Чепмен, Джейк и Динос

Братья Чепмен
Iakovos "Jake" Chapman Konstantinos "Dinos" Chapman
Дата рождения:	1966 1962
Место рождения:	Челтнем Лондон

Братья Джейк (род. 1966, (Челтнем) и Ди́нос род. 1962, Лондон) Че́пмены (англ. Jake and Dinos Chapman) — английские концептуальные художники, которые работают практически всегда вместе. Прославились как участники группы «Молодые Британские Художники» (YBA, Young British Artists), детища медиамагната и коллекционера Чарльза Саатчи. Выдвигались на соискание Премии Тернера в 2003 году. Братья обычно создают произведения с использованием пластиковых моделей или манекенов из стекловолокна. Любители провокации, Чепмены с их любовью к телесным и психологическим крайностям, часто становятся причиной скандала.

Биография

Динос Чепмен

• 1962 родился в Лондоне

Образование:

• 1981 Ravensbourne College of Art (BA)
• 1990 Royal College of Art (MA)
• Живёт и работает в Лондоне

Джейк Чепмен

• 1966 родился в Челтнеме

Образование:

• 1988 North East London Polytechnic (BA)
• 1990 Royal College of Art (MA)
• Живёт и работает в Лондоне

Творчество

Динос и Джейк Чепмены, окончив Лондонский королевский колледж искусств, работали для художников Гилберта и Джорджа. В 1993 братья обратились к «Ужасам войны» Гойи, взяв их за образец для своих небольших, тщательно сделанных скульптурных групп. Они плавили пластиковые статуэтки, придавали им нужную форму, раскрашивали, а затем, аккуратно сгруппировав свои создания в кружок, ставили на искусственную травку. Это придавало душераздерающим гравюрам Гойи какую-то буколическую симпатичность, одновременно служа намеком на то, что всякое зверство, или акт жестокости, или приступ болезни может нейтрализоваться — и именно так и происходит — нечувствительностью к боли, свойственной нашей культуре. На следующий год Чепмены сделали свой вариант гравюры Гойи с тремя привязанными к дереву изувеченными и кастрированными солдатами, назвав его «Деяния ради мертвых». Эта работа вместе с другой, озаглавленной «Зиготная акселерация: биогенетическая десублимированная либидональная модель (увеличено 1х1000)», 1995 года, вызвала скандал, когда их выставили на известной выставке «Сенсация» в конце 1997 года в Королевской академии искусств в Лондоне (позже такой же скандал случился в Нью-Йорке).

«Зиготная акселерация»

«Зиготная акселерация» выглядела как чудовищно сплавленное воедино кольцо из голых девочек-манекенов в кроссовках, некоторые с вагинами вместо ртов и ушей или пенисами вместо носа. Очень отдаленно пародируя округлые минималистские работы середины 60-х, «Зиготная акселерация» выразила радикально отстраненный взгляд на конфликт между обыденным сексуальным любопытством и отвращением к генетически измененному телу. Тут было и указание на завороженность Чепменов телесными и психическими крайностями: с одной стороны, забавными, с другой — омерзительными. Именно последнее обстоятельство вернуло их к теме войны, которую в 2000 году они выбрали для участия в выставке «Апокалипсис».

«Ад»

На подготовку своего «Ада» они потратили два года, изготовив пять тысяч миниатюрных раскрашенных фигурок: это звероподобные нацистские солдаты в жестокой схватке с обнаженными мутантами. В девяти расставленных по залу в форме свастики прозрачных боксах игрушечные фигурки разыгрывают кровавые сценки ужасов войны. Для тех, у кого хватает духу смотреть, заготовлен не один сюрприз: понемногу становится ясно, что это мутанты бьют солдат, хотя результат этой битвы — оживающие скелеты, рыбы-мутанты и сцены каннибализма — толком не ясен, а зритель сталкивается с новыми попытками завладеть его утомленным любопытством. Сами Чепмены говорят, что жестокость питается жестокостью, как в теории «вечного возвращения» Ницше. В тот момент, на грани тысячелетий, их творчество вынуждало думать, что кончается один жестокий век и наступает новый.

Известные работы

• «Зиготная акселерация: биогенетическая десубримированная либидональная модель (увеличено 1х1000)», 1995.
• «Деяния ради мертвых», 1995.
• «Ад», 2000.
• «Смерть», 2003.

Персональные выставки

• 2012 — «Конец веселья». Государственный Эрмитаж, Главный штаб, Санкт-Петербург.
• 2009 — «My Giant Colouring Book» Gallery Petersfield, Queens Hall, Hexham; Burton Art Gallery, Bideford
• 2008 — «My Giant Colouring Book», DLI Museum & Durham Art Gallery, Durham; The Gallery at Ormeau Baths, Belfast; Qube Gallery, Oswestry; Cambellworks, London; Pontardawe Art Centre, Pontardawe; Artsdepot, London
• 2008 — Jake and Dinos Chapman: Little Death Machines, L&M Arts, Нью-Йорк
• 2008 — If Hitler Had Been a Hippy How Happy Would We Be, White Cube Mason’s Yard, Лондон
• 2008 — Jake and Dinos Chapman: Memento Moronika, Kestnergesellschaft, Ганновер
• 2007 — Two Legs Bad, Four Legs Good, Paradise Row, Лондон
• 2007 — When Humans Walked the Earth, Tate Britain, Лондон
• 2007 — Your Mind Is A Nightmare That Has Been Eating You: Now Eat Your Mind, Галерея «Триумф», Москва
• 2006 — Bad Art for Bad People, Tate Liverpool, Ливерпуль
• 2005 — Like a dog returns to its vomit, White Cube, Лондон
• 2005 — Explaining Christians to Dinosaurs, Kunsthaus Bregenz, Bregenz
• 2004 — The New and Improved Andrex Works, Thomas Olbricht Collection, Essen
• 2004 — Insult to Injury, Kunst Sammlungen der Veste, Coburg
• 2004 — The Marriage of Reason and Squalor, CAC Malaga, Malaga / Dunkers Kulturhus, Швеция
• 2003 — Jake & Dinos Chapman, The Saatchi Gallery, London The Rape Of Creativity, Modern Art Oxford
• 2003 — Jake & Dinos Chapman, Museum Kunst Palast, Дюссельдорф
• 2002 — Works from the Chapman Family Collection, White Cube, Лондон
• 2002 Jake and Dinos Chapman, Groninger Museum, Groninger
• 2001 — Jackie & Denise Chapwoman. New Work, Modern Art, Лондон
• 2000 — Jake & Dinos Chapman, Kunst Werke, Берлин
• 2000 — Jake & Dinos Chapman. GCSE Art Exam, The Art Ginza Space, Токио
• 1999 — Jake & Dinos Chapman, Fig.1, Лондон
• 1999 — Disasters of War, Jay Jopling/White Cube, Лондон
• 1998 — Dinos & Jake Chapman, Galerie Daniel Templon, Париж
• 1997 — Six Feet Under, Gagosian Gallery, Нью-Йорк
• 1996 — Solo Exhibition, P-House, Токио
• 1996 — Zero Principle, Giò Marconi, Милан
• 1996 — Chapmanworld, Institute of Contemporary Art, London / Grazer Kunstverein, Graz
• 1995 — Solo Exhibition, Gavin Brown’s Enterprise, Нью-Йорк
• 1995 — Zygotic acceleration, biogenetic, de-sublimated libidinal model (enlarged x 1000), Victoria Miro Gallery, Лондон
• 1995 — Bring Me the Head of Franco Toselli!, Ridinghouse Editions, Лондон
• 1995 — Five Easy Pissers, Andréhn-Schiptjenko Gallery, Стокгольм
• 1994 — Great Deeds Against the Dead, Victoria Miro Gallery, Лондон
• 1994 — Mummy & Daddy, Galeria Franco Toselli, Милан
• 1993 — The Disasters of War, Victoria Miro Gallery, Лондон
• 1992 — We Are Artists, Hales Gallery, Лондон; Bluecoat Gallery, Ливерпуль

Ссылки

• [www.jakeanddinoschapman.com/ Сайт художников]
• [whitecube.com/artists/jake_dinos_chapman/ Работы художников, информация о выставках на сайте галереи White Cube]
• [www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=828866 Интервью Джейка Чепмена, журнал «Власть»]
• [www.ng.ru/accent/2007-12-07/22_champeny.html Статья о выставке Чепменов в галерее «Триумф», «Независимая» газета]
• [www.gif.ru/afisha/chapman-selected/ Статья о выставке Чепменов в галерее «Триумф», gif.ru]

Отрывок, характеризующий Чепмен, Джейк и Динос

Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.
– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…


В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.