Чемпионат мира по художественной гимнастике 2010
Поделись знанием:
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.
Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.
Выехав с своей свитой – графом Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7 го декабря из Петербурга, государь 11 го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к замку. У замка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных офицеров в полной парадной форме и почетный караул Семеновского полка.
Курьер, подскакавший к замку на потной тройке, впереди государя, прокричал: «Едет!» Коновницын бросился в сени доложить Кутузову, дожидавшемуся в маленькой швейцарской комнатке.
Через минуту толстая большая фигура старика, в полной парадной форме, со всеми регалиями, покрывавшими грудь, и подтянутым шарфом брюхом, перекачиваясь, вышла на крыльцо. Кутузов надел шляпу по фронту, взял в руки перчатки и бочком, с трудом переступая вниз ступеней, сошел с них и взял в руку приготовленный для подачи государю рапорт.
Беготня, шепот, еще отчаянно пролетевшая тройка, и все глаза устремились на подскакивающие сани, в которых уже видны были фигуры государя и Волконского.
Все это по пятидесятилетней привычке физически тревожно подействовало на старого генерала; он озабоченно торопливо ощупал себя, поправил шляпу и враз, в ту минуту как государь, выйдя из саней, поднял к нему глаза, подбодрившись и вытянувшись, подал рапорт и стал говорить своим мерным, заискивающим голосом.
Государь быстрым взглядом окинул Кутузова с головы до ног, на мгновенье нахмурился, но тотчас же, преодолев себя, подошел и, расставив руки, обнял старого генерала. Опять по старому, привычному впечатлению и по отношению к задушевной мысли его, объятие это, как и обыкновенно, подействовало на Кутузова: он всхлипнул.
Государь поздоровался с офицерами, с Семеновским караулом и, пожав еще раз за руку старика, пошел с ним в замок.
Оставшись наедине с фельдмаршалом, государь высказал ему свое неудовольствие за медленность преследования, за ошибки в Красном и на Березине и сообщил свои соображения о будущем походе за границу. Кутузов не делал ни возражений, ни замечаний. То самое покорное и бессмысленное выражение, с которым он, семь лет тому назад, выслушивал приказания государя на Аустерлицком поле, установилось теперь на его лице.
Когда Кутузов вышел из кабинета и своей тяжелой, ныряющей походкой, опустив голову, пошел по зале, чей то голос остановил его.
– Ваша светлость, – сказал кто то.
Кутузов поднял голову и долго смотрел в глаза графу Толстому, который, с какой то маленькою вещицей на серебряном блюде, стоял перед ним. Кутузов, казалось, не понимал, чего от него хотели.
Вдруг он как будто вспомнил: чуть заметная улыбка мелькнула на его пухлом лице, и он, низко, почтительно наклонившись, взял предмет, лежавший на блюде. Это был Георгий 1 й степени.
На другой день были у фельдмаршала обед и бал, которые государь удостоил своим присутствием. Кутузову пожалован Георгий 1 й степени; государь оказывал ему высочайшие почести; но неудовольствие государя против фельдмаршала было известно каждому. Соблюдалось приличие, и государь показывал первый пример этого; но все знали, что старик виноват и никуда не годится. Когда на бале Кутузов, по старой екатерининской привычке, при входе государя в бальную залу велел к ногам его повергнуть взятые знамена, государь неприятно поморщился и проговорил слова, в которых некоторые слышали: «старый комедиант».
Неудовольствие государя против Кутузова усилилось в Вильне в особенности потому, что Кутузов, очевидно, не хотел или не мог понимать значение предстоящей кампании.
Когда на другой день утром государь сказал собравшимся у него офицерам: «Вы спасли не одну Россию; вы спасли Европу», – все уже тогда поняли, что война не кончена.
Один Кутузов не хотел понимать этого и открыто говорил свое мнение о том, что новая война не может улучшить положение и увеличить славу России, а только может ухудшить ее положение и уменьшить ту высшую степень славы, на которой, по его мнению, теперь стояла Россия. Он старался доказать государю невозможность набрания новых войск; говорил о тяжелом положении населений, о возможности неудач и т. п.
При таком настроении фельдмаршал, естественно, представлялся только помехой и тормозом предстоящей войны.
Для избежания столкновений со стариком сам собою нашелся выход, состоящий в том, чтобы, как в Аустерлице и как в начале кампании при Барклае, вынуть из под главнокомандующего, не тревожа его, не объявляя ему о том, ту почву власти, на которой он стоял, и перенести ее к самому государю.
С этою целью понемногу переформировался штаб, и вся существенная сила штаба Кутузова была уничтожена и перенесена к государю. Толь, Коновницын, Ермолов – получили другие назначения. Все громко говорили, что фельдмаршал стал очень слаб и расстроен здоровьем.
Ему надо было быть слабым здоровьем, для того чтобы передать свое место тому, кто заступал его. И действительно, здоровье его было слабо.
Как естественно, и просто, и постепенно явился Кутузов из Турции в казенную палату Петербурга собирать ополчение и потом в армию, именно тогда, когда он был необходим, точно так же естественно, постепенно и просто теперь, когда роль Кутузова была сыграна, на место его явился новый, требовавшийся деятель.
Война 1812 го года, кроме своего дорогого русскому сердцу народного значения, должна была иметь другое – европейское.
За движением народов с запада на восток должно было последовать движение народов с востока на запад, и для этой новой войны нужен был новый деятель, имеющий другие, чем Кутузов, свойства, взгляды, движимый другими побуждениями.
Александр Первый для движения народов с востока на запад и для восстановления границ народов был так же необходим, как необходим был Кутузов для спасения и славы России.
Кутузов не понимал того, что значило Европа, равновесие, Наполеон. Он не мог понимать этого. Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер.
Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал больным в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все таки выздоровел.
Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.
XXX чемпионат мира по художественной гимнастике проходил в Москве, столице России, с 19 по 26 сентября 2010 года. Соревнования проводились в спорткомплексе «Олимпийский».
За 30 лет проведения чемпионатов мира по художественной гимнастике турнир впервые прошёл на родине художественной гимнастики, в России.
На гала-открытии чемпионата на суд зрителей был представлен эксперимент по поиску новых путей развития художественной гимнастики, поставленный Ириной Винер — выступления гимнасток с двумя предметами. Пятикратная чемпионка мира Ольга Капранова выступила с композицией с двумя обручами, а Екатерина Донич для своего номера выбрала мяч и ленту[1].
На чемпионате были разыграны 9 комплектов наград: в индивидуальном и групповом многоборье, в упражнениях со скакалкой, обручем, мячом и лентой, в групповых упражнениях с пятью обручами, тремя лентами + двумя скакалками, а также в командных соревнованиях. В борьбе за медали приняли участие более 800 гимнасток из 56 стран[2].
Российские гимнастки выиграли 14 медалей: 8 золотых, 5 серебряных и 1 бронзовую, уверенно победив в общекомандном зачёте, опередив соперниц из Италии, Белоруссии, Азербайджана и Болгарии. По общему числу наград россиянки также оказались впереди белорусок и азербайджанских гимнасток.
Олимпийская чемпионка 2008 года в многоборье Евгения Канаева выиграла четыре «золота» — в многоборье, в командном первенстве, в упражнениях с мячом и обручем, а также завоевала «серебро» со скакалкой. По два «золота» выиграли Дарья Кондакова (скакалка и командное первенство) и Дарья Дмитриева (лента и командное первенство). Кроме того, у Кондаковой «серебро» в многоборье, с обручем и лентой, у Дмитриевой «серебро» с мячом. Ульяна Донскова, Екатерина Малыгина, Анастасия Назаренко, Наталья Пичужкина, Татьяна Сергеева и Дарья Щербакова завоевали два «золота» (в отдельных упражнениях с пятью обручами и двумя скакалками плюс тремя лентами) и «бронзу» (многоборье) в групповых упражнениях[3].
Вручаемый с 1997 года компанией Longines специальный приз «За элегантность» также достался представительнице России — Дарье Кондаковой[4].
Олимпийская чемпионка Алина Кабаева учредила свой специальный приз «За артистизм», который вручила гимнастке из Узбекистана Ульяне Трофимовой.
Президент Международной федерации гимнастики (ФИЖ) Бруно Гранди вручил главному тренеру сборной России Ирине Винер медаль «В память 30-летия Игр XXII Олимпиады 1980 года в г. Москве».
Гала-концерт по окончании чемпионата транслировался на сто стран мира[5].
Содержание
Расписание турнира
- 20 сентября — церемония открытия (14:00—14:30); квалификационные индивидуальные соревнования (скакалка, обруч — 10:00—17:45)
- 21 сентября — квалификационные индивидуальные соревнования (скакалка, обруч — 11:30—18:30), финалы в отдельных упражнениях (скакалка — 19:00—19:30, обруч — 19:40)
- 22 сентября — квалификационные индивидуальные соревнования (мяч, лента — 10:00—17:45)
- 23 сентября — квалификационные индивидуальные соревнования (мяч, лента — 11:30—18:30), финалы в отдельных упражнениях (мяч — 19:00—19:30, лента — 19:40); финал командного турнира (до 20:00)
- 24 сентября — финал в личном многоборье (19:00—21:30)
- 25 сентября — финал в групповых соревнованиях в многоборье (14:00—18:45)
- 26 сентября — финалы в групповых соревнованиях с отдельными предметами (5 обручей — 14:00—14:40 и 3 ленты + 2 скакалки — 15:00—15:40), церемония закрытия (17:30).
Медальный зачёт
| Общее количество медалей | 
| ||||
|---|---|---|---|---|---|
| Место | Страна | Золото | Серебро | Бронза | Всего |
| 1 |  Россия
|
8 | 5 | 1 | 14 |
| 2 |  Италия
|
1 | 2 | - | 3 |
| 3 |  Белоруссия
|
- | 2 | 3 | 5 |
| 4 |  Азербайджан
|
- | - | 4 | 4 |
| 5 |  Болгария
|
- | - | 1 | 1 |
(Жирным шрифтом выделено самое большое количество медалей в своей категории)
Призёры
Индивидуальная программа
Командное многоборье
Соревнования проходили с 20 по 23 сентября[6].
| Место | Страна |  |
 |
 |
 |
Сумма |
|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Россия |
84.675 (1) | 84.750 (1) | 84.425 (1) | 85.675 (1) | 284.925 |
| 2 | Белоруссия |
78.675 (4) | 81.475 (2) | 80.350 (2) | 79.200 (2) | 269.700 |
| 3 | Азербайджан |
78.825 (2) | 79.125 (3) | 78.925 (4) | 78.650 (3) | 265.225 |
| 4 |  Украина |
78.825 (2) | 77.325 (4) | 79.475 (3) | 78.300 (4) | 263.475 |
| 5 |  Израиль |
74.375 (9) | 75.075 (7) | 76.750 (5) | 73.725 (8) | 256.675 |
| 6 |  Казахстан |
75.325 (5) | 75.900 (5) | 74.175 (8) | 73.200 (11) | 253.975 |
| 7 | Болгария |
74.100 (10) | 75.150 (6) | 75.325 (7) | 75.025 (5) | 252.750 |
| 8 |  Польша |
74.450 (7) | 74.625 (8) | 73.200 (12) | 74.625 (6) | 250.950 |
| 9 | Италия |
75.000 (6) | 72.700 (12) | 74.050 (9) | 74.200 (7) | 248.750 |
| 10 |  Австрия |
74.400 (8) | 73.425 (10) | 73.550 (10) | 73.425 (9) | 248.625 |
| 11 |  Узбекистан |
73.925 (11) | 73.400 (11) | 73.250 (11) | 69.575 (17) | 246.550 |
| 12 |  Республика Корея |
71.950 (13) | 73.800 (9) | 71.650 (16) | 73.000 (12) | 243.875 |
| 13 |  Греция |
71.425 (14) | 71.225 (15) | 72.975 (14) | 73.400 (10) | 242.950 |
| 14 |  Испания |
72.050 (12) | 69.350 (18) | 76.150 (6) | 70.325 (15) | 242.875 |
| 15 |  США |
70.125 (16) | 71.100 (16) | 73.000 (13) | 70.550 (13) | 241.250 |
| 16 |  КНР |
70.025 (17) | 71.575 (13) | 72.400 (15) | 67.550 (20) | 237.600 |
| 17 |  Венгрия |
70.275 (15) | 68.875 (19) | 70.775 (17) | 67.700 (19) | 235.625 |
| 18 |  Мексика |
67.950 (22) | 71.525 (14) | 69.275 (19) | 69.825 (16) | 235.325 |
| 19 |  Австралия |
67.675 (25) | 70.300 (17) | 69.200 (20) | 70.350 (14) | 235.000 |
| 20 |  Турция |
68.475 (20) | 68.850 (20) | 70.075 (18) | 68.650 (18) | 232.525 |
| 21 |  Швеция |
67.900 (23) | 68.750 (21) | 68.350 (22) | 65.275 (26) | 228.025 |
| 22 |  Бразилия |
67.750 (24) | 68.500 (22) | 67.605 (24) | 62.725 (32) | 227.075 |
| 23 |  Эстония |
68.275 (21) | 67.325 (25) | 69.050 (21) | 63.950 (30) | 226.150 |
| 24 |  Канада |
68.825 (18) | 64.950 (30) | 66.950 (27) | 67.250 (21) | 225.800 |
| 25 |  Великобритания |
63.675 (32) | 68.275 (23) | 67.725 (23) | 66.125 (24) | 224.725 |
| 26 |  Чехия |
68.825 (18) | 66.425 (26) | 63.775 (34) | 64.725 (27) | 223.875 |
| 27 |  Финляндия |
64.000 (30) | 68.150 (24) | 67.550 (25) | 64.625 (28) | 223.600 |
| 28 |  Латвия |
66.425 (26) | 65.250 (29) | 67.725 (26) | 66.075 (25) | 223.225 |
| 29 |  Египет |
66.100 (27) | 66.000 (28) | 66.425 (29) | 66.200 (23) | 222.700 |
| 30 |  Словения |
64.725 (28) | 66.375 (27) | 66.775 (28) | 63.650 (31) | 222.075 |
| 31 |  Аргентина |
61.750 (34) | 63.275 (33) | 65.250 (31) | 66.925 (22) | 217.250 |
| 32 |  Словакия |
64.000 (30) | 64.875 (31) | 65.600 (30) | 62.350 (33) | 215.600 |
| 33 |  Норвегия |
64.425 (29) | 62.750 (34) | 61.175 (36) | 64.100 (29) | 212.325 |
| 34 |  Венесуэла |
61.225 (35) | 62.700 (35) | 64.150 (32) | 61.700 (34) | 211.950 |
| 35 |  ЮАР |
63.350 (33) | 63.375 (32) | 63.900 (33) | 60.025 (35) | 211.775 |
| 36 |  Таиланд |
60.550 (36) | 61.850 (36) | 63.100 (35) | 58.550 (36) | 207.475 |
| 37 |  Армения |
51.925 (27) | 50.150 (37) | 55.175 (37) | 48.375 (37) | 175.475 |
| 38 |  Индия |
45.500 (38) | 46.475 (38) | 49.850 (38) | 47.475 (38) | 159.200 |
Индивидуальное многоборье
| Место | Имя | |
|
|
|
Сумма |
|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Евгения Канаева (RUS) |
28.950 (1) | 29.100 (1) | 29.350 (1) | 28.850 (1) | 116.250 |
| 2 | Дарья Кондакова (RUS) |
28.675 (2) | 28.750 (2) | 28.000 (2) | 28.400 (2) | 113.825 |
| 3 | Мелитина Станюта (BLR) |
27.275 (4) | 27.700 (3) | 27.625 (4) | 27.750 (4) | 110.350 |
| 4 | Алия Гараева (AZE) |
27.450 (3) | 27.300 (5) | 27.750 (3) | 27.800 (3) | 110.300 |
| 5 | Алина Максименко (UKR) |
27.125 (5) | 27.400 (4) | 27.175 (6) | 27.250 (5) | 108.950 |
| 6 | Сильвия Митева (BUL) |
27.075 (6) | 26.950 (9) | 27.450 (5) | 26.875 (8) | 108.350 |
| 7 | Анна Алябьева (KAZ) |
27.050 (7) | 27.125 (7) | 26.250 (12) | 27.100 (7) | 107.525 |
| 8 | Йоанна Митрош (POL) |
26.800 (8) | 26.650 (10) | 26.700 (9) | 26.650 (10) | 106.800 |
| 9 | Ирина Рисензон (ISR) |
26.500 (9) | 27.000 (8) | 26.350 (11) | 26.850 (9) | 106.700 |
| 10 | Любовь Черкашина (BLR) |
26.500 (9) | 25.800 (16) | 27.000 (7) | 27.200 (6) | 106.500 |
| 11 | Нета Ривкин (ISR) |
26.450 (11) | 26.550 (11) | 26.450 (10) | 26.500 (11) | 105.950 |
| 12 | Ульяна Трофимова (UZB) |
26.050 (13) | 27.150 (6) | 26.900 (8) | 25.250 (17) | 105.350 |
| 13 |  Дельфин Леду (FRA) |
26.100 (12) | 26.350 (12) | 26.200 (14) | 26.050 (12) | 104.700 |
| 14 | Анна Гурбанова (AZE) |
26.050 (13) | 25.900 (15) | 26.225 (13) | 25.400 (16) | 103.575 |
| 15 | Каролина Вебер (AUT) |
25.700 (16) | 26.050 (14) | 25.725 (15) | 25.850 (13) | 103.325 |
| 16 | Джульета Канталуппи (ITA) |
25.275 (19) | 25.800 (16) | 25.700 (16) | 25.200 (19) | 101.975 |
| 17 | Каролина Родригес (ESP) |
25.450 (17) | 25.225 (20) | 25.700 (16) | 25.450 (15) | 101.825 |
| 18 | Наталья Годунко (UKR) |
26.000 (15) | 26.300 (13) | 23.300 (24) | 25.750 (14) | 101.350 |
| 19 |  Юрия Онуки (JPN) |
25.350 (18) | 24.700 (22) | 25.525 (18) | 24.850 (21) | 100.425 |
| 20 | Марина Петракова (KAZ) |
24.825 (22) | 25.450 (19) | 25.375 (20) | 24.650 (22) | 100.300 |
| 21 | Дэнг Сэньюэ (CHN) |
25.175 (20) | 25.650 (18) | 24.975 (21) | 24.450 (24) | 100.250 |
| 22 | Моника Минчева (BUL) |
24.750 (23) | 25.100 (21) | 24.850 (22) | 25.250 (17) | 99.950 |
| 23 | Джули Зетлин (USA) |
24.325 (24) | 24.650 (23) | 25.400 (19) | 24.650 (22) | 99.025 |
| 24 | Дора Васс (HUN) |
24.850 (21) | 24.575 (24) | 24.100 (23) | 25.050 (20) | 98.575 |
Скакалка
| Место | Имя | Сложность | Артистизм | Исполнение | Сбавка | Сумма |
|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Дарья Кондакова (RUS) |
9.550 | 9.750 | 9.450 | 28.750 | |
| 2 | Евгения Канаева (RUS) |
9.450 | 9.700 | 9.450 | 28.600 | |
| 3 | Мелитина Станюта (BLR) |
9.350 | 9.250 | 9.050 | 27.650 | |
| 4 | Алина Максименко (UKR) |
8.900 | 9.250 | 9.150 | 27.300 | |
| 5 | Алия Гараева (AZE) |
9.000 | 9.250 | 9.000 | 27.250 | |
| 6 | Ирина Рисензон (ISR) |
8.850 | 9.050 | 8.900 | 26.800 | |
| 7 | Дельфин Леду (FRA) |
8.300 | 8.950 | 8.700 | 25.950 | |
| 8 | Ульяна Трофимова (UZB) |
7.700 | 9.050 | 8.700 | 25.450 |
Обруч
| Место | Имя | Сложность | Артистизм | Исполнение | Сбавка | Сумма |
|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Евгения Канаева (RUS) |
9.700 | 9.900 | 9.600 | 29.200 | |
| 2 | Дарья Кондакова (RUS) |
9.650 | 9.700 | 9.550 | 28.900 | |
| 3 | Алия Гараева (AZE) |
9.150 | 9.375 | 9.150 | 27.675 | |
| 4 | Мелитина Станюта (BLR) |
9.100 | 9.350 | 8.950 | 27.400 | |
| 5 | Алина Максименко (UKR) |
9.050 | 9.150 | 9.050 | 27.250 | |
| 6 | Любовь Черкашина (BLR) |
8.650 | 9.300 | 9.400 | 27.150 | |
| 7 | Анна Алябьева (KAZ) |
8.600 | 9.300 | 9.050 | 26.950 | |
| 8 | Йоанна Митрош (POL) |
8.725 | 8.900 | 8.600 | 0.20 | 26.025 |
Мяч
| Место | Имя | Сложность | Артистизм | Исполнение | Сбавка | Сумма |
|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Евгения Канаева (RUS) |
9.350 | 9.750 | 9.600 | 28.700 | |
| 2 | Дарья Дмитриева (RUS) |
9.450 | 9.700 | 9.500 | 28.650 | |
| 3 | Алия Гараева (AZE) |
9.150 | 9.250 | 9.150 | 27.550 | |
| 4 | Любовь Черкашина (BLR) |
8.975 | 9.300 | 9.150 | 27.425 | |
| 5 | Ирина Рисензон (ISR) |
8.950 | 9.000 | 9.050 | 27.000 | |
| 6 | Алина Максименко (UKR) |
8.850 | 9.100 | 9.000 | 26.950 | |
| 7 | Нета Ривкин (ISR) |
8.700 | 9.000 | 9.050 | 26.750 | |
| 8 | Сильвия Митева (BUL) |
8.060 | 8.700 | 8.450 | 0.40 | 24.800 |
Лента
| Место | Имя | Сложность | Артистизм | Исполнение | Сбавка | Сумма |
|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Дарья Дмитриева (RUS) |
9.650 | 9.675 | 9.500 | 28.825 | |
| 2 | Дарья Кондакова (RUS) |
9.550 | 9.600 | 9.600 | 28.750 | |
| 3 | Алия Гараева (AZE) |
9.400 | 9.350 | 9.300 | 28.050 | |
| 4 | Любовь Черкашина (BLR) |
9.200 | 9.250 | 9.125 | 27.575 | |
| 5 | Мелитина Станюта (BLR) |
9.000 | 9.350 | 9.200 | 27.550 | |
| 6 | Сильвия Митева (BUL) |
9.000 | 9.050 | 9.050 | 27.100 | |
| 7 | Йоанна Митрош (POL) |
8.900 | 9.000 | 8.950 | 26.850 | |
| 8 | Алина Максименко (UKR) |
8.750 | 9.025 | 8.900 | 26.675 |
Группы
Многоборье
| Место | Страна | 5 |
3 + 2 |
Сумма |
|---|---|---|---|---|
| 1 | Италия |
27.825 (1) | 27.700 (1) | 55.525 |
| 2 | Белоруссия |
27.650 (2) | 27.150 (2) | 54.800 |
| 3 | Россия |
25.275 (7) | 27.150 (2) | 52.425 |
| 4 | Израиль |
26.050 (4) | 25.900 (4) | 51.950 |
| 5 | Болгария |
26.400 (3) | 25.000 (10) | 51.400 |
| 6 | Япония |
25.700 (5) | 25.325 (7) | 51.025 |
| 7 | Азербайджан |
25.475 (6) | 25.500 (6) | 50.975 |
| 8 |  Германия |
24.950 (8) | 25.900 (5) | 50.850 |
| 9 |  Швейцария |
24.750 (10) | 25.025 (9) | 49.775 |
| 10 | Венгрия |
24.800 (9) | 23.925 (11) | 48.725 |
| 11 | КНР |
24.575 (11) | 23.600 (12) | 48.175 |
| 12 | Польша |
23.850 (13) | 22.900 (15) | 46.750 |
| 13 | Украина |
23.200 (16) | 23.050 (14) | 46.250 |
| 14 | Канада |
23.625 (14) | 22.400 (19) | 46.025 |
| 15 | Испания |
20.800 (25) | 25.150 (8) | 45.950 |
| 16 | Франция |
22.500 (19) | 23.250 (13) | 45.750 |
| 17 | Финляндия |
23.325 (15) | 22.050 (22) | 45.375 |
| 18 | Греция |
23.050 (17) | 22.275 (20) | 45.325 |
| 19 | Австрия |
22.175 (21) | 22.750 (16) | 44.925 |
| 20 |  КНДР |
23.950 (12) | 20.850 (24) | 44.800 |
| 21 | Казахстан |
22.425 (20) | 21.925 (23) | 44.250 |
| 22 | США |
21.250 (24) | 22.500 (17) | 43.750 |
| 23 | Республика Корея |
21.250 (22) | 22.250 (21) | 43.500 |
| 24 | Узбекистан |
23.025 (18) | 20.450 (26) | 43.475 |
| 25 |  Грузия |
20.725 (26) | 22.425 (18) | 43.150 |
| 26 | Бразилия |
21.250 (23) | 20.775 (25) | 42.025 |
| 27 | Австралия |
20.450 (27) | 17.900 (27) | 38.350 |
| 28 | Венесуэла |
19.825 (28) | 16.800 (28) | 36.625 |
| 29 | Великобритания |
19.450 (29) | 14.150 (29) | 33.600 |
5 обручей
| Место | Страна | Сложность | Артистизм | Исполнение | Сбавка | Сумма |
|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Россия |
9.375 | 9.500 | 9.100 | 27.975 | |
| 2 | Италия |
9.325 | 9.400 | 9.150 | 27.875 | |
| 3 | Болгария |
9.000 | 9.200 | 8.900 | 27.100 | |
| 4 | Израиль |
8.450 | 8.750 | 8.650 | 25.850 | |
| 5 | Германия |
8.375 | 8.800 | 8.650 | 25.825 | |
| 6 | Япония |
8.375 | 8.800 | 8.550 | 25.725 | |
| 7 | Белоруссия |
8.500 | 8.950 | 8.350 | 0.40 | 25.400 |
| 8 | Азербайджан |
8.050 | 8.700 | 8.600 | 25.350 |
3 ленты+2 скакалки
| Место | Страна | Сложность | Артистизм | Исполнение | Сбавка | Сумма |
|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Россия |
9.500 | 9.450 | 9.100 | 28.050 | |
| 2 | Италия |
9.450 | 9.400 | 9.050 | 27.900 | |
| 3 | Белоруссия |
9.000 | 9.200 | 8.950 | 27.150 | |
| 4 | Израиль |
8.550 | 8.750 | 8.600 | 25.900 | |
| 5 | Германия |
8.650 | 8.750 | 8.500 | 25.900 | |
| 6 | Япония |
8.475 | 8.700 | 8.400 | 25.575 | |
| 7 | Азербайджан |
8.425 | 8.450 | 8.500 | 25.375 | |
| 8 | Испания |
8.500 | 8.350 | 7.850 | 24.700 |
Пресса
- [www.sovsport.ru/gazeta/article-item/409543 «Советский спорт», И. Рассказова — Канаева в тумане, Кондакова — на зеркале. Корреспондент «Советского спорта» заглянула за кулисы чемпионата мира]
- [www.sovsport.ru/gazeta/article-item/409544 «Советский спорт», И. Рассказова — Ирина Чащина: «Хочу увидеть, как искры отскакивают от ковра!»]
- [www.sovsport.ru/gazeta/article-item/409415 «Советский спорт», И. Рассказова — Испачкаться помадой. И окаменеть. Дарья Кондакова неожиданно победила саму Евгению Канаеву]
- [www.sovsport.ru/gazeta/article-item/409900 «Советский спорт», И. Рассказова — Абсолютная чемпионка мира Евгения Канаева: «Пару дней отдохну — и снова в зал!»]
- [www.sovsport.ru/gazeta/article-item/409766 «Советский спорт», И. Рассказова — «Их трое. Я — четвёртая». Ирина Винер призналась, что одинаково ценит всех троих лидеров сборной]
- [summer.sport-express.ru/gymnastics/reviews/8227/ «Спорт-экспресс», Е. Вайцеховская — «Империя Винер»]
- [www.sport-express.ru/newspaper/2010-09-27/13_1/?view=page «Спорт-экспресс», Е. Вайцеховская — «Война на ступенях пьедестала»]
- [www.sovsport.ru/gazeta/article-item/410235 «Советский спорт», И. Рассказова — Тренер Евгении Канаевой Вера Штельбаумс: «Первая любовь у Жени впереди!»]
- [summer.sport-express.ru/gymnastics/reviews/8287/ «Спорт-экспресс», Е. Рерих — Ирина Винер: «Одно олимпийское золото мы в Москве проиграли»]
- [archive.is/20130417023858/www.izvestia.ru/sport/article3146581/ «Известия», Б. Титов — «Победа с бронзовым привкусом»]
- [archive.is/20130416225744/www.izvestia.ru/sport/article3146524/ «Известия», Б. Титов — «Канаева вместо двух медалей получит одну. Но большую»]
- [www.rg.ru/2010/09/23/kanaeva.html «Российская газета», А. Козина — «Из рук вон»]
- [www.rg.ru/2010/09/24/dmitrieva.html «Российская газета», А. Козина — «Лента спутала планы»]
- [www.rg.ru/2010/09/27/zachet.html «Российская газета», А. Козина — Все предметы на «отлично»]
- [www.rg.ru/2010/09/27/gimnastika.html «Российская газета», А. Козина — «Предмет для разговора»]
- [www.championat.ru/other/article-67405.html «Чемпионат. Ру», Р. Семёнов — Ирина Винер: «Мы стараемся постоянно двигаться вперёд»]
Напишите отзыв о статье "Чемпионат мира по художественной гимнастике 2010"
Примечания
- ↑ [www.vfrg.ru/index.php?dn=pages&to=cat&id=123 ОТКРЫТИЕ ЧЕМПИОНАТА МИРА В «ОЛИМПИЙСКОМ»]
- ↑ [www.vfrg.ru/index.php?dn=pages&to=cat&id=96 Список стран-участниц]
- ↑ [www.allsportinfo.ru/index.php?id=44154 Сборная России по художественной гимнастике уверенно выиграла московский чемпионат мира в общекомандном зачете!]
- ↑ [www.allsportinfo.ru/index.php?id=44098 Дарья Кондакова получила приз «За элегантность» от Longines]
- ↑ [summer.sport-express.ru/gymnastics/reviews/8354/ Ирина Зеновка: «Упражнения с двумя предметами — это наше будущее»]
- ↑ [www.fedintgym.com/microsites/Moscow/Results/Qualifications/C73E_ResultsTeam_GR%20Indiv%20Senior_Concours%20I.pdf Teams Final]
Ссылки
- [www.vfrg.ru/index.php?dn=pages&to=cat&id=89 Официальный сайт]
- [www.allsportinfo.ru/index.php?id=42616 Чемпионат на сайте агентства спортивной информации «Весь спорт»]
- [www.championat.ru/other/news-608177.html Фоторепортаж]
| ||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Чемпионат мира по художественной гимнастике 2010
– Давай сюда. Во важно то!Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.
Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.
Выехав с своей свитой – графом Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7 го декабря из Петербурга, государь 11 го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к замку. У замка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных офицеров в полной парадной форме и почетный караул Семеновского полка.
Курьер, подскакавший к замку на потной тройке, впереди государя, прокричал: «Едет!» Коновницын бросился в сени доложить Кутузову, дожидавшемуся в маленькой швейцарской комнатке.
Через минуту толстая большая фигура старика, в полной парадной форме, со всеми регалиями, покрывавшими грудь, и подтянутым шарфом брюхом, перекачиваясь, вышла на крыльцо. Кутузов надел шляпу по фронту, взял в руки перчатки и бочком, с трудом переступая вниз ступеней, сошел с них и взял в руку приготовленный для подачи государю рапорт.
Беготня, шепот, еще отчаянно пролетевшая тройка, и все глаза устремились на подскакивающие сани, в которых уже видны были фигуры государя и Волконского.
Все это по пятидесятилетней привычке физически тревожно подействовало на старого генерала; он озабоченно торопливо ощупал себя, поправил шляпу и враз, в ту минуту как государь, выйдя из саней, поднял к нему глаза, подбодрившись и вытянувшись, подал рапорт и стал говорить своим мерным, заискивающим голосом.
Государь быстрым взглядом окинул Кутузова с головы до ног, на мгновенье нахмурился, но тотчас же, преодолев себя, подошел и, расставив руки, обнял старого генерала. Опять по старому, привычному впечатлению и по отношению к задушевной мысли его, объятие это, как и обыкновенно, подействовало на Кутузова: он всхлипнул.
Государь поздоровался с офицерами, с Семеновским караулом и, пожав еще раз за руку старика, пошел с ним в замок.
Оставшись наедине с фельдмаршалом, государь высказал ему свое неудовольствие за медленность преследования, за ошибки в Красном и на Березине и сообщил свои соображения о будущем походе за границу. Кутузов не делал ни возражений, ни замечаний. То самое покорное и бессмысленное выражение, с которым он, семь лет тому назад, выслушивал приказания государя на Аустерлицком поле, установилось теперь на его лице.
Когда Кутузов вышел из кабинета и своей тяжелой, ныряющей походкой, опустив голову, пошел по зале, чей то голос остановил его.
– Ваша светлость, – сказал кто то.
Кутузов поднял голову и долго смотрел в глаза графу Толстому, который, с какой то маленькою вещицей на серебряном блюде, стоял перед ним. Кутузов, казалось, не понимал, чего от него хотели.
Вдруг он как будто вспомнил: чуть заметная улыбка мелькнула на его пухлом лице, и он, низко, почтительно наклонившись, взял предмет, лежавший на блюде. Это был Георгий 1 й степени.
На другой день были у фельдмаршала обед и бал, которые государь удостоил своим присутствием. Кутузову пожалован Георгий 1 й степени; государь оказывал ему высочайшие почести; но неудовольствие государя против фельдмаршала было известно каждому. Соблюдалось приличие, и государь показывал первый пример этого; но все знали, что старик виноват и никуда не годится. Когда на бале Кутузов, по старой екатерининской привычке, при входе государя в бальную залу велел к ногам его повергнуть взятые знамена, государь неприятно поморщился и проговорил слова, в которых некоторые слышали: «старый комедиант».
Неудовольствие государя против Кутузова усилилось в Вильне в особенности потому, что Кутузов, очевидно, не хотел или не мог понимать значение предстоящей кампании.
Когда на другой день утром государь сказал собравшимся у него офицерам: «Вы спасли не одну Россию; вы спасли Европу», – все уже тогда поняли, что война не кончена.
Один Кутузов не хотел понимать этого и открыто говорил свое мнение о том, что новая война не может улучшить положение и увеличить славу России, а только может ухудшить ее положение и уменьшить ту высшую степень славы, на которой, по его мнению, теперь стояла Россия. Он старался доказать государю невозможность набрания новых войск; говорил о тяжелом положении населений, о возможности неудач и т. п.
При таком настроении фельдмаршал, естественно, представлялся только помехой и тормозом предстоящей войны.
Для избежания столкновений со стариком сам собою нашелся выход, состоящий в том, чтобы, как в Аустерлице и как в начале кампании при Барклае, вынуть из под главнокомандующего, не тревожа его, не объявляя ему о том, ту почву власти, на которой он стоял, и перенести ее к самому государю.
С этою целью понемногу переформировался штаб, и вся существенная сила штаба Кутузова была уничтожена и перенесена к государю. Толь, Коновницын, Ермолов – получили другие назначения. Все громко говорили, что фельдмаршал стал очень слаб и расстроен здоровьем.
Ему надо было быть слабым здоровьем, для того чтобы передать свое место тому, кто заступал его. И действительно, здоровье его было слабо.
Как естественно, и просто, и постепенно явился Кутузов из Турции в казенную палату Петербурга собирать ополчение и потом в армию, именно тогда, когда он был необходим, точно так же естественно, постепенно и просто теперь, когда роль Кутузова была сыграна, на место его явился новый, требовавшийся деятель.
Война 1812 го года, кроме своего дорогого русскому сердцу народного значения, должна была иметь другое – европейское.
За движением народов с запада на восток должно было последовать движение народов с востока на запад, и для этой новой войны нужен был новый деятель, имеющий другие, чем Кутузов, свойства, взгляды, движимый другими побуждениями.
Александр Первый для движения народов с востока на запад и для восстановления границ народов был так же необходим, как необходим был Кутузов для спасения и славы России.
Кутузов не понимал того, что значило Европа, равновесие, Наполеон. Он не мог понимать этого. Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер.
Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал больным в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все таки выздоровел.
Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.
