбнулась сквозь слезы, нагнулась ближе к нему, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.
Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза, и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежнее, было серьезнее и сильнее.
– Сказала ли вам maman, что это не может быть раньше года? – сказал князь Андрей, продолжая глядеть в ее глаза. «Неужели это я, та девочка ребенок (все так говорили обо мне) думала Наташа, неужели я теперь с этой минуты жена , равная этого чужого, милого, умного человека, уважаемого даже отцом моим. Неужели это правда! неужели правда, что теперь уже нельзя шутить жизнию, теперь уж я большая, теперь уж лежит на мне ответственность за всякое мое дело и слово? Да, что он спросил у меня?»
– Нет, – отвечала она, но она не понимала того, что он спрашивал.
– Простите меня, – сказал князь Андрей, – но вы так молоды, а я уже так много испытал жизни. Мне страшно за вас. Вы не знаете себя.
Наташа с сосредоточенным вниманием слушала, стараясь понять смысл его слов и не понимала.
– Как ни тяжел мне будет этот год, отсрочивающий мое счастье, – продолжал князь Андрей, – в этот срок вы поверите себя. Я прошу вас через год сделать мое счастье; но вы свободны: помолвка наша останется тайной и, ежели вы убедились бы, что вы не любите меня, или полюбили бы… – сказал князь Андрей с неестественной улыбкой.
– Зачем вы это говорите? – перебила его Наташа. – Вы знаете, что с того самого дня, как вы в первый раз приехали в Отрадное, я полюбила вас, – сказала она, твердо уверенная, что она говорила правду.
– В год вы узнаете себя…
– Целый год! – вдруг сказала Наташа, теперь только поняв то, что свадьба отсрочена на год. – Да отчего ж год? Отчего ж год?… – Князь Андрей стал ей объяснять причины этой отсрочки. Наташа не слушала его.
– И нельзя иначе? – спросила она. Князь Андрей ничего не ответил, но в лице его выразилась невозможность изменить это решение.
– Это ужасно! Нет, это ужасно, ужасно! – вдруг заговорила Наташа и опять зарыдала. – Я умру, дожидаясь года: это нельзя, это ужасно. – Она взглянула в лицо своего жениха и увидала на нем выражение сострадания и недоумения.
– Нет, нет, я всё сделаю, – сказала она, вдруг остановив слезы, – я так счастлива! – Отец и мать вошли в комнату и благословили жениха и невесту.
С этого дня князь Андрей женихом стал ездить к Ростовым.
Обручения не было и никому не было объявлено о помолвке Болконского с Наташей; на этом настоял князь Андрей. Он говорил, что так как он причиной отсрочки, то он и должен нести всю тяжесть ее. Он говорил, что он навеки связал себя своим словом, но что он не хочет связывать Наташу и предоставляет ей полную свободу. Ежели она через полгода почувствует, что она не любит его, она будет в своем праве, ежели откажет ему. Само собою разумеется, что ни родители, ни Наташа не хотели слышать об этом; но князь Андрей настаивал на своем. Князь Андрей бывал каждый день у Ростовых, но не как жених обращался с Наташей: он говорил ей вы и целовал только ее руку. Между князем Андреем и Наташей после дня предложения установились совсем другие чем прежде, близкие, простые отношения. Они как будто до сих пор не знали друг друга. И он и она любили вспоминать о том, как они смотрели друг на друга, когда были еще ничем , теперь оба они чувствовали себя совсем другими существами: тогда притворными, теперь простыми и искренними. Сначала в семействе чувствовалась неловкость в обращении с князем Андреем; он казался человеком из чуждого мира, и Наташа долго приучала домашних к князю Андрею и с гордостью уверяла всех, что он только кажется таким особенным, а что он такой же, как и все, и что она его не боится и что никто не должен бояться его. После нескольких дней, в семействе к нему привыкли и не стесняясь вели при нем прежний образ жизни, в котором он принимал участие. Он про хозяйство умел говорить с графом и про наряды с графиней и Наташей, и про альбомы и канву с Соней. Иногда домашние Ростовы между собою и при князе Андрее удивлялись тому, как всё это случилось и как очевидны были предзнаменования этого: и приезд князя Андрея в Отрадное, и их приезд в Петербург, и сходство между Наташей и князем Андреем, которое заметила няня в первый приезд князя Андрея, и столкновение в 1805 м году между Андреем и Николаем, и еще много других предзнаменований того, что случилось, было замечено домашними.
В доме царствовала та поэтическая скука и молчаливость, которая всегда сопутствует присутствию жениха и невесты. Часто сидя вместе, все молчали. Иногда вставали и уходили, и жених с невестой, оставаясь одни, всё также молчали. Редко они говорили о будущей своей жизни. Князю Андрею страшно и совестно было говорить об этом. Наташа разделяла это чувство, как и все его чувства, которые она постоянно угадывала. Один раз Наташа стала расспрашивать про его сына. Князь Андрей покраснел, что с ним часто случалось теперь и что особенно любила Наташа, и сказал, что сын его не будет жить с ними.
– Отчего? – испуганно сказала Наташа.
– Я не могу отнять его у деда и потом…
– Как бы я его любила! – сказала Наташа, тотчас же угадав его мысль; но я знаю, вы хотите, чтобы не было предлогов обвинять вас и меня.
Старый граф иногда подходил к князю Андрею, целовал его, спрашивал у него совета на счет воспитания Пети или службы Николая. Старая графиня вздыхала, глядя на них. Соня боялась всякую минуту быть лишней и старалась находить предлоги оставлять их одних, когда им этого и не нужно было. Когда князь Андрей говорил (он очень хорошо рассказывал), Наташа с гордостью слушала его; когда она говорила, то со страхом и радостью замечала, что он внимательно и испытующе смотрит на нее. Она с недоумением спрашивала себя: «Что он ищет во мне? Чего то он добивается своим взглядом! Что, как нет во мне того, что он ищет этим взглядом?» Иногда она входила в свойственное ей безумно веселое расположение духа, и тогда она особенно любила слушать и смотреть, как князь Андрей смеялся. Он редко смеялся, но зато, когда он смеялся, то отдавался весь своему смеху, и всякий раз после этого смеха она чувствовала себя ближе к нему. Наташа была бы совершенно счастлива, ежели бы мысль о предстоящей и приближающейся разлуке не пугала ее, так как и он бледнел и холодел при одной мысли о том.
Накануне своего отъезда из Петербурга, князь Андрей привез с собой Пьера, со времени бала ни разу не бывшего у Ростовых. Пьер казался растерянным и смущенным. Он разговаривал с матерью. Наташа села с Соней у шахматного столика, приглашая этим к себе князя Андрея. Он подошел к ним.
– Вы ведь давно знаете Безухого? – спросил он. – Вы любите его?
– Да, он славный, но смешной очень.
И она, как всегда говоря о Пьере, стала рассказывать анекдоты о его рассеянности, анекдоты, которые даже выдумывали на него.
– Вы знаете, я поверил ему нашу тайну, – сказал князь Андрей. – Я знаю его с детства. Это золотое сердце. Я вас прошу, Натали, – сказал он вдруг серьезно; – я уеду, Бог знает, что может случиться. Вы можете разлю… Ну, знаю, что я не должен говорить об этом. Одно, – чтобы ни случилось с вами, когда меня не будет…
– Что ж случится?…
– Какое бы горе ни было, – продолжал князь Андрей, – я вас прошу, m lle Sophie, что бы ни случилось, обратитесь к нему одному за советом и помощью. Это самый рассеянный и смешной человек, но самое золотое сердце.
Ни отец и мать, ни Соня, ни сам князь Андрей не могли предвидеть того, как подействует на Наташу расставанье с ее женихом. Красная и взволнованная, с сухими глазами, она ходила этот день по дому, занимаясь самыми ничтожными делами, как будто не понимая того, что ожидает ее. Она не плакала и в ту минуту, как он, прощаясь, последний раз поцеловал ее руку. – Не уезжайте! – только проговорила она ему таким голосом, который заставил его задуматься о том, не нужно ли ему действительно остаться и который он долго помнил после этого. Когда он уехал, она тоже не плакала; но несколько дней она не плача сидела в своей комнате, не интересовалась ничем и только говорила иногда: – Ах, зачем он уехал!
Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененной нравственной физиогномией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.
Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…
Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.
Зимой в Лысые Горы приезжал князь Андрей, был весел, кроток и нежен, каким его давно не видала княжна Марья. Она предчувствовала, что с ним что то случилось, но он не сказал ничего княжне Марье о своей любви. Перед отъездом князь Андрей долго беседовал о чем то с отцом и княжна Марья заметила, что перед отъездом оба были недовольны друг другом.
Вскоре после отъезда князя Андрея, княжна Марья писала из Лысых Гор в Петербург своему другу Жюли Карагиной, которую княжна Марья мечтала, как мечтают всегда девушки, выдать за своего брата, и которая в это время была в трауре по случаю смерти своего брата, убитого в Турции.
«Горести, видно, общий удел наш, милый и нежный друг Julieie».
«Ваша потеря так ужасна, что я иначе не могу себе объяснить ее, как особенную милость Бога, Который хочет испытать – любя вас – вас и вашу превосходную мать. Ах, мой друг, религия, и только одна религия, может нас, уже не говорю утешить, но избавить от отчаяния; одна религия может объяснить нам то, чего без ее помощи не может понять человек: для чего, зачем существа добрые, возвышенные, умеющие находить счастие в жизни, никому не только не вредящие, но необходимые для счастия других – призываются к Богу, а остаются жить злые, бесполезные, вредные, или такие, которые в тягость себе и другим. Первая смерть, которую я видела и которую никогда не забуду – смерть моей милой невестки, произвела на меня такое впечатление. Точно так же как вы спрашиваете судьбу, для чего было умирать вашему прекрасному брату, точно так же спрашивала я, для чего было умирать этому ангелу Лизе, которая не только не сделала какого нибудь зла человеку, но никогда кроме добрых мыслей не имела в своей душе. И что ж, мой друг, вот прошло с тех пор пять лет, и я, с своим ничтожным умом, уже начинаю ясно понимать, для чего ей нужно было умереть, и каким образом эта смерть была только выражением бесконечной благости Творца, все действия Которого, хотя мы их большею частью не понимаем, суть только проявления Его бесконечной любви к Своему творению. Может быть, я часто думаю, она была слишком ангельски невинна для того, чтобы иметь силу перенести все обязанности матери. Она была безупречна, как молодая жена; может быть, она не могла бы быть такою матерью. Теперь, мало того, что она оставила нам, и в особенности князю Андрею, самое чистое сожаление и воспоминание, она там вероятно получит то место, которого я не смею надеяться для себя. Но, не говоря уже о ней одной, эта ранняя и страшная смерть имела самое благотворное влияние, несмотря на всю печаль, на меня и на брата. Тогда, в минуту потери, эти мысли не могли притти мне; тогда я с ужасом отогнала бы их, но теперь это так ясно и несомненно. Пишу всё это вам, мой друг, только для того, чтобы убедить вас в евангельской истине, сделавшейся для меня жизненным правилом: ни один волос с головы не упадет без Его воли. А воля Его руководствуется только одною беспредельною любовью к нам, и потому всё, что ни случается с нами, всё для нашего блага. Вы спрашиваете, проведем ли мы следующую зиму в Москве? Несмотря на всё желание вас видеть, не думаю и не желаю этого. И вы удивитесь, что причиною тому Буонапарте. И вот почему: здоровье отца моего заметно слабеет: он не может переносить противоречий и делается раздражителен. Раздражительность эта, как вы знаете, обращена преимущественно на политические дела. Он не может перенести мысли о том, что Буонапарте ведет дело как с равными, со всеми государями Европы и в особенности с нашим, внуком Великой Екатерины! Как вы знаете, я совершенно равнодушна к политическим делам, но из слов моего отца и разговоров его с Михаилом Ивановичем, я знаю всё, что делается в мире, и в особенности все почести, воздаваемые Буонапарте, которого, как кажется, еще только в Лысых Горах на всем земном шаре не признают ни великим человеком, ни еще менее французским императором. И мой отец не может переносить этого. Мне кажется, что мой отец, преимущественно вследствие своего взгляда на политические дела и предвидя столкновения, которые у него будут, вследствие его манеры, не стесняясь ни с кем, высказывать свои мнения, неохотно говорит о поездке в Москву. Всё, что он выиграет от лечения, он потеряет вследствие споров о Буонапарте, которые неминуемы. Во всяком случае это решится очень скоро. Семейная жизнь наша идет по старому, за исключением присутствия брата Андрея. Он, как я уже писала вам, очень изменился последнее время. После его горя, он теперь только, в нынешнем году, совершенно нравственно ожил. Он стал таким, каким я его знала ребенком: добрым, нежным, с тем золотым сердцем, которому я не знаю равного. Он понял, как мне кажется, что жизнь для него не кончена. Но вместе с этой нравственной переменой, он физически очень ослабел. Он стал худее чем прежде, нервнее. Я боюсь за него и рада, что он предпринял эту поездку за границу, которую доктора уже давно предписывали ему. Я надеюсь, что это поправит его. Вы мне пишете, что в Петербурге о нем говорят, как об одном из самых деятельных, образованных и умных молодых людей. Простите за самолюбие родства – я никогда в этом не сомневалась. Нельзя счесть добро, которое он здесь сделал всем, начиная с своих мужиков и до дворян. Приехав в Петербург, он взял только то, что ему следовало. Удивляюсь, каким образом вообще доходят слухи из Петербурга в Москву и особенно такие неверные, как тот, о котором вы мне пишете, – слух о мнимой женитьбе брата на маленькой Ростовой. Я не думаю, чтобы Андрей когда нибудь женился на ком бы то ни было и в особенности на ней. И вот почему: во первых я знаю, что хотя он и редко говорит о покойной жене, но печаль этой потери слишком глубоко вкоренилась в его сердце, чтобы когда нибудь он решился дать ей преемницу и мачеху нашему маленькому ангелу. Во вторых потому, что, сколько я знаю, эта девушка не из того разряда женщин, которые могут нравиться князю Андрею. Не думаю, чтобы князь Андрей выбрал ее своею женою, и откровенно скажу: я не желаю этого. Но я заболталась, кончаю свой второй листок. Прощайте, мой милый друг; да сохранит вас Бог под Своим святым и могучим покровом. Моя милая подруга, mademoiselle Bourienne, целует вас.
Мари».
В середине лета, княжна Марья получила неожиданное письмо от князя Андрея из Швейцарии, в котором он сообщал ей странную и неожиданную новость. Князь Андрей объявлял о своей помолвке с Ростовой. Всё письмо его дышало любовной восторженностью к своей невесте и нежной дружбой и доверием к сестре. Он писал, что никогда не любил так, как любит теперь, и что теперь только понял и узнал жизнь; он просил сестру простить его за то, что в свой приезд в Лысые Горы он ничего не сказал ей об этом решении, хотя и говорил об этом с отцом. Он не сказал ей этого потому, что княжна Марья стала бы просить отца дать свое согласие, и не достигнув бы цели, раздражила бы отца, и на себе бы понесла всю тяжесть его неудовольствия. Впрочем, писал он, тогда еще дело не было так окончательно решено, как теперь. «Тогда отец назначил мне срок, год, и вот уже шесть месяцев, половина прошло из назначенного срока, и я остаюсь более, чем когда нибудь тверд в своем решении. Ежели бы доктора не задерживали меня здесь, на водах, я бы сам был в России, но теперь возвращение мое я должен отложить еще на три месяца. Ты знаешь меня и мои отношения с отцом. Мне ничего от него не нужно, я был и буду всегда независим, но сделать противное его воле, заслужить его гнев, когда может быть так недолго осталось ему быть с нами, разрушило бы наполовину мое счастие. Я пишу теперь ему письмо о том же и прошу тебя, выбрав добрую минуту, передать ему письмо и известить меня о том, как он смотрит на всё это и есть ли надежда на то, чтобы он согласился сократить срок на три месяца».
После долгих колебаний, сомнений и молитв, княжна Марья передала письмо отцу. На другой день старый князь сказал ей спокойно:
– Напиши брату, чтоб подождал, пока умру… Не долго – скоро развяжу…
Княжна хотела возразить что то, но отец не допустил ее, и стал всё более и более возвышать голос.
– Женись, женись, голубчик… Родство хорошее!… Умные люди, а? Богатые, а? Да. Хороша мачеха у Николушки будет! Напиши ты ему, что пускай женится хоть завтра. Мачеха Николушки будет – она, а я на Бурьенке женюсь!… Ха, ха, ха, и ему чтоб без мачехи не быть! Только одно, в моем доме больше баб не нужно; пускай женится, сам по себе живет. Может, и ты к нему переедешь? – обратился он к княжне Марье: – с Богом, по морозцу, по морозцу… по морозцу!…
После этой вспышки, князь не говорил больше ни разу об этом деле. Но сдержанная досада за малодушие сына выразилась в отношениях отца с дочерью. К прежним предлогам насмешек прибавился еще новый – разговор о мачехе и любезности к m lle Bourienne.
– Отчего же мне на ней не жениться? – говорил он дочери. – Славная княгиня будет! – И в последнее время, к недоуменью и удивлению своему, княжна Марья стала замечать, что отец ее действительно начинал больше и больше приближать к себе француженку. Княжна Марья написала князю Андрею о том, как отец принял его письмо; но утешала брата, подавая надежду примирить отца с этою мыслью.
Николушка и его воспитание, Andre и религия были утешениями и радостями княжны Марьи; но кроме того, так как каждому человеку нужны свои личные надежды, у княжны Марьи была в самой глубокой тайне ее души скрытая мечта и надежда, доставлявшая ей главное утешение в ее жизни. Утешительную эту мечту и надежду дали ей божьи люди – юродивые и странники, посещавшие ее тайно от князя. Чем больше жила княжна Марья, чем больше испытывала она жизнь и наблюдала ее, тем более удивляла ее близорукость людей, ищущих здесь на земле наслаждений и счастия; трудящихся, страдающих, борющихся и делающих зло друг другу, для достижения этого невозможного, призрачного и порочного счастия. «Князь Андрей любил жену, она умерла, ему мало этого, он хочет связать свое счастие с другой женщиной. Отец не хочет этого, потому что желает для Андрея более знатного и богатого супружества. И все они борются и страдают, и мучают, и портят свою душу, свою вечную душу, для достижения благ, которым срок есть мгновенье. Мало того, что мы сами знаем это, – Христос, сын Бога сошел на землю и сказал нам, что эта жизнь есть мгновенная жизнь, испытание, а мы всё держимся за нее и думаем в ней найти счастье. Как никто не понял этого? – думала княжна Марья. Никто кроме этих презренных божьих людей, которые с сумками за плечами приходят ко мне с заднего крыльца, боясь попасться на глаза князю, и не для того, чтобы не пострадать от него, а для того, чтобы его не ввести в грех. Оставить семью, родину, все заботы о мирских благах для того, чтобы не прилепляясь ни к чему, ходить в посконном рубище, под чужим именем с места на место, не делая вреда людям, и молясь за них, молясь и за тех, которые гонят, и за тех, которые покровительствуют: выше этой истины и жизни нет истины и жизни!»
Была одна странница, Федосьюшка, 50 ти летняя, маленькая, тихенькая, рябая женщина, ходившая уже более 30 ти лет босиком и в веригах. Ее особенно любила княжна Марья. Однажды, когда в темной комнате, при свете одной лампадки, Федосьюшка рассказывала о своей жизни, – княжне Марье вдруг с такой силой пришла мысль о том, что Федосьюшка одна нашла верный путь жизни, что она решилась сама пойти странствовать. Когда Федосьюшка пошла спать, княжна Марья долго думала над этим и наконец решила, что как ни странно это было – ей надо было итти странствовать. Она поверила свое намерение только одному духовнику монаху, отцу Акинфию, и духовник одобрил ее намерение. Под предлогом подарка странницам, княжна Марья припасла себе полное одеяние странницы: рубашку, лапти, кафтан и черный платок. Часто подходя к заветному комоду, княжна Марья останавливалась в нерешительности о том, не наступило ли уже время для приведения в исполнение ее намерения.
Часто слушая рассказы странниц, она возбуждалась их простыми, для них механическими, а для нее полными глубокого смысла речами, так что она была несколько раз готова бросить всё и бежать из дому. В воображении своем она уже видела себя с Федосьюшкой в грубом рубище, шагающей с палочкой и котомочкой по пыльной дороге, направляя свое странствие без зависти, без любви человеческой, без желаний от угодников к угодникам, и в конце концов, туда, где нет ни печали, ни воздыхания, а вечная радость и блаженство.
«Приду к одному месту, помолюсь; не успею привыкнуть, полюбить – пойду дальше. И буду итти до тех пор, пока ноги подкосятся, и лягу и умру где нибудь, и приду наконец в ту вечную, тихую пристань, где нет ни печали, ни воздыхания!…» думала княжна Марья.
Но потом, увидав отца и особенно маленького Коко, она ослабевала в своем намерении, потихоньку плакала и чувствовала, что она грешница: любила отца и племянника больше, чем Бога.
Библейское предание говорит, что отсутствие труда – праздность была условием блаженства первого человека до его падения. Любовь к праздности осталась та же и в падшем человеке, но проклятие всё тяготеет над человеком, и не только потому, что мы в поте лица должны снискивать хлеб свой, но потому, что по нравственным свойствам своим мы не можем быть праздны и спокойны. Тайный голос говорит, что мы должны быть виновны за то, что праздны. Ежели бы мог человек найти состояние, в котором он, будучи праздным, чувствовал бы себя полезным и исполняющим свой долг, он бы нашел одну сторону первобытного блаженства. И таким состоянием обязательной и безупречной праздности пользуется целое сословие – сословие военное. В этой то обязательной и безупречной праздности состояла и будет состоять главная привлекательность военной службы.
Николай Ростов испытывал вполне это блаженство, после 1807 года продолжая служить в Павлоградском полку, в котором он уже командовал эскадроном, принятым от Денисова.
Ростов сделался загрубелым, добрым малым, которого московские знакомые нашли бы несколько mauvais genre [дурного тона], но который был любим и уважаем товарищами, подчиненными и начальством и который был доволен своей жизнью. В последнее время, в 1809 году, он чаще в письмах из дому находил сетования матери на то, что дела расстраиваются хуже и хуже, и что пора бы ему приехать домой, обрадовать и успокоить стариков родителей.
Читая эти письма, Николай испытывал страх, что хотят вывести его из той среды, в которой он, оградив себя от всей житейской путаницы, жил так тихо и спокойно. Он чувствовал, что рано или поздно придется опять вступить в тот омут жизни с расстройствами и поправлениями дел, с учетами управляющих, ссорами, интригами, с связями, с обществом, с любовью Сони и обещанием ей. Всё это было страшно трудно, запутано, и он отвечал на письма матери, холодными классическими письмами, начинавшимися: Ma chere maman [Моя милая матушка] и кончавшимися: votre obeissant fils, [Ваш послушный сын,] умалчивая о том, когда он намерен приехать. В 1810 году он получил письма родных, в которых извещали его о помолвке Наташи с Болконским и о том, что свадьба будет через год, потому что старый князь не согласен. Это письмо огорчило, оскорбило Николая. Во первых, ему жалко было потерять из дома Наташу, которую он любил больше всех из семьи; во вторых, он с своей гусарской точки зрения жалел о том, что его не было при этом, потому что он бы показал этому Болконскому, что совсем не такая большая честь родство с ним и что, ежели он любит Наташу, то может обойтись и без разрешения сумасбродного отца. Минуту он колебался не попроситься ли в отпуск, чтоб увидать Наташу невестой, но тут подошли маневры, пришли соображения о Соне, о путанице, и Николай опять отложил. Но весной того же года он получил письмо матери, писавшей тайно от графа, и письмо это убедило его ехать. Она писала, что ежели Николай не приедет и не возьмется за дела, то всё именье пойдет с молотка и все пойдут по миру. Граф так слаб, так вверился Митеньке, и так добр, и так все его обманывают, что всё идет хуже и хуже. «Ради Бога, умоляю тебя, приезжай сейчас же, ежели ты не хочешь сделать меня и всё твое семейство несчастными», писала графиня.
Письмо это подействовало на Николая. У него был тот здравый смысл посредственности, который показывал ему, что было должно.
Теперь должно было ехать, если не в отставку, то в отпуск. Почему надо было ехать, он не знал; но выспавшись после обеда, он велел оседлать серого Марса, давно не езженного и страшно злого жеребца, и вернувшись на взмыленном жеребце домой, объявил Лаврушке (лакей Денисова остался у Ростова) и пришедшим вечером товарищам, что подает в отпуск и едет домой. Как ни трудно и странно было ему думать, что он уедет и не узнает из штаба (что ему особенно интересно было), произведен ли он будет в ротмистры, или получит Анну за последние маневры; как ни странно было думать, что он так и уедет, не продав графу Голуховскому тройку саврасых, которых польский граф торговал у него, и которых Ростов на пари бил, что продаст за 2 тысячи, как ни непонятно казалось, что без него будет тот бал, который гусары должны были дать панне Пшаздецкой в пику уланам, дававшим бал своей панне Боржозовской, – он знал, что надо ехать из этого ясного, хорошего мира куда то туда, где всё было вздор и путаница.
Через неделю вышел отпуск. Гусары товарищи не только по полку, но и по бригаде, дали обед Ростову, стоивший с головы по 15 руб. подписки, – играли две музыки, пели два хора песенников; Ростов плясал трепака с майором Басовым; пьяные офицеры качали, обнимали и уронили Ростова; солдаты третьего эскадрона еще раз качали его, и кричали ура! Потом Ростова положили в сани и проводили до первой станции.
До половины дороги, как это всегда бывает, от Кременчуга до Киева, все мысли Ростова были еще назади – в эскадроне; но перевалившись за половину, он уже начал забывать тройку саврасых, своего вахмистра Дожойвейку, и беспокойно начал спрашивать себя о том, что и как он найдет в Отрадном. Чем ближе он подъезжал, тем сильнее, гораздо сильнее (как будто нравственное чувство было подчинено тому же закону скорости падения тел в квадратах расстояний), он думал о своем доме; на последней перед Отрадным станции, дал ямщику три рубля на водку, и как мальчик задыхаясь вбежал на крыльцо дома.
После восторгов встречи, и после того странного чувства неудовлетворения в сравнении с тем, чего ожидаешь – всё то же, к чему же я так торопился! – Николай стал вживаться в свой старый мир дома. Отец и мать были те же, они только немного постарели. Новое в них било какое то беспокойство и иногда несогласие, которого не бывало прежде и которое, как скоро узнал Николай, происходило от дурного положения дел. Соне был уже двадцатый год. Она уже остановилась хорошеть, ничего не обещала больше того, что в ней было; но и этого было достаточно. Она вся дышала счастьем и любовью с тех пор как приехал Николай, и верная, непоколебимая любовь этой девушки радостно действовала на него. Петя и Наташа больше всех удивили Николая. Петя был уже большой, тринадцатилетний, красивый, весело и умно шаловливый мальчик, у которого уже ломался голос. На Наташу Николай долго удивлялся, и смеялся, глядя на нее.
– Совсем не та, – говорил он.
– Что ж, подурнела?
– Напротив, но важность какая то. Княгиня! – сказал он ей шопотом.
– Да, да, да, – радостно говорила Наташа.
Наташа рассказала ему свой роман с князем Андреем, его приезд в Отрадное и показала его последнее письмо.
– Что ж ты рад? – спрашивала Наташа. – Я так теперь спокойна, счастлива.
– Очень рад, – отвечал Николай. – Он отличный человек. Что ж ты очень влюблена?
– Как тебе сказать, – отвечала Наташа, – я была влюблена в Бориса, в учителя, в Денисова, но это совсем не то. Мне покойно, твердо. Я знаю, что лучше его не бывает людей, и мне так спокойно, хорошо теперь. Совсем не так, как прежде…
Николай выразил Наташе свое неудовольствие о том, что свадьба была отложена на год; но Наташа с ожесточением напустилась на брата, доказывая ему, что это не могло быть иначе, что дурно бы было вступить в семью против воли отца, что она сама этого хотела.
– Ты совсем, совсем не понимаешь, – говорила она. Николай замолчал и согласился с нею.
Брат часто удивлялся глядя на нее. Совсем не было похоже, чтобы она была влюбленная невеста в разлуке с своим женихом. Она была ровна, спокойна, весела совершенно по прежнему. Николая это удивляло и даже заставляло недоверчиво смотреть на сватовство Болконского. Он не верил в то, что ее судьба уже решена, тем более, что он не видал с нею князя Андрея. Ему всё казалось, что что нибудь не то, в этом предполагаемом браке.
«Зачем отсрочка? Зачем не обручились?» думал он. Разговорившись раз с матерью о сестре, он, к удивлению своему и отчасти к удовольствию, нашел, что мать точно так же в глубине души иногда недоверчиво смотрела на этот брак.
– Вот пишет, – говорила она, показывая сыну письмо князя Андрея с тем затаенным чувством недоброжелательства, которое всегда есть у матери против будущего супружеского счастия дочери, – пишет, что не приедет раньше декабря. Какое же это дело может задержать его? Верно болезнь! Здоровье слабое очень. Ты не говори Наташе. Ты не смотри, что она весела: это уж последнее девичье время доживает, а я знаю, что с ней делается всякий раз, как письма его получаем. А впрочем Бог даст, всё и хорошо будет, – заключала она всякий раз: – он отличный человек.
Первое время своего приезда Николай был серьезен и даже скучен. Его мучила предстоящая необходимость вмешаться в эти глупые дела хозяйства, для которых мать вызвала его. Чтобы скорее свалить с плеч эту обузу, на третий день своего приезда он сердито, не отвечая на вопрос, куда он идет, пошел с нахмуренными бровями во флигель к Митеньке и потребовал у него счеты всего. Что такое были эти счеты всего, Николай знал еще менее, чем пришедший в страх и недоумение Митенька. Разговор и учет Митеньки продолжался недолго. Староста, выборный и земский, дожидавшиеся в передней флигеля, со страхом и удовольствием слышали сначала, как загудел и затрещал как будто всё возвышавшийся голос молодого графа, слышали ругательные и страшные слова, сыпавшиеся одно за другим.
– Разбойник! Неблагодарная тварь!… изрублю собаку… не с папенькой… обворовал… – и т. д.
Потом эти люди с неменьшим удовольствием и страхом видели, как молодой граф, весь красный, с налитой кровью в глазах, за шиворот вытащил Митеньку, ногой и коленкой с большой ловкостью в удобное время между своих слов толкнул его под зад и закричал: «Вон! чтобы духу твоего, мерзавец, здесь не было!»
Митенька стремглав слетел с шести ступеней и убежал в клумбу. (Клумба эта была известная местность спасения преступников в Отрадном. Сам Митенька, приезжая пьяный из города, прятался в эту клумбу, и многие жители Отрадного, прятавшиеся от Митеньки, знали спасительную силу этой клумбы.)
Жена Митеньки и свояченицы с испуганными лицами высунулись в сени из дверей комнаты, где кипел чистый самовар и возвышалась приказчицкая высокая постель под стеганным одеялом, сшитым из коротких кусочков.
Молодой граф, задыхаясь, не обращая на них внимания, решительными шагами прошел мимо них и пошел в дом.
Графиня узнавшая тотчас через девушек о том, что произошло во флигеле, с одной стороны успокоилась в том отношении, что теперь состояние их должно поправиться, с другой стороны она беспокоилась о том, как перенесет это ее сын. Она подходила несколько раз на цыпочках к его двери, слушая, как он курил трубку за трубкой.
На другой день старый граф отозвал в сторону сына и с робкой улыбкой сказал ему:
– А знаешь ли, ты, моя душа, напрасно погорячился! Мне Митенька рассказал все.
«Я знал, подумал Николай, что никогда ничего не пойму здесь, в этом дурацком мире».
– Ты рассердился, что он не вписал эти 700 рублей. Ведь они у него написаны транспортом, а другую страницу ты не посмотрел.
– Папенька, он мерзавец и вор, я знаю. И что сделал, то сделал. А ежели вы не хотите, я ничего не буду говорить ему.
– Нет, моя душа (граф был смущен тоже. Он чувствовал, что он был дурным распорядителем имения своей жены и виноват был перед своими детьми но не знал, как поправить это) – Нет, я прошу тебя заняться делами, я стар, я…
– Нет, папенька, вы простите меня, ежели я сделал вам неприятное; я меньше вашего умею.
«Чорт с ними, с этими мужиками и деньгами, и транспортами по странице, думал он. Еще от угла на шесть кушей я понимал когда то, но по странице транспорт – ничего не понимаю», сказал он сам себе и с тех пор более не вступался в дела. Только однажды графиня позвала к себе сына, сообщила ему о том, что у нее есть вексель Анны Михайловны на две тысячи и спросила у Николая, как он думает поступить с ним.
| Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1999 1999 IIHF World Championship | |
|---|---|
| Подробности турнира | |
| Страна проведения |  Норвегия
|
| Город проведения | Хамар, Осло, Лиллехаммер |
| Время проведения | 1 мая — 16 мая |
| Число команд | 16 |
| Призовые места | |
 Чемпион
|
 Чехия (2-й-й титул) |
 Второе место
|
 Финляндия
|
 Третье место
|
 Швеция
|
| Статистика турнира | |
| Бомбардир(ы) | Саку Койву (4 + 12)
|
| Хронология | |
|
| |
Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1999 проходил в норвежских городах Осло, Хамар и Лиллехаммер с 1 по 16 мая 1999 года.
Содержание
Участвующие команды
Пять команд прошли на чемпионат по результатам квалификационного турнира
|
|
|
|
Предварительный этап
| Команды, переходящие в квалификационный этап |
Группа A
| Команды | 
|
|
|
|
И | В | Н | П | Ш | ШР | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Канада
|
• | 3:2 | 4:2 | 5:2 | 3 | 3 | 0 | 0 | 12 — 6 | +6 | 6 |
| Словакия
|
2:3 | • | 8:2 | 7:4 | 3 | 2 | 0 | 1 | 17 — 9 | +8 | 4 |
| Норвегия
|
2:4 | 2:8 | • | 5:2 | 3 | 1 | 0 | 2 | 9 — 14 | −5 | 2 |
| Италия
|
2:5 | 4:7 | 2:5 | • | 3 | 0 | 0 | 3 | 8 — 17 | −9 | 0 |
| 1 мая 1999 14:00 (UTC+2) |
Словакия
|
2 : 3 (0:2, 2:1, 0:0) |
Канада
|
OL-Amfi, Хамар 2 489 (6 500) зрителей |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Шимонович | Вратари | Табараччи | Судья: Делл | |
| Голы: | ||||
Дроппа (Колник, Цигер) 28:43 Дано (Бартош) (бол.) 36:54 |
0:1 0:2 0:3 1:3 2:3 |
02:04 Саваж (Моррис, Дазе) 08:15 (мен.) Кинтал (Уитни) 23:05 Одоннелл (Смит, Саваж) | ||
|
|
||||
| 8 мин | Штраф | 10 мин | ||
| 4 (1) | Большинство | 3 (0) | ||
| 27 (3+17+7) | Броски | 28 (13+10+5) | ||
| 1 мая 1999 18:00 (UTC+2) |
Италия
|
2 : 5 (0:1, 2:2, 0:2) |
Норвегия
|
OL-Amfi, Хамар 4 524 (6 500) зрителей |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Капрано | Вратари | Шистад | Судья: Радбьер | |
| Голы: | ||||
Топатиг (Орландо) 27:01 Камплои (Читаррони, Рамосер) 35:36 |
0:1 0:2 1:2 1:3 2:3 2:4 2:5 |
10:43 Викингстад 25:31 Скродер (Далстрем, Матс Тригг) 33:50 Хансен (Кнолд, Мариуш Тригг) 53:35 Л. Андерсен (Магнуссен, Викингстад) 55:42 Л. Андерсен (Магнуссен, Норстебо) | ||
|
|
||||
| 10 мин | Штраф | 8 мин | ||
| 4 (0) | Большинство | 5 (0) | ||
| 16 (5+6+5) | Броски | 31 (9+13+9) | ||
| 3 мая 1999 16:00 (UTC+2) |
Италия
|
4 : 7 (0:1, 2:5, 2:1) |
Словакия
|
OL-Amfi, Хамар 2 198 (6 500) зрителей |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
Судья: Мюллер | ||||
| Голы: | ||||
Бартолоне (Топатиг) 29:45 Бартолоне (Манси, Топатиг) (бол.) 34:29 Бартолоне (Читаррони, Манси) (бол.) 46:13 Бусилло (Де Анжелис, Читаррони) (бол.) 48:59 |
0:1 0:2 1:2 1:3 2:3 2:4 2:5 2:6 3:6 4:6 4:7 |
11:57 (бол.) Колник (Капуш, Цигер) 24:32 Пардавы (Ясечко) 33:11 (бол.) Хосса (Палфи, Дано) 35:14 (бол.) Дано (Палффи, Секераш) 36:22 (бол.) Колник (Капуш, Вишновски) 39:56 Палффи (Хосса, Секераш) 58:01 Цигер (Хосса) | ||
|
|
||||
| 20 мин | Штраф | 22 мин | ||
| 9 (3) | Большинство | 8 (4) | ||
| 22 (7+6+9) | Броски | 50 (20+19+11) | ||
| 3 мая 1999 20:00 (UTC+2) |
Канада
|
4 : 2 (1:1, 2:0, 1:1) |
Норвегия
|
OL-Amfi, Хамар 5 035 (6 500) зрителей |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
Судья: Курманн | ||||
| Голы: | ||||
| Кинтал (Саваж, Стиллман) 03:11 Торнтон 31:22 Блэйк (Саваж, Кинтал) (бол.) 36:10 Грэйвз (Уитни) 56:56 |
1:0 1:1 2:1 3:1 3:2 4:2 |
08:30 Якобсен (Дахлстрем) 41:04 Нилсен (Скродер) | ||
|
|
||||
| 24 мин | Штраф | 14 мин | ||
| 7 (1) | Большинство | 7 (0) | ||
| 47 (13+19+15) | Броски | 31 (10+8+13) | ||
| 5 мая 1999 16:00 (UTC+2) |
Канада
|
5 : 2 (4:0, 1:1, 0:1) |
Италия
|
OL-Amfi, Хамар |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Голы: | ||||
| Кинтал (бол.) Саваж Стиллман Нидермайер Маккейб |
1:0 2:0 3:0 4:0 4:1 5:1 5:2 |
Бусилло Бусилло | ||
| 5 мая 1999 20:00 (UTC+2) |
Норвегия
|
2 : 8 (1:3, 1:2, 0:3) |
Словакия
|
OL-Amfi, Хамар 4 188 (6 500) зрителей |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Шистад | Вратари | Шимонович | Судья: Саволайнен | |
| Голы: | ||||
Скродер (Мюрволд) 17:05 Л. Андерсен (Норстебо) (бол.) 27:34 |
0:1 0:2 0:3 1:3 2:3 2:4 2:5 2:6 2:7 2:8 |
01:07 Хосса (Секераш, Дано) (бол.) 02:39 Палффи 07:05 Колник (Секераш) 30:31 Палффи (Вишновски, Дроппа) 34:44 (бол.) Хосса (Палффи, Дано) 40:22 (бол.) Палффи (Секераш) 45:49 Хосса (Палффи) 50:43 Дано | ||
|
|
||||
| 12 мин | Штраф | 10 мин | ||
| 5 (1) | Большинство | 6 (3) | ||
| 28 (9+9+10) | Броски | 26 (6+10+10) | ||
Группа B
| Команды |
|
|
|
|
И | В | Н | П | Ш | ШР | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Швеция
|
• | 6:1 | 4:3 | 4:1 | 3 | 3 | 0 | 0 | 14 — 5 | +9 | 6 |
| Швейцария
|
1:6 | • | 5:3 | 6:0 | 3 | 2 | 0 | 1 | 12 — 9 | +3 | 4 |
| Латвия
|
3:4 | 3:5 | • | 8:5 | 3 | 1 | 0 | 2 | 14 — 14 | 0 | 2 |
| Франция
|
1:4 | 0:6 | 5:8 | • | 3 | 0 | 0 | 3 | 6 — 18 | −12 | 0 |
| 2 мая 1999 14:00 (UTC+2) |
Латвия
|
3 : 5 (2:1, 1:3, 0:1) |
Швейцария
|
Jordal Amfi, Осло 1 803 (5 200) зрителей |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Жинков | Вратари | Павони | Судья: Шиндлер | |
| Голы: | ||||
Семенов (Ясс, Ниживий) 05:13 Керч (Фандуль, Матыцин) (бол.) 14:44 Матыцин (Трибунцов, Белявский) (бол.) 35:37 |
0:1 1:1 2:1 2:2 3:2 3:3 3:4 3:5 |
00:50 Шегер 25:23 Штрейт (Суттер, Зейтер) 36:36 Балди 38:39 Дженни (Суттер, Крамери) 53:44 Дженни | ||
|
|
||||
| 22 мин | Штраф | 20 мин | ||
| 8 (2) | Большинство | 4 (0) | ||
| 23 (11+4+8) | Броски | 24 (10+9+5) | ||
| 2 мая 1999 20:00 (UTC+2) |
Франция
|
1 : 4 (0:1, 0:2, 1:1) |
Швеция
|
Jordal Amfi, Осло 2 115 (5 200) зрителей |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Гравель | Вратари | Хедберг | Судья: Карабанов | |
| Голы: | ||||
Брианд (бол.) 53:20 |
0:1 0:2 0:3 1:3 1:4 |
14:57 Сундстрем (Нэслунд) 34:28 Альфредссон (Ларссон, Дьюс) 36:37 Сундстрем (Эрикссон) 54:10 Дьюс (Альфредссон) | ||
|
|
||||
| 16 мин | Штраф | 8 мин | ||
| 2 (1) | Большинство | 6 (0) | ||
| 21 (3+8+10) | Броски | 34 (10+15+9) | ||
| 4 мая 1999 16:00 (UTC+2) |
Латвия
|
8 : 5 (2:3, 2:2, 4:0) |
Франция
|
Jordal Amfi, Осло 4 262 (5 200) зрителей |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Ирбе | Вратари | Гравель | Судья: Михалик | |
| Голы: | ||||
| Ципрусс (Тамбиев, Игнатович) (бол.) 02:29 Жолток (Чудинов) (бол.) 15:25 Белявский (Фандуль, Матыцин) 21:00 Ниживий 27:24 Семенов (Ниживий) 44:07 Белявский (Фандуль, Чудинов) (бол.) 47:34 Ципрусс (Тамбиев) 55:39 Ципрусс (Чудинов) (бол.) 59:45 |
1:0 1:1 2:1 2:2 2:3 3:3 4:3 4:4 4:5 5:5 6:5 7:5 8:5 |
12:41 Квиллет 16:00 (бол.) Брианд (Пудрие) 18:28 Бозон (Пудрие, Брианд) 14:33 (бол.) Перес (Квиллет) 17:37 Аллард (М. Розенталь) | ||
|
|
||||
| 22 мин | Штраф | 49 мин | ||
| 9 (4) | Большинство | 6 (2) | ||
| 40 (14+15+11) | Броски | 23 (11+8+4) | ||
| 4 мая 1999 20:00 (UTC+2) |
Швеция
|
6 : 1 (2:0, 4:0, 0:1) |
Швейцария
|
Jordal Amfi, Осло 4 806 (5 200) зрителей |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Сало | Вратари | Эбишер | Судья: Мюллер | |
| Голы: | ||||
| Нэслунд (Сундстрем, Хуокко) 00:30 Сундстрем (Пахлссон, Нэслунд) 03:41 Альфредссон (Нюландер, Ю. Юнссон) 24:44 Нэслунд (Нюландер) (бол.) 26:27 Нэслунд (Пахлссон) 36:26 Ларссон (Нэслунд, Альфредссон) (бол.) 39:59 |
1:0 2:0 3:0 4:0 5:0 6:0 6:1 |
56:04 Фишер (Крамери) | ||
|
|
||||
| 24 мин | Штраф | 24 мин | ||
| 8 (2) | Большинство | 5 (0) | ||
| 24 (5+8+11) | Броски | 15 (5+4+6) | ||
| 6 мая 1999 16:00 (UTC+2) |
Швейцария
|
6 : 0 (3:0, 2:0, 1:0) |
Франция
|
Jordal Amfi, Осло 2 753 (5 200) зрителей |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Эбишер | Вратари | Гравель | Судья: Аугер | |
| Голы: | ||||
| Фишер (Плюсс) (мен.) 11:16 Штрейт (Суттер) (бол.) 15:00 Штрейт (Вон Аркс, Ротеманн) (бол.) 15:33 Фишер (Крамери) 35:45 Делла Росса (Зейтер, Шегер) 36:41 Вон Аркс (Суттер) 52:58 |
1:0 2:0 3:0 4:0 5:0 6:0 |
|||
|
|
||||
| 18 мин | Штраф | 20 мин | ||
| 9 (3) | Большинство | 9 (0) | ||
| 21 (9+8+4) | Броски | 21 (10+8+3) | ||
| 6 мая 1999 20:00 (UTC+2) |
Швеция
|
4:3 (1:1, 2:0, 1:2) |
Латвия
|
Jordal Amfi, Осло |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Голы: | ||||
| Н. Сундстрем (Олссон) (бол.) 05:49 Нюландер (Альфредссон) 31:33 Польссон (Эрикссон) 36:19 Дьюс (Альфредссон, Эрикссон) (бол.) 49:21 |
1:0 1:1 2:1 3:1 4:1 4:2 4:3 |
13:47 (бол.) Фандуль (Матыцин, Белявский) 50:13 (бол.) Чудинов (Витолиньш) 51:38 (мен.) Жолток | ||
Группа C
| Команды |
|
|
|
|
И | В | Н | П | Ш | ШР | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Чехия
|
• | 4:3 | 7:0 | 12:2 | 3 | 3 | 0 | 0 | 23 — 5 | +18 | 6 |
| США
|
3:4 | • | 5:2 | 7:1 | 3 | 2 | 0 | 1 | 15 — 7 | +8 | 4 |
| Австрия
|
0:7 | 2:5 | • | 4:2 | 3 | 1 | 0 | 2 | 6 — 14 | −8 | 2 |
| Япония
|
2:12 | 1:7 | 2:4 | • | 3 | 0 | 0 | 3 | 5 — 23 | −18 | 0 |
| 1 мая 1999 14:00 (UTC+2) |
Австрия
|
0 : 7 (0:2, 0:3, 0:2) |
Чехия
|
Jordal Amfi, Осло 626 (5 200) зрителей |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Дивиз | Вратари | Чехманек | Судья: Аугер | |
| Голы: | ||||
| 0:1 0:2 0:3 0:4 0:5 0:6 0:7 |
06:39 (бол.) Власак (Шимичек, Кубина) 13:31 (бол.) Выборны (Шпачек, Уйчик) 28:08 (бол.) Л. Прохазка (Каберле) 36:29 (бол.) Л. Прохазка (Патера, М. Прохазка) 39:25 Уйчик 48:59 Каберле (Главач, Выборны) 56:16 Главач (Выборны) | |||
|
|
||||
| 16 мин | Штраф | 12 мин | ||
| 6 (0) | Большинство | 8 (4) | ||
| 20 (3+9+8) | Броски | 43 (17+14+12) | ||
| 1 мая 1999 18:00 (UTC+2) |
США
|
7 : 1 (3:0, 2:1, 2:0) |
Япония
|
Jordal Amfi, Осло 536 (5 200) зрителей |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Дуффус | Вратари | Ивасаки | Судья: Курманн | |
| Голы: | ||||
| Биссет (Каллен) 01:08 Донато (Хендриксон) 13:25 Клэтт (Миллер, Хендриксон) 18:30 Рихтер (Эмма, Легуанд) 11:57 Уайнрич 39:59 Кецмер (Смолински) 48:29 Биссет (Донато, Каллен) 55:54 |
1:0 2:0 3:0 4:0 4:1 5:1 6:1 7:1 |
15:20 (бол.) Сакаи (Дайкава Кабаяма) | ||
|
|
||||
| 6 мин | Штраф | 6 мин | ||
| 3 (0) | Большинство | 3 (1) | ||
| 36 (17+7+12) | Броски | 19 (3+10+6) | ||
| 3 мая 1999 16:00 (UTC+2) |
Чехия
|
12 : 2 (4:2, 7:0, 1:0) |
Япония
|
Jordal Amfi, Осло 1 025 (5 200) зрителей |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Судья: Саволайнен | ||||
| Голы: | ||||
М. Прохазка (Ручинский, Кучера) 03:25 Уйчик (Выборны, Кубина) 04:03 Выборны (Ручинский, Патера) (бол.) 11:15 Л. Прохазка (Каберле, Главач) (бол.) 19:30 Каберле (Ручинский, М. Прохазка) (бол.) 20:34 Главач 25:19 Чалоун (Шимичек Шпачек) 29:01 Главач (Кучера, Чалоун) 31:46 Ручинский (Патера, Кубина) 35:35 Уйчик (Выборны) 37:17 Чалоун (Власак, Шимичек) 38:04 Л. Прохазка (Патера, Ручинский) (бол.) 56:27 |
0:1 1:1 2:1 3:1 3:2 4:2 5:2 6:2 7:2 8:2 9:2 10:2 11:2 12:2 |
01:23 Яхата (Саката, Яманака) 17:07 Судзуки (Юле) | ||
|
|
||||
| 8 мин | Штраф | 14 мин | ||
| 7 (4) | Большинство | 4 (0) | ||
| 60 (19+27+14) | Броски | 18 (8+5+5) | ||
| 3 мая 1999 20:00 (UTC+2) |
США
|
5 : 2 (1:0, 3:0, 1:2) |
Австрия
|
Jordal Amfi, Осло 1 056 (5 200) зрителей |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Судья: Радбьер | ||||
| Голы: | ||||
| Тэймер (Донато) 18:19 Смолински (Уайнрич, Эмма) (бол.) 28:36 Донато (каллен) (бол.) 32:48 Рихтер (Чорски, Джонсон) 37:53 Смолински 41:29 |
1:0 2:0 3:0 4:0 4:1 5:1 5:2 |
40:13 (бол.) Лавое (Кальт, Нэшейм) 44:07 Трайттниг | ||
|
|
||||
| 14 мин | Штраф | 20 мин | ||
| 7 (2) | Большинство | 5 (1) | ||
| 38 (9+15+14) | Броски | 30 (10+8+12) | ||
| 5 мая 1999 16:00 (UTC+2) |
Чехия
|
4 : 3 (2:1, 1:2, 1:0) |
США
|
Jordal Amfi, Осло |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Голы: | ||||
| Власак (бол.) Чалоун Уйчик (бол.) Патера (бол.) |
1:0 2:0 2:1 3:1 3:2 3:3 4:3 |
Эмма Биссет Кецмер | ||
| 5 мая 1999 20:00 (UTC+2) |
Япония
|
2 : 4 (1:3, 0:0, 1:1) |
Австрия
|
Jordal Amfi, Осло 1 756 (5 200) зрителей |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Имоо | Вратари | Дивиз | Судья: Карабанов | |
| Голы: | ||||
Накаджимая (Ивата) 11:21 Судзуки (Яманака) (бол.) 53:07 |
0:1 0:2 1:2 1:3 2:3 2:4 |
00:36 Пушник 08:05 (мен.) Пушник (Нэшейм) 15:14 Кониг (Рессманн, Кальт) 59:23 (бол., п.в.) Пушник | ||
|
|
||||
| 20 мин | Штраф | 10 мин | ||
| 5 (1) | Большинство | 5 (1) | ||
| 25 (8+9+8) | Броски | 34 (14+8+12) | ||
Группа D
| Команды |
|
|
|
|
И | В | Н | П | Ш | ШР | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Финляндия
|
• | 3:3 | 4:1 | 3:1 | 3 | 2 | 1 | 0 | 10 — 5 | +5 | 5 |
| Россия
|
3:3 | • | 2:2 | 4:1 | 3 | 1 | 2 | 0 | 9 — 6 | +3 | 4 |
| Белоруссия
|
1:4 | 2:2 | • | 6:1 | 3 | 1 | 1 | 1 | 9 — 7 | +2 | 3 |
| Украина
|
1:3 | 1:4 | 1:6 | • | 3 | 0 | 0 | 3 | 3 — 13 | −10 | 0 |
| 2 мая 1999 14:00 (UTC+2) |
Белоруссия
|
2 : 2 (1:1, 1:0, 0:1) |
Россия
|
OL-Amfi, Хамар 1 100 (6 500) зрителей |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Мезин | Вратари | Подомацкий | Судья: Йонсен | |
| Голы: | ||||
Романов (Скабелка, Бекбулатов) 05:34 Андриевский 31:04 |
0:1 1:1 2:1 2:2 |
04:19 (мен.) Яшин (Баутин) 45:02 Тертышный (Сушинский, Кудашов) | ||
|
|
||||
| 8 мин | Штраф | 10 мин | ||
| 5 (0) | Большинство | 4 (0) | ||
| 22 (9+8+5) | Броски | 24 (6+10+8) | ||
| 2 мая 1999 20:00 (UTC+2) |
Финляндия
|
3 : 1 (0:0, 1:1, 2:0) |
Украина
|
OL-Amfi, Хамар 1 812 (6 500) зрителей |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Суландер | Вратари | Вьюхин | Судья: Михалик | |
| Голы: | ||||
Койву (Тимонен) 27:54 Йокинен (Кипрусофф, Мартикайнен) 44:23 Койву (Каралахти, Пелтонен) 52:53 |
0:1 1:1 2:1 3:1 |
24:15 (бол.) Климентьев | ||
|
|
||||
| 2 мин | Штраф | 30 мин | ||
| 10 (1) | Большинство | 1 (1) | ||
| 35 (14+12+9) | Броски | 14 (3+3+8) | ||
| 4 мая 1999 16:00 (UTC+2) |
Россия
|
4 : 1 (0:1, 3:0, 1:0) |
Украина
|
OL-Amfi, Хамар 1 127 (6 500) зрителей |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Подомацкий | Вратари | Вьюхин, Шундров | Судья: Делл | |
| Голы: | ||||
Афиногенов (Петренко, Марков) (бол.) 22:28 Яшин (Марков, Тертышный) (бол.) 24:24 Яшин (Сушинский) (мен.) 38:06 Марков (Петренко, Афиногенов) 40:58 |
0:1 1:1 2:1 3:1 4:1 |
12:22 (бол.) Синьков (Климентьев) | ||
|
|
||||
| 18 мин | Штраф | 20 мин | ||
| 8 (2) | Большинство | 7 (1) | ||
| 38 (11+15+12) | Броски | 22 (8+6+8) | ||
| 4 мая 1999 20:00 (UTC+2) |
Финляндия
|
4 : 1 (2:0, 2:0, 0:1) |
Белоруссия
|
OL-Amfi, Хамар 2 214 (6 500) зрителей |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Суландер | Вратари | Мезин | Судья: Аугер | |
| Голы: | ||||
| Кипрусофф 06:52 Йокинен (Кипрусофф) (бол.) 17:25 Каралахти (Койву, Пелтонен) 23:03 Селянне (Тимонен, Койву) 34:43 |
1:0 2:0 3:0 4:0 4:1 |
47:03 (бол.) Хмыль (Цыплаков, Ковалев) | ||
|
|
||||
| 14 мин | Штраф | 16 мин | ||
| 8 (1) | Большинство | 7 (1) | ||
| 28 (15+10+3) | Броски | 23 (7+9+7) | ||
| 6 мая 1999 16:00 (UTC+2) |
Украина
|
1 : 6 (1:2, 0:3, 0:1) |
Белоруссия
|
OL-Amfi, Хамар 1 012 (6 500) зрителей |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Шундров (Вьюхин) | Вратари | Мезин | Судья: Курманн | |
| Голы: | ||||
| Литвиненко 00:15 | 1:0 1:1 1:2 1:3 1:4 1:5 1:6 |
01:21 В. Панков (Кривохижа) 04:35 Антоненко (Карачун) 32:42 Андриевский (Бекбулатов, Скабелка) 38:02 (бол.) Ковалев (Калюжный, Хмыль) 39:47 Антоненко (Карачун) 55:32 Д. Панков (В. Панков, Гальченюк) | ||
|
|
||||
| 16 мин | Штраф | 14 мин | ||
| 8 (0) | Большинство | 8 (1) | ||
| 26 (11+6+9) | Броски | 33 (8+11+14) | ||
| 6 мая 1999 20:00 (UTC+2) |
Россия
|
3 : 3 (2:0, 1:0, 0:3) |
Финляндия
|
OL-Amfi, Хамар 3 468 (6 500) зрителей |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Подомацкий | Вратари | Суландер (Кипрусофф) | Судья: Мюллер | |
| Голы: | ||||
| Яшин (Петров) (бол.) 06:51 Яшин (Петренко, Подомацкий) 18:15 Яшин (Петров) 35:35 |
1:0 2:0 3:0 3:1 3:2 3:3 |
50:09 Койву (Туомайнен) 57:04 Туомайнен (Койву, Селянне) 59:58 (бол.) Каралахти (Койву, Хелминен) | ||
|
|
||||
| 16 мин | Штраф | 12 мин | ||
| 6 (1) | Большинство | 8 (1) | ||
| 24 (8+9+7) | Броски | 29 (6+7+16) | ||
Квалификационный этап
| Команды, переходящие в финальный этап |
Группа E
| Команды |
|
|
|
|
И | В | Н | П | Ш | ШР | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Финляндия
|
• | 4:2 | 4:3 | 5:1 | 3 | 3 | 0 | 0 | 13—6 | +7 | 6 |
| Канада
|
2:4 | • | 4:1 | 8:2 | 3 | 2 | 0 | 1 | 14—7 | +7 | 4 |
| США
|
3:4 | 1:4 | • | 3:0 | 3 | 1 | 0 | 2 | 7—8 | −1 | 2 |
| Швейцария
|
1:5 | 2:8 | 0:3 | • | 3 | 0 | 0 | 3 | 3—16 | −13 | 0 |
| 7 мая 1999 16:00 (UTC+2) |
Канада
|
8 : 2 (2:0, 4:1, 2:1) |
Швейцария
|
OL-Amfi, Хамар |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Голы: | ||||
| Фризен (Марло) (бол.) 07:10 Нидермайер (Уитни, Лапуан) 08:24 Грэйвз (Одоннелл, Уитни) 25:34 Стиллман (Фризен, Смит) 26:14 Уолкер (Лапуан, Тагнатт) 34:06 Торнтон (Уолкер, Одоннелл) 39:27 Торнтон (Уолкер) 47:53 Торнтон (Стиллман) 58:36 |
1:0 2:0 2:1 3:1 4:1 5:1 6:1 7:1 7:2 8:2 |
20:54 Вон Арке (Ротеманн) 56:44 Фишер | ||
| 7 мая 1999 20:00 (UTC+2) |
Финляндия
|
4 : 3 (0:1, 3:1, 1:1) |
США
|
OL-Amfi, Хамар 2 436 (6 500) зрителей |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Суландер | Вратари | Томас | Судья: Радбьер | |
| Голы: | ||||
Йокинен (Кипрусофф, Селянне) (бол.) 24:37 Тимонен (Койву) (бол.) 27:49 Койву (Селянне, Каралахти) (бол.) 39:33 Селянне (Койву) 52:21 |
0:1 0:2 1:2 2:2 3:2 3:3 4:3 |
05:52 Клэтт (Джонсон) 20:18 Клэтт 41:53 Чорски (Легуанд, Джонсон) | ||
|
|
||||
| 10 мин | Штраф | 22 мин | ||
| 9 (3) | Большинство | 4 (0) | ||
| 57 (14+31+12) | Броски | 25 (9+7+9) | ||
| 9 мая 1999 14:00 (UTC+2) |
Финляндия
|
5 : 1 (3:0, 2:1, 0:0) |
Швейцария
|
OL-Amfi, Хамар 2 130 (6 500) зрителей |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Кипрусофф | Вратари | Эйбишер | Судья: Аугер | |
| Голы: | ||||
| Пелтонен (Койву, Селянне) (бол.) 08:55 Сихвонен (Линд, Каллио) 10:08 Ринтанен (Койву, Мартикайнен) 16:02 Селянне (Тимонен, Туоманен) 27:49 Каллио (Койву Линд) 38:41 |
1:0 2:0 3:0 4:0 4:1 5:1 |
29:29 (бол.) Штрейт (Вон Аркс) | ||
|
|
||||
| 16 мин | Штраф | 18 мин | ||
| 8 (1) | Большинство | 7 (1) | ||
| 29 (9+12+8) | Броски | 16 (9+2+5) | ||
| 9 мая 1999 18:00 (UTC+2) |
Канада
|
4 : 1 (1:0, 3:0, 0:1) |
США
|
OL-Amfi, Хамар 1 489 (6 500) зрителей |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Тагнатт | Вратари | Дуффус | ||
| Голы: | ||||
| Грэйвз (Маккейб, Редден) 10:25 Лапуан (Торнтон) 23:50 Уолкер (Лапуан, Моррис) 29:21 Уитни (Грэйвз, Маккейб) (мен.) 38:27 |
1:0 2:0 3:0 4:0 4:1 |
52:46 (бол.) Моттау (Каллен, Донато) | ||
|
|
||||
| 10 мин | Штраф | 2 мин | ||
| 1 (0) | Большинство | 5 (1) | ||
| 29 (10+11+8) | Броски | 23 (5+9+9) | ||
| 10 мая 1999 16:00 (UTC+2) |
Канада
|
2 : 4 (0:2, 2:2, 0:0) |
Финляндия
|
OL-Amfi, Хамар 1 950 (6 500) зрителей |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Табараччи | Вратари | Суландер | Судья: Делл | |
| Голы: | ||||
Фризер (Боджер) 20:43 Блэйк (Грэйвз) (бол.) 33:49 |
0:1 0:2 1:2 1:3 1:4 2:4 |
02:10 Ринтанен (Мартикайнен) 11:24 (бол.) Каралахти (Койву, Селянне) 21:25 Элоранта 26:55 (бол.) Каралахти (Хелминен, Йокинен) | ||
|
|
||||
| 22 мин | Штраф | 26 мин | ||
| 9 (1) | Большинство | 7 (2) | ||
| 49 (17+16+16) | Броски | 30 (14+9+7) | ||
| 10 мая 1999 20:00 (UTC+2) |
США
|
3 : 0 (2:0, 0:0, 1:0) |
Швейцария
|
OL-Amfi, Хамар 413 (6 500) зрителей |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Судья: Михалик | ||||
| Голы: | ||||
| Смолински (Уайнрич, Матто) 10:25 Матто (Каллен, Донато) (бол.) 18:55 Каллен (Донато) 41:20 |
1:0 2:0 3:0 |
|||
|
|
||||
| 8 мин | Штраф | 10 мин | ||
| 5 (1) | Большинство | 4 (0) | ||
| 27 (10+8+9) | Броски | 26 (6+10+10) | ||
Группа F
| Команды |
|
|
|
|
И | В | Н | П | Ш | ШР | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Чехия
|
• | 2:0 | 1:6 | 8:2 | 3 | 2 | 0 | 1 | 11—8 | +3 | 4 |
| Швеция
|
0:2 | • | 4:1 | 2:1 | 3 | 2 | 0 | 1 | 6—4 | +2 | 4 |
| Россия
|
6:1 | 1:4 | • | 2:2 | 3 | 1 | 1 | 1 | 9—7 | +2 | 3 |
| Словакия
|
2:8 | 1:2 | 2:2 | • | 3 | 0 | 1 | 2 | 5—12 | −7 | 1 |
| 7 мая 1999 16:00 (UTC+2) |
Чехия
|
1 : 6 (1:3, 0:0, 0:3) |
Россия
|
Jordal Amfi, Осло 4 210 (5 200) зрителей |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Судья: Делл | ||||
| Голы: | ||||
| Власак (Шимичек) 01:10 | 1:0 1:1 1:2 1:3 1:4 1:5 1:6 |
10:40 (бол.) Яшин (Марков, Гусманов) 13:28 Гусманов (Яшин) 16:50 Петренко (Марков, Яшин) 45:05 Сушинский (Кудашов) 49:26 (бол.) Прокопьев 58:35 (бол.) Яшин (Гусманов) | ||
|
|
||||
| 48 мин | Штраф | 24 мин | ||
| 8 (0) | Большинство | 9 (3) | ||
| 31 (9+10+12) | Броски | 32 (12+12+8) | ||
| 7 мая 1999 20:00 (UTC+2) |
Швеция
|
2 : 1 (0:0, 2:0, 0:1) |
Словакия
|
Jordal Amfi, Осло 4 938 (5 200) зрителей |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Сало | Вратари | Шимонович | Судья: Саволайнен | |
| Голы: | ||||
| Нэслунд (Сандстрем) 30:11 Юханссон (Маттссон, Фальк) (бол.) 49:25 |
1:0 2:0 2:1 |
49:06 (мен.) Цигер | ||
|
|
||||
| 14 мин | Штраф | 14 мин | ||
| 7 (1) | Большинство | 7 (0) | ||
| 31 (12+9+10) | Броски | 28 (7+12+9) | ||
| 9 мая 1999 14:00 (UTC+2) |
Чехия
|
8 : 2 (2:2, 4:0, 2:0) |
Словакия
|
Jordal Amfi, Осло 2 692 (5 200) зрителей |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Гниличка | Вратари | Шимонович | Судья: Мюллер | |
| Голы: | ||||
Чалоун (Кучера, Выкоукал) (бол.) 16:05 Сикора (Дворак) (бол.) 18:40 Ручинский (Сикора, Дворак) 22:35 Выборны (Кубина, Главач) (мен.) 24:31 Шимичек (Кубина) 32:56 Патера (Кучера, М.Прохазка) 34:32 Главач (Уйчик) 48:01 Дворак (Ручинский, Сикора) 52:17 |
0:1 0:2 1:2 2:2 3:2 4:2 5:2 6:2 7:2 8:2 |
07:37 Капуш (Колник, Цигер) 11:04 Палффи (Дано) | ||
|
|
||||
| 16 мин | Штраф | 12 мин | ||
| 6 (2) | Большинство | 8 (0) | ||
| 31 (11+10+10) | Броски | 25 (5+8+12) | ||
| 9 мая 1999 18:00 (UTC+2) |
Швеция
|
4 : 1 (2:0, 2:0, 0:1) |
Россия
|
Jordal Amfi, Осло 4 936 (5 200) зрителей |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Сало | Вратари | Подомацкий (Царев) | Судья: Курманн | |
| Голы: | ||||
| Нюландер (Юханссон, Нэслунд) (бол.) 02:30 Альфредссон (бол.) 16:46 Альфредссон (Хуокко) (бол.) 42:04 Нэслунд (Олссон, Д. Седин) 43:03 |
1:0 2:0 3:0 4:0 4:1 |
58:53 (бол.) Афиногенов (Петренко) | ||
|
|
||||
| 12 мин | Штраф | 18 мин | ||
| 8 (3) | Большинство | 6 (1) | ||
| 32 (11+9+12) | Броски | 21 (9+5+7) | ||
| 10 мая 1999 16:00 (UTC+2) |
Словакия
|
2 : 2 (0:0, 2:0, 0:2) |
Россия
|
Jordal Amfi, Осло |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Голы: | ||||
| Чара (Пухер, Мурин) (бол.) 29:15 Хосса (Палффи, Цигер) (бол.) 36:13 |
1:0 2:0 2:1 2:2 |
42:36 (мен.) Петренко (Прокопьев) 46:54 (бол.) Гусманов (Вишневский) | ||
| 10 мая 1999 20:00 (UTC+2) |
Чехия
|
2 : 0 (0:0, 2:0, 0:0) |
Швеция
|
Jordal Amfi, Осло 4 415 (5 200) зрителей |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Гниличка | Вратари | Сало (59:02 — 60:00) | Судья: Аугер | |
| Голы: | ||||
| М. Прохазка (бол.) 28:01 Уйчик (Кучера) 33:12 |
1:0 2:0 |
|||
|
|
||||
| 20 мин | Штраф | 16 мин | ||
| 6 (1) | Большинство | 8 (0) | ||
| 20 (6+7+7) | Броски | 18 (6+6+6) | ||
Плей-аут
Группа G
| Команды |
|
|
|
|
И | В | Н | П | Ш | ШР | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Белоруссия
|
• | 3:2 | 2:1 | 2:0 | 3 | 3 | 0 | 0 | 7—3 | +4 | 6 |
| Австрия
|
2:3 | • | 5:2 | 3:0 | 3 | 2 | 0 | 1 | 10—5 | +5 | 4 |
| Латвия
|
1:2 | 2:5 | • | 7:1 | 3 | 1 | 0 | 2 | 10—8 | +2 | 2 |
| Норвегия
|
0:2 | 0:3 | 1:7 | • | 3 | 0 | 0 | 3 | 1—12 | −11 | 0 |
| 8 мая 1999 14:00 (UTC+2) |
Латвия
|
2 : 5 (1:4, 1:0, 0:1) |
Австрия
|
OL-Amfi, Хамар 1 867 (6 500) зрителей |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Клоданс (Жинков) | Вратари | Дивиз | Судья: Карабанов | |
| Голы: | ||||
Тамбиев (Ципрусс) (бол.) 13:50 Ципрусс (Сейейс, Скрастыньш) (бол.) 23:03 |
0:1 0:2 0:3 0:4 1:4 2:4 2:5 |
02:47 Крумпсшид 08:23 Унтерлуггауер (Бранднер, Пертхалер) 10:15 Чаден (Бранднер, Ульрих) 12:09 (бол.) Рессманн (Калт) 55:14 Пертхалер (Бранднер) | ||
|
|
||||
| 12 мин | Штраф | 14 мин | ||
| 7 (2) | Большинство | 6 (1) | ||
| 32 (12+15+5) | Броски | 28 (12+8+8) | ||
| 8 мая 1999 18:00 (UTC+2) |
Белоруссия
|
2 : 0 (0:0, 1:0, 1:0) |
Норвегия
|
OL-Amfi, Хамар 2 346 (6 500) зрителей |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Мезин | Вратари | Шистад | Судья: Шиндлер | |
| Голы: | ||||
| Карачун (Антоненко) 31:21 Цыплаков 41:31 |
1:0 2:0 |
|||
|
|
||||
| 16 мин | Штраф | 16 мин | ||
| 6 (0) | Большинство | 6 (0) | ||
| 26 (4+17+5) | Броски | 15 (2+5+8) | ||
| 10 мая 1999 16:00 (UTC+2) |
Белоруссия
|
3 : 2 (1:0, 1:0, 1:2) |
Австрия
|
Hakons Hall, Лиллехаммер 995 (10 500) зрителей |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Судья: Шиндлер | ||||
| Голы: | ||||
| Леонтьев (Карачун) 16:44 Ковалев (Хмыль) (мен.) 30:34 Калюжный (Цыплаков, Ковалев) 40:48 |
1:0 2:0 3:0 3:1 3:2 |
47:40 Подлоски (Пушник) 58:19 (бол.) Ульрих (Пушник) | ||
|
|
||||
| 24 мин | Штраф | 28 мин | ||
| 6 (0) | Большинство | 8 (1) | ||
| 34 (10+14+10) | Броски | 25 (10+7+8) | ||
| 10 мая 1999 20:00 (UTC+2) |
Латвия
|
7 : 1 (3:0, 1:1, 3:0) |
Норвегия
|
Hakons Hall, Лиллехаммер 2 034 (10 500) зрителей |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Судья: Саволайнен | ||||
| Голы: | ||||
| Фандуль (Белявский) 02:13 Жолток (Ниживий) 03:06 Скрастыньш (бол.) 18:50 Матыцин (Витолиньш, Семенов) 29:34 Жолток 46:57 Фандуль (Керч, Белявский) (бол.) 48:56 Керч 57:22 |
1:0 2:0 3:0 4:0 4:1 5:1 6:1 7:1 |
37:55 Матс Тригг (Л. Андерсен, Викингстад) | ||
|
|
||||
| 12 мин | Штраф | 16 мин | ||
| 7 (2) | Большинство | 6 (0) | ||
| 28 (10+8+10) | Броски | 21 (4+11+6) | ||
| 11 мая 1999 16:00 (UTC+2) |
Белоруссия
|
2 : 1 (1:0, 1:0, 0:1) |
Латвия
|
Hakons Hall, Лиллехаммер 1 109(10 500) зрителей |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Судья: Радбьер | ||||
| Голы: | ||||
| В. Панков (Д. Панков) (бол.) 13:35 Цыплаков 32:53 |
1:0 2:0 2:1 |
45:27 (мен.) Ципрусс | ||
|
|
||||
| 43 мин | Штраф | 18 мин | ||
| 7 (1) | Большинство | 8 (0) | ||
| 13 (5+4+4) | Броски | 27 (7+10+10) | ||
| 11 мая 1999 20:00 (UTC+2) |
Норвегия
|
0 : 3 (0:1, 0:2, 0:0) |
Австрия
|
Hakons Hall, Лиллехаммер 1 724 (10 500) зрителей |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Шистад | Вратари | Дивиз | Судья: Саволайнен | |
| Голы: | ||||
| 0:1 0:2 0:3 |
03:03 (бол.) Лавое (Рессманн, Сирл) 34:50 Крумпшмид (Кониг) 35:17 Траттниг (Нэшейм, Пушник) | |||
|
|
||||
| 14 мин | Штраф | 12 мин | ||
| 6 (0) | Большинство | 7 (1) | ||
| 34 (13+8+13) | Броски | 24 (10+8+6) | ||
Финальный этап
| Полуфиналы | Финал | ||||||
| 12 и 13 мая — Лиллехаммер | |||||||
| Финляндия
|
(3-1-1) | ||||||
| Швеция
|
(1-2-0) | ||||||
| 15 и 16 мая — Лиллехаммер | |||||||
| Финляндия
|
(1-4-0) | ||||||
| Чехия
|
(3-1-1) | ||||||
| Третье место | |||||||
| 12 и 13 мая — Лиллехаммер | 15 и 16 мая — Лиллехаммер | ||||||
| Чехия
|
(1-6-1) | Швеция
|
3 | ||||
| Канада
|
(2-4-0) | Канада
|
2 | ||||
Полуфиналы
| 12 мая 1999 16:00 (UTC+2) |
Финляндия
|
3 : 1 (0:0, 2:1, 1:0) |
Швеция
|
Hakons Hall, Лиллехаммер 6 353 (10 500) зрителей |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Суландер | Вратари | Сало (Ронквист) | Судья: Михалик | |
| Голы: | ||||
| Туоманен (Койву, Селянне) 23:38 Хелминен 29:09 Каралахти (Тимонен, Койву) (бол.) 50:17 |
1:0 2:0 2:1 3:1 |
33:38 Сундстрем (Нордстрем, Дьюс) | ||
|
|
||||
| 45 мин | Штраф | 18 мин | ||
| 6 (1) | Большинство | 4 (1) | ||
| 27 (8+8+11) | Броски | 22 (8+10+4) | ||
| 12 мая 1999 20:00 (UTC+2) |
Чехия
|
1 : 2 (0:1, 0:1, 1:0) |
Канада
|
Hakons Hall, Лиллехаммер 6 189 (10 500) зрителей |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Гниличка | Вратари | Тагнатт | Судья: Мюллер | |
| Голы: | ||||
Кубина (Ручинский) 53:43 |
0:1 0:2 1:2 |
04:01 Редцен (Блэйк, Уитни) 35:35 Стиллман (Фризен) | ||
|
|
||||
| 16 мин | Штраф | 20 мин | ||
| 7 (0) | Большинство | 5 (0) | ||
| 23 (8+6+9) | Броски | 34(11+15+8) | ||
| 13 мая 1999 16:00 (UTC+2) |
Канада
|
4 : 7 (1:2, 1:1, 2:3) (0:0) ОТ (0:1) Б |
Чехия
|
Hakons Hall, Лиллехаммер 6 579 (10 500) зрителей |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Тагнатт | Вратари | Гниличка | Судья: Делл | |
| Голы: | ||||
| Стиллман (Блэйк, Моррис) (бол.) 05:50 Марло (Маккэйб) 22:59 Торнтон (Редден) 41:47 Грэйвз (Нидермайер) 42:11 Саваж Уитни Стиллман Нидермайер Фризен |
1:0 1:1 1:2 2:2 2:3 3:3 4:3 4:4 4:5 4:6 Буллиты 1:0 — 1:1 2:1 — 2:2 3:2 — 3:3 3:3 — 3:3 3:3 — 3:4 |
07:33 (бол.) Кубина (Сикора, Дворак) 12:19 Патера (Кубина) 31:01 Ручинский (Шпачек) 48:39 Дворак 49:28 Дворак (Шпачек, Сикора) 59:37 (п.в.) Выборны М. Прохазка Ручинский Шимичек Сикора Шпачек | ||
|
|
||||
| 10 мин | Штраф | 14 мин | ||
| 5 (1) | Большинство | 3 (1) | ||
| 30 (7+10+12+1) | Броски | 33 (11+11+8+3) | ||
| 13 мая 1999 20:00 (UTC+2) |
Швеция
|
2 : 2 (0:0, 1:0, 1:1) (0:1) ОТ |
Финляндия
|
Hakons Hall, Лиллехаммер 7 379 (10 500) зрителей |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Сало | Вратари | Суландер | Судья: Аугер | |
| Голы: | ||||
| Ю.Юнссон (Дьюс) (бол.) 26:37 Ю. Юнссон (Нюландер) 53:04 |
1:0 1:1 2:1 2:2 |
51:58 Линд 66:25 Туомайнен | ||
|
|
||||
| 10 мин | Штраф | 8 мин | ||
| 4 (1) | Большинство | 5 (0) | ||
| 22 (4+8+9+1) | Броски | 35 (10+9+14+2) | ||
Матч за третье место
| 15 мая 1999 16:00 (UTC+2) |
Швеция
|
3 : 2 (2:0, 1:0, 0:2) |
Канада
|
Hakons Hall, Лиллехаммер 8 811 (10 500) зрителей |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Роннквист | Вратари | Табараччи, Тагнатт | Судья: Саволайнен | |
| Голы: | ||||
| Нэслунд (Пахлссон) 12:14 Олссон (Фальк) (бол.) 14:53 Ю.Юнссон (Альфредссон, Нюландер) 37:57 |
1:0 2:0 3:0 3:1 3:2 |
41:18 (бол.) Саваж (Уитни) 48:49 Грэйвз (Марло) | ||
|
|
||||
| 14 мин | Штраф | 28 мин | ||
| 7 (1) | Большинство | 5 (1) | ||
| 20 (7+7+6) | Броски | 26 (9+8+9) | ||
Финал
| 15 мая 1999 20:00 (UTC+2) |
Финляндия
|
1 : 3 (0:1, 0:1, 1:1) |
Чехия
|
Hakons Hall, Лиллехаммер 8 949 (10 500) зрителей |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Суландер | Вратари | Гниличка | Судья: Курманн | |
| Голы: | ||||
Линд (Селянне) 54:42 |
0:1 0:2 1:2 1:3 |
10:53 Каберле (Главач) 37:20 Ручинский (Дворак, Сикора) 59:29 (п.в.) Дворак (Шимичек) | ||
|
|
||||
| 8 мин | Штраф | 12 мин | ||
| 5 (0) | Большинство | 3 (0) | ||
| 31 (10+8+13) | Броски | 20 (5+10+5) | ||
| 16 мая 1999 16:00 (UTC+2) |
Чехия
|
2 : 4 (0:2, 1:1, 0:1) (1:0) ОТ |
Финляндия
|
Hakons Hall, Лиллехаммер |
| Отчёт | ||||
|---|---|---|---|---|
| Гниличка | Вратари | Кипрусофф | ||
| Голы: | ||||
Уйчик |
0:1 0:2 0:3 1:3 1:4 |
Ниеми Юха Линд Марко Туоманен Вилле Пелтонен | ||
Итоговое положение команд
| Место | Команда | В | Н | П | Ш |
|---|---|---|---|---|---|
 |
Чехия |
7 | 0 | 3 | 46 — 24 |
 |
Финляндия |
7 | 1 | 2 | 32 — 19 |
 |
Швеция |
7 | 0 | 2 | 26 — 15 |
| 4 | Канада |
6 | 0 | 3 | 34 — 23 |
| 5 | Россия |
2 | 3 | 1 | 18 — 13 |
| 6 | США |
3 | 0 | 3 | 22 — 14 |
| 7 | Словакия |
2 | 1 | 3 | 22 — 21 |
| 8 | Швейцария |
2 | 0 | 4 | 15 — 25 |
| 9 | Белоруссия |
4 | 1 | 1 | 16 — 10 |
| 10 | Австрия |
3 | 0 | 3 | 15 — 19 |
| 11 | Латвия |
2 | 0 | 4 | 24 — 22 |
| 12 | Норвегия |
1 | 0 | 5 | 10 — 26 |
| 13 | Италия |
0 | 0 | 3 | 8 — 17 |
| 14 | Украина |
0 | 0 | 3 | 3 — 13 |
| 15 | Франция |
0 | 0 | 3 | 6 — 18 |
| 16 | Япония |
0 | 0 | 3 | 5 — 23 |
Статистика
Набранные очки
| Игрок | И | Г | П | Очк | Штр |
|---|---|---|---|---|---|
| Саку Койву |
10 | 4 | 12 | 16 | 4 |
| Теему Селянне |
11 | 3 | 8 | 11 | 2 |
| Маркус Нэслунд |
10 | 6 | 4 | 10 | 16 |
| Жигмунд Палффи |
6 | 5 | 5 | 10 | 6 |
| Ян Главач |
12 | 5 | 5 | 10 | 4 |
| Мартин Ручинский |
12 | 4 | 6 | 10 | 16 |
| Алексей Яшин |
6 | 8 | 2 | 9 | 6 |
| Даниэль Альфредссон |
10 | 4 | 5 | 9 | 8 |
| Виктор Уйчик |
12 | 6 | 2 | 8 | 12 |
| Йере Каралахти |
12 | 5 | 3 | 8 | 2 |
Рейтинг вратарей
| Игрок | Мин[1] | ПШ | КН | «0» | %ОБ |
|---|---|---|---|---|---|
| Паррис Дуффус |
258 | 7 | 1.63 | 1 | 0.939 |
| Андрей Мезин |
360 | 10 | 1.67 | 1 | 0.931 |
| Томми Сало |
424 | 13 | 1.84 | 0 | 0.921 |
| Ари Суландер |
464 | 15 | 1.94 | 0 | 0.921 |
| Рон Тагнатт |
328 | 11 | 2.01 | 0 | 0.915 |
Индивидуальные награды
- Лучшие игроки турнира
- Вратарь: Томми Сало
- Защитник: Франтишек Кучера
- Нападающий: Саку Койву
- Символическая сборная
- Вратарь: Томми Сало
- Защитники: Йере Каралахти — Павел Кубина
- Нападающие: Теему Селянне — Саку Койву — Мартин Ручинский
- Приз «Справедливой игры»
Чемпион
| Чемпион мира по хоккею с шайбой 1999 г. |
|---|
| Чехия второй титул |
Напишите отзыв о статье "Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1999"
Примечания
- ↑ В данный рейтинг попали вратари отыгравшие не менее 180 минут
См. также
- Сборные на чемпионате мира по хоккею с шайбой 1999
- Группа В чемпионата мира по хоккею с шайбой 1999
- Группа С чемпионата мира по хоккею с шайбой 1999
- Группа D чемпионата мира по хоккею с шайбой 1999
Отрывок, характеризующий Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1999
– Голубушка, мамаша, как я вас люблю, как мне хорошо! – крикнула Наташа, плача слезами счастья и волнения и обнимая мать.В это же самое время князь Андрей сидел у Пьера и говорил ему о своей любви к Наташе и о твердо взятом намерении жениться на ней.
В этот день у графини Елены Васильевны был раут, был французский посланник, был принц, сделавшийся с недавнего времени частым посетителем дома графини, и много блестящих дам и мужчин. Пьер был внизу, прошелся по залам, и поразил всех гостей своим сосредоточенно рассеянным и мрачным видом.
Пьер со времени бала чувствовал в себе приближение припадков ипохондрии и с отчаянным усилием старался бороться против них. Со времени сближения принца с его женою, Пьер неожиданно был пожалован в камергеры, и с этого времени он стал чувствовать тяжесть и стыд в большом обществе, и чаще ему стали приходить прежние мрачные мысли о тщете всего человеческого. В это же время замеченное им чувство между покровительствуемой им Наташей и князем Андреем, своей противуположностью между его положением и положением его друга, еще усиливало это мрачное настроение. Он одинаково старался избегать мыслей о своей жене и о Наташе и князе Андрее. Опять всё ему казалось ничтожно в сравнении с вечностью, опять представлялся вопрос: «к чему?». И он дни и ночи заставлял себя трудиться над масонскими работами, надеясь отогнать приближение злого духа. Пьер в 12 м часу, выйдя из покоев графини, сидел у себя наверху в накуренной, низкой комнате, в затасканном халате перед столом и переписывал подлинные шотландские акты, когда кто то вошел к нему в комнату. Это был князь Андрей.
– А, это вы, – сказал Пьер с рассеянным и недовольным видом. – А я вот работаю, – сказал он, указывая на тетрадь с тем видом спасения от невзгод жизни, с которым смотрят несчастливые люди на свою работу.
Князь Андрей с сияющим, восторженным и обновленным к жизни лицом остановился перед Пьером и, не замечая его печального лица, с эгоизмом счастия улыбнулся ему.
– Ну, душа моя, – сказал он, – я вчера хотел сказать тебе и нынче за этим приехал к тебе. Никогда не испытывал ничего подобного. Я влюблен, мой друг.
Пьер вдруг тяжело вздохнул и повалился своим тяжелым телом на диван, подле князя Андрея.
– В Наташу Ростову, да? – сказал он.
– Да, да, в кого же? Никогда не поверил бы, но это чувство сильнее меня. Вчера я мучился, страдал, но и мученья этого я не отдам ни за что в мире. Я не жил прежде. Теперь только я живу, но я не могу жить без нее. Но может ли она любить меня?… Я стар для нее… Что ты не говоришь?…
– Я? Я? Что я говорил вам, – вдруг сказал Пьер, вставая и начиная ходить по комнате. – Я всегда это думал… Эта девушка такое сокровище, такое… Это редкая девушка… Милый друг, я вас прошу, вы не умствуйте, не сомневайтесь, женитесь, женитесь и женитесь… И я уверен, что счастливее вас не будет человека.
– Но она!
– Она любит вас.
– Не говори вздору… – сказал князь Андрей, улыбаясь и глядя в глаза Пьеру.
– Любит, я знаю, – сердито закричал Пьер.
– Нет, слушай, – сказал князь Андрей, останавливая его за руку. – Ты знаешь ли, в каком я положении? Мне нужно сказать все кому нибудь.
– Ну, ну, говорите, я очень рад, – говорил Пьер, и действительно лицо его изменилось, морщина разгладилась, и он радостно слушал князя Андрея. Князь Андрей казался и был совсем другим, новым человеком. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность? Пьер был единственный человек, перед которым он решался высказаться; но зато он ему высказывал всё, что у него было на душе. То он легко и смело делал планы на продолжительное будущее, говорил о том, как он не может пожертвовать своим счастьем для каприза своего отца, как он заставит отца согласиться на этот брак и полюбить ее или обойдется без его согласия, то он удивлялся, как на что то странное, чуждое, от него независящее, на то чувство, которое владело им.
– Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить, – говорил князь Андрей. – Это совсем не то чувство, которое было у меня прежде. Весь мир разделен для меня на две половины: одна – она и там всё счастье надежды, свет; другая половина – всё, где ее нет, там всё уныние и темнота…
– Темнота и мрак, – повторил Пьер, – да, да, я понимаю это.
– Я не могу не любить света, я не виноват в этом. И я очень счастлив. Ты понимаешь меня? Я знаю, что ты рад за меня.
– Да, да, – подтверждал Пьер, умиленными и грустными глазами глядя на своего друга. Чем светлее представлялась ему судьба князя Андрея, тем мрачнее представлялась своя собственная.
Для женитьбы нужно было согласие отца, и для этого на другой день князь Андрей уехал к отцу.
Отец с наружным спокойствием, но внутренней злобой принял сообщение сына. Он не мог понять того, чтобы кто нибудь хотел изменять жизнь, вносить в нее что нибудь новое, когда жизнь для него уже кончалась. – «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы делали, что хотели», говорил себе старик. С сыном однако он употребил ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он обсудил всё дело.
Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.
– И это последнее мое слово, знай, последнее… – кончил князь таким тоном, которым показывал, что ничто не заставит его изменить свое решение.
Князь Андрей ясно видел, что старик надеялся, что чувство его или его будущей невесты не выдержит испытания года, или что он сам, старый князь, умрет к этому времени, и решил исполнить волю отца: сделать предложение и отложить свадьбу на год.
Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.
На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».
Лакей хотел войти, чтобы убрать что то в зале, но она не пустила его, опять затворив за ним дверь, и продолжала свою прогулку. Она возвратилась в это утро опять к своему любимому состоянию любви к себе и восхищения перед собою. – «Что за прелесть эта Наташа!» сказала она опять про себя словами какого то третьего, собирательного, мужского лица. – «Хороша, голос, молода, и никому она не мешает, оставьте только ее в покое». Но сколько бы ни оставляли ее в покое, она уже не могла быть покойна и тотчас же почувствовала это.
В передней отворилась дверь подъезда, кто то спросил: дома ли? и послышались чьи то шаги. Наташа смотрелась в зеркало, но она не видала себя. Она слушала звуки в передней. Когда она увидала себя, лицо ее было бледно. Это был он. Она это верно знала, хотя чуть слышала звук его голоса из затворенных дверей.
Наташа, бледная и испуганная, вбежала в гостиную.
– Мама, Болконский приехал! – сказала она. – Мама, это ужасно, это несносно! – Я не хочу… мучиться! Что же мне делать?…
Еще графиня не успела ответить ей, как князь Андрей с тревожным и серьезным лицом вошел в гостиную. Как только он увидал Наташу, лицо его просияло. Он поцеловал руку графини и Наташи и сел подле дивана.
– Давно уже мы не имели удовольствия… – начала было графиня, но князь Андрей перебил ее, отвечая на ее вопрос и очевидно торопясь сказать то, что ему было нужно.
– Я не был у вас всё это время, потому что был у отца: мне нужно было переговорить с ним о весьма важном деле. Я вчера ночью только вернулся, – сказал он, взглянув на Наташу. – Мне нужно переговорить с вами, графиня, – прибавил он после минутного молчания.
Графиня, тяжело вздохнув, опустила глаза.
– Я к вашим услугам, – проговорила она.
Наташа знала, что ей надо уйти, но она не могла этого сделать: что то сжимало ей горло, и она неучтиво, прямо, открытыми глазами смотрела на князя Андрея.
«Сейчас? Сию минуту!… Нет, это не может быть!» думала она.
Он опять взглянул на нее, и этот взгляд убедил ее в том, что она не ошиблась. – Да, сейчас, сию минуту решалась ее судьба.
– Поди, Наташа, я позову тебя, – сказала графиня шопотом.
Наташа испуганными, умоляющими глазами взглянула на князя Андрея и на мать, и вышла.
– Я приехал, графиня, просить руки вашей дочери, – сказал князь Андрей. Лицо графини вспыхнуло, но она ничего не сказала.
– Ваше предложение… – степенно начала графиня. – Он молчал, глядя ей в глаза. – Ваше предложение… (она сконфузилась) нам приятно, и… я принимаю ваше предложение, я рада. И муж мой… я надеюсь… но от нее самой будет зависеть…
– Я скажу ей тогда, когда буду иметь ваше согласие… даете ли вы мне его? – сказал князь Андрей.
– Да, – сказала графиня и протянула ему руку и с смешанным чувством отчужденности и нежности прижалась губами к его лбу, когда он наклонился над ее рукой. Она желала любить его, как сына; но чувствовала, что он был чужой и страшный для нее человек. – Я уверена, что мой муж будет согласен, – сказала графиня, – но ваш батюшка…
– Мой отец, которому я сообщил свои планы, непременным условием согласия положил то, чтобы свадьба была не раньше года. И это то я хотел сообщить вам, – сказал князь Андрей.
– Правда, что Наташа еще молода, но так долго.
– Это не могло быть иначе, – со вздохом сказал князь Андрей.
– Я пошлю вам ее, – сказала графиня и вышла из комнаты.
– Господи, помилуй нас, – твердила она, отыскивая дочь. Соня сказала, что Наташа в спальне. Наташа сидела на своей кровати, бледная, с сухими глазами, смотрела на образа и, быстро крестясь, шептала что то. Увидав мать, она вскочила и бросилась к ней.
– Что? Мама?… Что?
– Поди, поди к нему. Он просит твоей руки, – сказала графиня холодно, как показалось Наташе… – Поди… поди, – проговорила мать с грустью и укоризной вслед убегавшей дочери, и тяжело вздохнула.
Наташа не помнила, как она вошла в гостиную. Войдя в дверь и увидав его, она остановилась. «Неужели этот чужой человек сделался теперь всё для меня?» спросила она себя и мгновенно ответила: «Да, всё: он один теперь дороже для меня всего на свете». Князь Андрей подошел к ней, опустив глаза.
– Я полюбил вас с той минуты, как увидал вас. Могу ли я надеяться?
Он взглянул на нее, и серьезная страстность выражения ее лица поразила его. Лицо ее говорило: «Зачем спрашивать? Зачем сомневаться в том, чего нельзя не знать? Зачем говорить, когда нельзя словами выразить того, что чувствуешь».
Она приблизилась к нему и остановилась. Он взял ее руку и поцеловал.
– Любите ли вы меня?
– Да, да, – как будто с досадой проговорила Наташа, громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще, и зарыдала.
– Об чем? Что с вами?
– Ах, я так счастлива, – отвечала она, улыбнулась сквозь слезы, нагнулась ближе к нему, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.
Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза, и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежнее, было серьезнее и сильнее.
– Сказала ли вам maman, что это не может быть раньше года? – сказал князь Андрей, продолжая глядеть в ее глаза. «Неужели это я, та девочка ребенок (все так говорили обо мне) думала Наташа, неужели я теперь с этой минуты жена , равная этого чужого, милого, умного человека, уважаемого даже отцом моим. Неужели это правда! неужели правда, что теперь уже нельзя шутить жизнию, теперь уж я большая, теперь уж лежит на мне ответственность за всякое мое дело и слово? Да, что он спросил у меня?»
– Нет, – отвечала она, но она не понимала того, что он спрашивал.
– Простите меня, – сказал князь Андрей, – но вы так молоды, а я уже так много испытал жизни. Мне страшно за вас. Вы не знаете себя.
Наташа с сосредоточенным вниманием слушала, стараясь понять смысл его слов и не понимала.
– Как ни тяжел мне будет этот год, отсрочивающий мое счастье, – продолжал князь Андрей, – в этот срок вы поверите себя. Я прошу вас через год сделать мое счастье; но вы свободны: помолвка наша останется тайной и, ежели вы убедились бы, что вы не любите меня, или полюбили бы… – сказал князь Андрей с неестественной улыбкой.
– Зачем вы это говорите? – перебила его Наташа. – Вы знаете, что с того самого дня, как вы в первый раз приехали в Отрадное, я полюбила вас, – сказала она, твердо уверенная, что она говорила правду.
– В год вы узнаете себя…
– Целый год! – вдруг сказала Наташа, теперь только поняв то, что свадьба отсрочена на год. – Да отчего ж год? Отчего ж год?… – Князь Андрей стал ей объяснять причины этой отсрочки. Наташа не слушала его.
– И нельзя иначе? – спросила она. Князь Андрей ничего не ответил, но в лице его выразилась невозможность изменить это решение.
– Это ужасно! Нет, это ужасно, ужасно! – вдруг заговорила Наташа и опять зарыдала. – Я умру, дожидаясь года: это нельзя, это ужасно. – Она взглянула в лицо своего жениха и увидала на нем выражение сострадания и недоумения.
– Нет, нет, я всё сделаю, – сказала она, вдруг остановив слезы, – я так счастлива! – Отец и мать вошли в комнату и благословили жениха и невесту.
С этого дня князь Андрей женихом стал ездить к Ростовым.
Обручения не было и никому не было объявлено о помолвке Болконского с Наташей; на этом настоял князь Андрей. Он говорил, что так как он причиной отсрочки, то он и должен нести всю тяжесть ее. Он говорил, что он навеки связал себя своим словом, но что он не хочет связывать Наташу и предоставляет ей полную свободу. Ежели она через полгода почувствует, что она не любит его, она будет в своем праве, ежели откажет ему. Само собою разумеется, что ни родители, ни Наташа не хотели слышать об этом; но князь Андрей настаивал на своем. Князь Андрей бывал каждый день у Ростовых, но не как жених обращался с Наташей: он говорил ей вы и целовал только ее руку. Между князем Андреем и Наташей после дня предложения установились совсем другие чем прежде, близкие, простые отношения. Они как будто до сих пор не знали друг друга. И он и она любили вспоминать о том, как они смотрели друг на друга, когда были еще ничем , теперь оба они чувствовали себя совсем другими существами: тогда притворными, теперь простыми и искренними. Сначала в семействе чувствовалась неловкость в обращении с князем Андреем; он казался человеком из чуждого мира, и Наташа долго приучала домашних к князю Андрею и с гордостью уверяла всех, что он только кажется таким особенным, а что он такой же, как и все, и что она его не боится и что никто не должен бояться его. После нескольких дней, в семействе к нему привыкли и не стесняясь вели при нем прежний образ жизни, в котором он принимал участие. Он про хозяйство умел говорить с графом и про наряды с графиней и Наташей, и про альбомы и канву с Соней. Иногда домашние Ростовы между собою и при князе Андрее удивлялись тому, как всё это случилось и как очевидны были предзнаменования этого: и приезд князя Андрея в Отрадное, и их приезд в Петербург, и сходство между Наташей и князем Андреем, которое заметила няня в первый приезд князя Андрея, и столкновение в 1805 м году между Андреем и Николаем, и еще много других предзнаменований того, что случилось, было замечено домашними.
В доме царствовала та поэтическая скука и молчаливость, которая всегда сопутствует присутствию жениха и невесты. Часто сидя вместе, все молчали. Иногда вставали и уходили, и жених с невестой, оставаясь одни, всё также молчали. Редко они говорили о будущей своей жизни. Князю Андрею страшно и совестно было говорить об этом. Наташа разделяла это чувство, как и все его чувства, которые она постоянно угадывала. Один раз Наташа стала расспрашивать про его сына. Князь Андрей покраснел, что с ним часто случалось теперь и что особенно любила Наташа, и сказал, что сын его не будет жить с ними.
– Отчего? – испуганно сказала Наташа.
– Я не могу отнять его у деда и потом…
– Как бы я его любила! – сказала Наташа, тотчас же угадав его мысль; но я знаю, вы хотите, чтобы не было предлогов обвинять вас и меня.
Старый граф иногда подходил к князю Андрею, целовал его, спрашивал у него совета на счет воспитания Пети или службы Николая. Старая графиня вздыхала, глядя на них. Соня боялась всякую минуту быть лишней и старалась находить предлоги оставлять их одних, когда им этого и не нужно было. Когда князь Андрей говорил (он очень хорошо рассказывал), Наташа с гордостью слушала его; когда она говорила, то со страхом и радостью замечала, что он внимательно и испытующе смотрит на нее. Она с недоумением спрашивала себя: «Что он ищет во мне? Чего то он добивается своим взглядом! Что, как нет во мне того, что он ищет этим взглядом?» Иногда она входила в свойственное ей безумно веселое расположение духа, и тогда она особенно любила слушать и смотреть, как князь Андрей смеялся. Он редко смеялся, но зато, когда он смеялся, то отдавался весь своему смеху, и всякий раз после этого смеха она чувствовала себя ближе к нему. Наташа была бы совершенно счастлива, ежели бы мысль о предстоящей и приближающейся разлуке не пугала ее, так как и он бледнел и холодел при одной мысли о том.
Накануне своего отъезда из Петербурга, князь Андрей привез с собой Пьера, со времени бала ни разу не бывшего у Ростовых. Пьер казался растерянным и смущенным. Он разговаривал с матерью. Наташа села с Соней у шахматного столика, приглашая этим к себе князя Андрея. Он подошел к ним.
– Вы ведь давно знаете Безухого? – спросил он. – Вы любите его?
– Да, он славный, но смешной очень.
И она, как всегда говоря о Пьере, стала рассказывать анекдоты о его рассеянности, анекдоты, которые даже выдумывали на него.
– Вы знаете, я поверил ему нашу тайну, – сказал князь Андрей. – Я знаю его с детства. Это золотое сердце. Я вас прошу, Натали, – сказал он вдруг серьезно; – я уеду, Бог знает, что может случиться. Вы можете разлю… Ну, знаю, что я не должен говорить об этом. Одно, – чтобы ни случилось с вами, когда меня не будет…
– Что ж случится?…
– Какое бы горе ни было, – продолжал князь Андрей, – я вас прошу, m lle Sophie, что бы ни случилось, обратитесь к нему одному за советом и помощью. Это самый рассеянный и смешной человек, но самое золотое сердце.
Ни отец и мать, ни Соня, ни сам князь Андрей не могли предвидеть того, как подействует на Наташу расставанье с ее женихом. Красная и взволнованная, с сухими глазами, она ходила этот день по дому, занимаясь самыми ничтожными делами, как будто не понимая того, что ожидает ее. Она не плакала и в ту минуту, как он, прощаясь, последний раз поцеловал ее руку. – Не уезжайте! – только проговорила она ему таким голосом, который заставил его задуматься о том, не нужно ли ему действительно остаться и который он долго помнил после этого. Когда он уехал, она тоже не плакала; но несколько дней она не плача сидела в своей комнате, не интересовалась ничем и только говорила иногда: – Ах, зачем он уехал!
Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененной нравственной физиогномией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.
Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…
Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.
Зимой в Лысые Горы приезжал князь Андрей, был весел, кроток и нежен, каким его давно не видала княжна Марья. Она предчувствовала, что с ним что то случилось, но он не сказал ничего княжне Марье о своей любви. Перед отъездом князь Андрей долго беседовал о чем то с отцом и княжна Марья заметила, что перед отъездом оба были недовольны друг другом.
Вскоре после отъезда князя Андрея, княжна Марья писала из Лысых Гор в Петербург своему другу Жюли Карагиной, которую княжна Марья мечтала, как мечтают всегда девушки, выдать за своего брата, и которая в это время была в трауре по случаю смерти своего брата, убитого в Турции.
«Горести, видно, общий удел наш, милый и нежный друг Julieie».
«Ваша потеря так ужасна, что я иначе не могу себе объяснить ее, как особенную милость Бога, Который хочет испытать – любя вас – вас и вашу превосходную мать. Ах, мой друг, религия, и только одна религия, может нас, уже не говорю утешить, но избавить от отчаяния; одна религия может объяснить нам то, чего без ее помощи не может понять человек: для чего, зачем существа добрые, возвышенные, умеющие находить счастие в жизни, никому не только не вредящие, но необходимые для счастия других – призываются к Богу, а остаются жить злые, бесполезные, вредные, или такие, которые в тягость себе и другим. Первая смерть, которую я видела и которую никогда не забуду – смерть моей милой невестки, произвела на меня такое впечатление. Точно так же как вы спрашиваете судьбу, для чего было умирать вашему прекрасному брату, точно так же спрашивала я, для чего было умирать этому ангелу Лизе, которая не только не сделала какого нибудь зла человеку, но никогда кроме добрых мыслей не имела в своей душе. И что ж, мой друг, вот прошло с тех пор пять лет, и я, с своим ничтожным умом, уже начинаю ясно понимать, для чего ей нужно было умереть, и каким образом эта смерть была только выражением бесконечной благости Творца, все действия Которого, хотя мы их большею частью не понимаем, суть только проявления Его бесконечной любви к Своему творению. Может быть, я часто думаю, она была слишком ангельски невинна для того, чтобы иметь силу перенести все обязанности матери. Она была безупречна, как молодая жена; может быть, она не могла бы быть такою матерью. Теперь, мало того, что она оставила нам, и в особенности князю Андрею, самое чистое сожаление и воспоминание, она там вероятно получит то место, которого я не смею надеяться для себя. Но, не говоря уже о ней одной, эта ранняя и страшная смерть имела самое благотворное влияние, несмотря на всю печаль, на меня и на брата. Тогда, в минуту потери, эти мысли не могли притти мне; тогда я с ужасом отогнала бы их, но теперь это так ясно и несомненно. Пишу всё это вам, мой друг, только для того, чтобы убедить вас в евангельской истине, сделавшейся для меня жизненным правилом: ни один волос с головы не упадет без Его воли. А воля Его руководствуется только одною беспредельною любовью к нам, и потому всё, что ни случается с нами, всё для нашего блага. Вы спрашиваете, проведем ли мы следующую зиму в Москве? Несмотря на всё желание вас видеть, не думаю и не желаю этого. И вы удивитесь, что причиною тому Буонапарте. И вот почему: здоровье отца моего заметно слабеет: он не может переносить противоречий и делается раздражителен. Раздражительность эта, как вы знаете, обращена преимущественно на политические дела. Он не может перенести мысли о том, что Буонапарте ведет дело как с равными, со всеми государями Европы и в особенности с нашим, внуком Великой Екатерины! Как вы знаете, я совершенно равнодушна к политическим делам, но из слов моего отца и разговоров его с Михаилом Ивановичем, я знаю всё, что делается в мире, и в особенности все почести, воздаваемые Буонапарте, которого, как кажется, еще только в Лысых Горах на всем земном шаре не признают ни великим человеком, ни еще менее французским императором. И мой отец не может переносить этого. Мне кажется, что мой отец, преимущественно вследствие своего взгляда на политические дела и предвидя столкновения, которые у него будут, вследствие его манеры, не стесняясь ни с кем, высказывать свои мнения, неохотно говорит о поездке в Москву. Всё, что он выиграет от лечения, он потеряет вследствие споров о Буонапарте, которые неминуемы. Во всяком случае это решится очень скоро. Семейная жизнь наша идет по старому, за исключением присутствия брата Андрея. Он, как я уже писала вам, очень изменился последнее время. После его горя, он теперь только, в нынешнем году, совершенно нравственно ожил. Он стал таким, каким я его знала ребенком: добрым, нежным, с тем золотым сердцем, которому я не знаю равного. Он понял, как мне кажется, что жизнь для него не кончена. Но вместе с этой нравственной переменой, он физически очень ослабел. Он стал худее чем прежде, нервнее. Я боюсь за него и рада, что он предпринял эту поездку за границу, которую доктора уже давно предписывали ему. Я надеюсь, что это поправит его. Вы мне пишете, что в Петербурге о нем говорят, как об одном из самых деятельных, образованных и умных молодых людей. Простите за самолюбие родства – я никогда в этом не сомневалась. Нельзя счесть добро, которое он здесь сделал всем, начиная с своих мужиков и до дворян. Приехав в Петербург, он взял только то, что ему следовало. Удивляюсь, каким образом вообще доходят слухи из Петербурга в Москву и особенно такие неверные, как тот, о котором вы мне пишете, – слух о мнимой женитьбе брата на маленькой Ростовой. Я не думаю, чтобы Андрей когда нибудь женился на ком бы то ни было и в особенности на ней. И вот почему: во первых я знаю, что хотя он и редко говорит о покойной жене, но печаль этой потери слишком глубоко вкоренилась в его сердце, чтобы когда нибудь он решился дать ей преемницу и мачеху нашему маленькому ангелу. Во вторых потому, что, сколько я знаю, эта девушка не из того разряда женщин, которые могут нравиться князю Андрею. Не думаю, чтобы князь Андрей выбрал ее своею женою, и откровенно скажу: я не желаю этого. Но я заболталась, кончаю свой второй листок. Прощайте, мой милый друг; да сохранит вас Бог под Своим святым и могучим покровом. Моя милая подруга, mademoiselle Bourienne, целует вас.
Мари».
В середине лета, княжна Марья получила неожиданное письмо от князя Андрея из Швейцарии, в котором он сообщал ей странную и неожиданную новость. Князь Андрей объявлял о своей помолвке с Ростовой. Всё письмо его дышало любовной восторженностью к своей невесте и нежной дружбой и доверием к сестре. Он писал, что никогда не любил так, как любит теперь, и что теперь только понял и узнал жизнь; он просил сестру простить его за то, что в свой приезд в Лысые Горы он ничего не сказал ей об этом решении, хотя и говорил об этом с отцом. Он не сказал ей этого потому, что княжна Марья стала бы просить отца дать свое согласие, и не достигнув бы цели, раздражила бы отца, и на себе бы понесла всю тяжесть его неудовольствия. Впрочем, писал он, тогда еще дело не было так окончательно решено, как теперь. «Тогда отец назначил мне срок, год, и вот уже шесть месяцев, половина прошло из назначенного срока, и я остаюсь более, чем когда нибудь тверд в своем решении. Ежели бы доктора не задерживали меня здесь, на водах, я бы сам был в России, но теперь возвращение мое я должен отложить еще на три месяца. Ты знаешь меня и мои отношения с отцом. Мне ничего от него не нужно, я был и буду всегда независим, но сделать противное его воле, заслужить его гнев, когда может быть так недолго осталось ему быть с нами, разрушило бы наполовину мое счастие. Я пишу теперь ему письмо о том же и прошу тебя, выбрав добрую минуту, передать ему письмо и известить меня о том, как он смотрит на всё это и есть ли надежда на то, чтобы он согласился сократить срок на три месяца».
После долгих колебаний, сомнений и молитв, княжна Марья передала письмо отцу. На другой день старый князь сказал ей спокойно:
– Напиши брату, чтоб подождал, пока умру… Не долго – скоро развяжу…
Княжна хотела возразить что то, но отец не допустил ее, и стал всё более и более возвышать голос.
– Женись, женись, голубчик… Родство хорошее!… Умные люди, а? Богатые, а? Да. Хороша мачеха у Николушки будет! Напиши ты ему, что пускай женится хоть завтра. Мачеха Николушки будет – она, а я на Бурьенке женюсь!… Ха, ха, ха, и ему чтоб без мачехи не быть! Только одно, в моем доме больше баб не нужно; пускай женится, сам по себе живет. Может, и ты к нему переедешь? – обратился он к княжне Марье: – с Богом, по морозцу, по морозцу… по морозцу!…
После этой вспышки, князь не говорил больше ни разу об этом деле. Но сдержанная досада за малодушие сына выразилась в отношениях отца с дочерью. К прежним предлогам насмешек прибавился еще новый – разговор о мачехе и любезности к m lle Bourienne.
– Отчего же мне на ней не жениться? – говорил он дочери. – Славная княгиня будет! – И в последнее время, к недоуменью и удивлению своему, княжна Марья стала замечать, что отец ее действительно начинал больше и больше приближать к себе француженку. Княжна Марья написала князю Андрею о том, как отец принял его письмо; но утешала брата, подавая надежду примирить отца с этою мыслью.
Николушка и его воспитание, Andre и религия были утешениями и радостями княжны Марьи; но кроме того, так как каждому человеку нужны свои личные надежды, у княжны Марьи была в самой глубокой тайне ее души скрытая мечта и надежда, доставлявшая ей главное утешение в ее жизни. Утешительную эту мечту и надежду дали ей божьи люди – юродивые и странники, посещавшие ее тайно от князя. Чем больше жила княжна Марья, чем больше испытывала она жизнь и наблюдала ее, тем более удивляла ее близорукость людей, ищущих здесь на земле наслаждений и счастия; трудящихся, страдающих, борющихся и делающих зло друг другу, для достижения этого невозможного, призрачного и порочного счастия. «Князь Андрей любил жену, она умерла, ему мало этого, он хочет связать свое счастие с другой женщиной. Отец не хочет этого, потому что желает для Андрея более знатного и богатого супружества. И все они борются и страдают, и мучают, и портят свою душу, свою вечную душу, для достижения благ, которым срок есть мгновенье. Мало того, что мы сами знаем это, – Христос, сын Бога сошел на землю и сказал нам, что эта жизнь есть мгновенная жизнь, испытание, а мы всё держимся за нее и думаем в ней найти счастье. Как никто не понял этого? – думала княжна Марья. Никто кроме этих презренных божьих людей, которые с сумками за плечами приходят ко мне с заднего крыльца, боясь попасться на глаза князю, и не для того, чтобы не пострадать от него, а для того, чтобы его не ввести в грех. Оставить семью, родину, все заботы о мирских благах для того, чтобы не прилепляясь ни к чему, ходить в посконном рубище, под чужим именем с места на место, не делая вреда людям, и молясь за них, молясь и за тех, которые гонят, и за тех, которые покровительствуют: выше этой истины и жизни нет истины и жизни!»
Была одна странница, Федосьюшка, 50 ти летняя, маленькая, тихенькая, рябая женщина, ходившая уже более 30 ти лет босиком и в веригах. Ее особенно любила княжна Марья. Однажды, когда в темной комнате, при свете одной лампадки, Федосьюшка рассказывала о своей жизни, – княжне Марье вдруг с такой силой пришла мысль о том, что Федосьюшка одна нашла верный путь жизни, что она решилась сама пойти странствовать. Когда Федосьюшка пошла спать, княжна Марья долго думала над этим и наконец решила, что как ни странно это было – ей надо было итти странствовать. Она поверила свое намерение только одному духовнику монаху, отцу Акинфию, и духовник одобрил ее намерение. Под предлогом подарка странницам, княжна Марья припасла себе полное одеяние странницы: рубашку, лапти, кафтан и черный платок. Часто подходя к заветному комоду, княжна Марья останавливалась в нерешительности о том, не наступило ли уже время для приведения в исполнение ее намерения.
Часто слушая рассказы странниц, она возбуждалась их простыми, для них механическими, а для нее полными глубокого смысла речами, так что она была несколько раз готова бросить всё и бежать из дому. В воображении своем она уже видела себя с Федосьюшкой в грубом рубище, шагающей с палочкой и котомочкой по пыльной дороге, направляя свое странствие без зависти, без любви человеческой, без желаний от угодников к угодникам, и в конце концов, туда, где нет ни печали, ни воздыхания, а вечная радость и блаженство.
«Приду к одному месту, помолюсь; не успею привыкнуть, полюбить – пойду дальше. И буду итти до тех пор, пока ноги подкосятся, и лягу и умру где нибудь, и приду наконец в ту вечную, тихую пристань, где нет ни печали, ни воздыхания!…» думала княжна Марья.
Но потом, увидав отца и особенно маленького Коко, она ослабевала в своем намерении, потихоньку плакала и чувствовала, что она грешница: любила отца и племянника больше, чем Бога.
Библейское предание говорит, что отсутствие труда – праздность была условием блаженства первого человека до его падения. Любовь к праздности осталась та же и в падшем человеке, но проклятие всё тяготеет над человеком, и не только потому, что мы в поте лица должны снискивать хлеб свой, но потому, что по нравственным свойствам своим мы не можем быть праздны и спокойны. Тайный голос говорит, что мы должны быть виновны за то, что праздны. Ежели бы мог человек найти состояние, в котором он, будучи праздным, чувствовал бы себя полезным и исполняющим свой долг, он бы нашел одну сторону первобытного блаженства. И таким состоянием обязательной и безупречной праздности пользуется целое сословие – сословие военное. В этой то обязательной и безупречной праздности состояла и будет состоять главная привлекательность военной службы.
Николай Ростов испытывал вполне это блаженство, после 1807 года продолжая служить в Павлоградском полку, в котором он уже командовал эскадроном, принятым от Денисова.
Ростов сделался загрубелым, добрым малым, которого московские знакомые нашли бы несколько mauvais genre [дурного тона], но который был любим и уважаем товарищами, подчиненными и начальством и который был доволен своей жизнью. В последнее время, в 1809 году, он чаще в письмах из дому находил сетования матери на то, что дела расстраиваются хуже и хуже, и что пора бы ему приехать домой, обрадовать и успокоить стариков родителей.
Читая эти письма, Николай испытывал страх, что хотят вывести его из той среды, в которой он, оградив себя от всей житейской путаницы, жил так тихо и спокойно. Он чувствовал, что рано или поздно придется опять вступить в тот омут жизни с расстройствами и поправлениями дел, с учетами управляющих, ссорами, интригами, с связями, с обществом, с любовью Сони и обещанием ей. Всё это было страшно трудно, запутано, и он отвечал на письма матери, холодными классическими письмами, начинавшимися: Ma chere maman [Моя милая матушка] и кончавшимися: votre obeissant fils, [Ваш послушный сын,] умалчивая о том, когда он намерен приехать. В 1810 году он получил письма родных, в которых извещали его о помолвке Наташи с Болконским и о том, что свадьба будет через год, потому что старый князь не согласен. Это письмо огорчило, оскорбило Николая. Во первых, ему жалко было потерять из дома Наташу, которую он любил больше всех из семьи; во вторых, он с своей гусарской точки зрения жалел о том, что его не было при этом, потому что он бы показал этому Болконскому, что совсем не такая большая честь родство с ним и что, ежели он любит Наташу, то может обойтись и без разрешения сумасбродного отца. Минуту он колебался не попроситься ли в отпуск, чтоб увидать Наташу невестой, но тут подошли маневры, пришли соображения о Соне, о путанице, и Николай опять отложил. Но весной того же года он получил письмо матери, писавшей тайно от графа, и письмо это убедило его ехать. Она писала, что ежели Николай не приедет и не возьмется за дела, то всё именье пойдет с молотка и все пойдут по миру. Граф так слаб, так вверился Митеньке, и так добр, и так все его обманывают, что всё идет хуже и хуже. «Ради Бога, умоляю тебя, приезжай сейчас же, ежели ты не хочешь сделать меня и всё твое семейство несчастными», писала графиня.
Письмо это подействовало на Николая. У него был тот здравый смысл посредственности, который показывал ему, что было должно.
Теперь должно было ехать, если не в отставку, то в отпуск. Почему надо было ехать, он не знал; но выспавшись после обеда, он велел оседлать серого Марса, давно не езженного и страшно злого жеребца, и вернувшись на взмыленном жеребце домой, объявил Лаврушке (лакей Денисова остался у Ростова) и пришедшим вечером товарищам, что подает в отпуск и едет домой. Как ни трудно и странно было ему думать, что он уедет и не узнает из штаба (что ему особенно интересно было), произведен ли он будет в ротмистры, или получит Анну за последние маневры; как ни странно было думать, что он так и уедет, не продав графу Голуховскому тройку саврасых, которых польский граф торговал у него, и которых Ростов на пари бил, что продаст за 2 тысячи, как ни непонятно казалось, что без него будет тот бал, который гусары должны были дать панне Пшаздецкой в пику уланам, дававшим бал своей панне Боржозовской, – он знал, что надо ехать из этого ясного, хорошего мира куда то туда, где всё было вздор и путаница.
Через неделю вышел отпуск. Гусары товарищи не только по полку, но и по бригаде, дали обед Ростову, стоивший с головы по 15 руб. подписки, – играли две музыки, пели два хора песенников; Ростов плясал трепака с майором Басовым; пьяные офицеры качали, обнимали и уронили Ростова; солдаты третьего эскадрона еще раз качали его, и кричали ура! Потом Ростова положили в сани и проводили до первой станции.
До половины дороги, как это всегда бывает, от Кременчуга до Киева, все мысли Ростова были еще назади – в эскадроне; но перевалившись за половину, он уже начал забывать тройку саврасых, своего вахмистра Дожойвейку, и беспокойно начал спрашивать себя о том, что и как он найдет в Отрадном. Чем ближе он подъезжал, тем сильнее, гораздо сильнее (как будто нравственное чувство было подчинено тому же закону скорости падения тел в квадратах расстояний), он думал о своем доме; на последней перед Отрадным станции, дал ямщику три рубля на водку, и как мальчик задыхаясь вбежал на крыльцо дома.
После восторгов встречи, и после того странного чувства неудовлетворения в сравнении с тем, чего ожидаешь – всё то же, к чему же я так торопился! – Николай стал вживаться в свой старый мир дома. Отец и мать были те же, они только немного постарели. Новое в них било какое то беспокойство и иногда несогласие, которого не бывало прежде и которое, как скоро узнал Николай, происходило от дурного положения дел. Соне был уже двадцатый год. Она уже остановилась хорошеть, ничего не обещала больше того, что в ней было; но и этого было достаточно. Она вся дышала счастьем и любовью с тех пор как приехал Николай, и верная, непоколебимая любовь этой девушки радостно действовала на него. Петя и Наташа больше всех удивили Николая. Петя был уже большой, тринадцатилетний, красивый, весело и умно шаловливый мальчик, у которого уже ломался голос. На Наташу Николай долго удивлялся, и смеялся, глядя на нее.
– Совсем не та, – говорил он.
– Что ж, подурнела?
– Напротив, но важность какая то. Княгиня! – сказал он ей шопотом.
– Да, да, да, – радостно говорила Наташа.
Наташа рассказала ему свой роман с князем Андреем, его приезд в Отрадное и показала его последнее письмо.
– Что ж ты рад? – спрашивала Наташа. – Я так теперь спокойна, счастлива.
– Очень рад, – отвечал Николай. – Он отличный человек. Что ж ты очень влюблена?
– Как тебе сказать, – отвечала Наташа, – я была влюблена в Бориса, в учителя, в Денисова, но это совсем не то. Мне покойно, твердо. Я знаю, что лучше его не бывает людей, и мне так спокойно, хорошо теперь. Совсем не так, как прежде…
Николай выразил Наташе свое неудовольствие о том, что свадьба была отложена на год; но Наташа с ожесточением напустилась на брата, доказывая ему, что это не могло быть иначе, что дурно бы было вступить в семью против воли отца, что она сама этого хотела.
– Ты совсем, совсем не понимаешь, – говорила она. Николай замолчал и согласился с нею.
Брат часто удивлялся глядя на нее. Совсем не было похоже, чтобы она была влюбленная невеста в разлуке с своим женихом. Она была ровна, спокойна, весела совершенно по прежнему. Николая это удивляло и даже заставляло недоверчиво смотреть на сватовство Болконского. Он не верил в то, что ее судьба уже решена, тем более, что он не видал с нею князя Андрея. Ему всё казалось, что что нибудь не то, в этом предполагаемом браке.
«Зачем отсрочка? Зачем не обручились?» думал он. Разговорившись раз с матерью о сестре, он, к удивлению своему и отчасти к удовольствию, нашел, что мать точно так же в глубине души иногда недоверчиво смотрела на этот брак.
– Вот пишет, – говорила она, показывая сыну письмо князя Андрея с тем затаенным чувством недоброжелательства, которое всегда есть у матери против будущего супружеского счастия дочери, – пишет, что не приедет раньше декабря. Какое же это дело может задержать его? Верно болезнь! Здоровье слабое очень. Ты не говори Наташе. Ты не смотри, что она весела: это уж последнее девичье время доживает, а я знаю, что с ней делается всякий раз, как письма его получаем. А впрочем Бог даст, всё и хорошо будет, – заключала она всякий раз: – он отличный человек.
Первое время своего приезда Николай был серьезен и даже скучен. Его мучила предстоящая необходимость вмешаться в эти глупые дела хозяйства, для которых мать вызвала его. Чтобы скорее свалить с плеч эту обузу, на третий день своего приезда он сердито, не отвечая на вопрос, куда он идет, пошел с нахмуренными бровями во флигель к Митеньке и потребовал у него счеты всего. Что такое были эти счеты всего, Николай знал еще менее, чем пришедший в страх и недоумение Митенька. Разговор и учет Митеньки продолжался недолго. Староста, выборный и земский, дожидавшиеся в передней флигеля, со страхом и удовольствием слышали сначала, как загудел и затрещал как будто всё возвышавшийся голос молодого графа, слышали ругательные и страшные слова, сыпавшиеся одно за другим.
– Разбойник! Неблагодарная тварь!… изрублю собаку… не с папенькой… обворовал… – и т. д.
Потом эти люди с неменьшим удовольствием и страхом видели, как молодой граф, весь красный, с налитой кровью в глазах, за шиворот вытащил Митеньку, ногой и коленкой с большой ловкостью в удобное время между своих слов толкнул его под зад и закричал: «Вон! чтобы духу твоего, мерзавец, здесь не было!»
Митенька стремглав слетел с шести ступеней и убежал в клумбу. (Клумба эта была известная местность спасения преступников в Отрадном. Сам Митенька, приезжая пьяный из города, прятался в эту клумбу, и многие жители Отрадного, прятавшиеся от Митеньки, знали спасительную силу этой клумбы.)
Жена Митеньки и свояченицы с испуганными лицами высунулись в сени из дверей комнаты, где кипел чистый самовар и возвышалась приказчицкая высокая постель под стеганным одеялом, сшитым из коротких кусочков.
Молодой граф, задыхаясь, не обращая на них внимания, решительными шагами прошел мимо них и пошел в дом.
Графиня узнавшая тотчас через девушек о том, что произошло во флигеле, с одной стороны успокоилась в том отношении, что теперь состояние их должно поправиться, с другой стороны она беспокоилась о том, как перенесет это ее сын. Она подходила несколько раз на цыпочках к его двери, слушая, как он курил трубку за трубкой.
На другой день старый граф отозвал в сторону сына и с робкой улыбкой сказал ему:
– А знаешь ли, ты, моя душа, напрасно погорячился! Мне Митенька рассказал все.
«Я знал, подумал Николай, что никогда ничего не пойму здесь, в этом дурацком мире».
– Ты рассердился, что он не вписал эти 700 рублей. Ведь они у него написаны транспортом, а другую страницу ты не посмотрел.
– Папенька, он мерзавец и вор, я знаю. И что сделал, то сделал. А ежели вы не хотите, я ничего не буду говорить ему.
– Нет, моя душа (граф был смущен тоже. Он чувствовал, что он был дурным распорядителем имения своей жены и виноват был перед своими детьми но не знал, как поправить это) – Нет, я прошу тебя заняться делами, я стар, я…
– Нет, папенька, вы простите меня, ежели я сделал вам неприятное; я меньше вашего умею.
«Чорт с ними, с этими мужиками и деньгами, и транспортами по странице, думал он. Еще от угла на шесть кушей я понимал когда то, но по странице транспорт – ничего не понимаю», сказал он сам себе и с тех пор более не вступался в дела. Только однажды графиня позвала к себе сына, сообщила ему о том, что у нее есть вексель Анны Михайловны на две тысячи и спросила у Николая, как он думает поступить с ним.
