Чепмен, Грэм

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Грэм Чепмен
Дата рождения:

8 января 1941(1941-01-08)

Место рождения:

Лестер, Лестершир, Англия

Дата смерти:

4 октября 1989(1989-10-04) (48 лет)

Место смерти:

Мейдстон, Кент, Англия

Гражданство:

Великобритания Великобритания

Профессия:

актёр, комик, сценарист, композитор

Грэм Чепмен (англ. Graham Arthur Chapman; 8 января 1941 года, Лестер, Великобритания — 4 октября 1989 года, Мейдстон, Англия) — британский актёр, сценарист, продюсер, композитор, участник комик-группы «Монти Пайтон»[1][2].





Биография

Родился в Лестере (Великобритания) 8 января 1941 года, поступил в Кембридж, однако разрываясь между учёной степенью по медицине и юмористикой, предпочёл всё же второе, ни дня врачом не проработав. Карьеру на телевидении начал вместе с Джоном Клизом как сценарист для шоу Марти Фельдмана и Дэвида Фроста — «I’m Sorry, I’ll Read That Again». После чего вместе с Клизом стал участником группы «Монти Пайтон», сыграв главные роли в фильмах «Монти Пайтон и Священный Грааль» и «Житие Брайана по Монти Пайтону»[1]. После окончания шоу сыграл несколько ролей в кино и написал несколько сценариев. Умер от рака 4 октября 1989 года[1][2].

Фильмография

Интересные факты

  • Чепмен признался в своей гомосексуальности в середине 70-х, на шоу Джорджа Мелли (став одной из первых знаменитостей, сделавших это публично)[1]. Позже «Пайтонам», уже знавшим о гомосексуальности Чепмена, пришло письмо от постоянной зрительницы, которая писала, что слышала, будто бы один из них является геем и что, согласно Библии, его ждёт суровое наказание. В ответ на это Айдл написал ей: «Мы выяснили, кто это, и забили его камнями».
  • На похоронах Грэма Чепмена 6 декабря 1989 года в госпитале Св. Бартоломея Джон Клиз начал свою речь со скетча «Мёртвый попугай», соавтором которого был Чепмен. Многочисленные эвфемизмы по отношению к мёртвому попугаю Клиз использовал в адрес Чепмена (умер, отправился в мир иной, перестал существовать, что он — экс-Чэпмен, что он узрел Свет на небесах, встретился с Создателем и т. д.), что вызвало смех среди собравшихся[3].
  • Также на похоронах Клиз сказал, что услышал вчера, во время написания этой речи, голос Чепмена, который прошептал ему на ухо: «Ты всегда гордился тем, что стал первым человеком, произнёсшим на британском телевидении слово дерьмо (shit). Если это и правда служба по мне, просто ради интереса, я хочу чтобы ты стал первым, кто скажет на британских похоронах слово fuck»[3].
  • Майкл Пейлин на похоронах Чепмена сказал, что «Грэм воплощал в себе всё то, чем так гордились Монти Пайтон: неуклюжий, скандальный, неординарный, непредсказуемый, нетерпеливый и зачастую крайне злой».
  • В 2012 году вышел 3D мультфильм по мемуарам Чэпмена «Автобиография лжеца», в съёмках которого приняли участие четверо из пятерых живущих ныне пайтонов[4].

Напишите отзыв о статье "Чепмен, Грэм"

Ссылки

  • [pythonline.com/meet/chapman Грэм Чепмен на сайте PythonOnLine.com]

Источники

  1. 1 2 3 4 [www.bbc.co.uk/news/uk-england-london-19512084 Monty Python stars honour 'naughty boy' Graham Chapman]
  2. 1 2 [www.bbc.co.uk/news/entertainment-arts-20556684 www.bbc.co.uk/news/entertainment-arts-20556684]
  3. 1 2 [www.imdb.com/title/tt1422182/ «Monty Python: Almost the Truth (The Lawyer’s Cut)»] на Internet Movie Database.
  4. [www.bbc.co.uk/news/entertainment-arts-13939238 Monty Python members reunite for Graham Chapman film]

Отрывок, характеризующий Чепмен, Грэм

– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.