Червиченко, Андрей Владимирович

Андрей Червиченко
Имя при рождении:	Андрей Владимирович Червиченко
Род деятельности:	бизнесмен
Дата рождения:	23 декабря 1966(1966-12-23) (57 лет)
Место рождения:	Ростов-на-Дону
Гражданство:	СССР СССР → Россия Россия

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Андре́й Влади́мирович Червиче́нко (23 декабря 1966, Ростов-на-Дону) — российский бизнесмен, бывший президент футбольного клуба «Спартак» Москва, бывший президент футбольного клуба «Химки». Некоторое время владел 100 % акций «Спартака».

Биография

Андрей Червиченко родился в семье работника Ростовского обкома КПСС, работавшего референтом вторых секретарей от Суслова до Дзасохова^{[уточнить]}. Позже отец Червиченко работал в Совете Федерации. Сам Андрей вступил в партию в 19 лет. Тренировался в футбольной школе клуба СКА, но по совету отца отдал предпочтение образованию. Получил образование в РГУ и на историческом факультете МГУ.

Работал в компании «Лукойл-нефтепродукт», где дослужился до должности коммерческого директора. Позже работал на той же должности в московском «Красбанке», в котором футбольный клуб «Спартак» держал свои расчётные счета. Курировал спортивные проекты компании «Лукойл».

Червиченко был лично знаком с Юрием Заварзиным, генеральным директором «Спартака», с которым у него находилась по соседству дача (опроверг эту информацию в интервью Матч ТВ). Заварзин узнал от Червиченко о том, что «Лукойл» готовился подписать спонсорский контракт с футбольным клубом ЦСКА, и уговорил Червиченко подписать спонсорский контракт со «Спартаком», подписанию контракта также, по некоторым данным, помогло то, что президент Лукойла, Вагит Алекперов, отказался оформлять сделку с владельцами ЦСКА, являвшимися представителями чеченской диаспоры.

В июле 2000 года Червиченко занял пост вице-президента «Спартака», курируя всю финансовую деятельность клуба. в марте 2001 года ушёл из клуба Юрий Заварзин, отказавшийся уступать в принципиальных вопросах развития клуба. В 2001 году Червиченко принял решение повысить цены на билеты на матчи Лиги чемпионов, что вызвало недовольство болельщиков. В конце 2001 года Червиченко начал высказывать идею постройки стадиона для «Спартака», ориентировочной стоимостью 200 млн долларов на 45-50 тыс. зрителей.

В мае 2002 года Червиченко стал президентом команды и владельцем контрольного пакета акций «Спартака», купленных у Олега Романцева. Летом того же года отказался выступать за клуб Дмитрий Сычёв, недовольный суммой заработной платы. В этом инциденте также существенную роль сыграл Червиченко.

Летом 2003 года после заявления главного тренера клуба, Олега Романцева, о том, что Червиченко уделяет недостаточно времени команде, советом директоров клуба было объявлено о вотуме недоверия Романцеву, а в июне 2003 года главный тренер был уволен. После этого в клубе начался массовый приход легионеров и игроков разнообразных команд, в одно время в клубе числилось 60 футболистов, также часто следовали тренерские отставки. При этом ни одна покупка игрока, ни одна тренерская отставка не осуществлялась без утверждения Червиченко. Болельщикам такая ситуация в клубе не нравилась, дошло до того, что они вывесили лозунг:

ЧЕМОДАН — ВОКЗАЛ — РОСТОВ

Сам Червиченко говорил, что этот баннер — дело рук других акционеров команды, стремившихся избавиться от президента.

Весной 2004 года Червиченко продал контрольный пакет акций «Спартака» Леониду Федуну, вице-президенту «Лукойла». 1 июля 2004 года Червиченко был уволен. После ухода он остался со многими активами клуба, купленными на свои деньги, в том числе и с личными контрактами с футболистами, в числе которых был и контракт Егора Титова.

Через некоторое время Червиченко стал работать в клубе «Химки», куда также перевёл часть бывших работников «Спартака». 28 июля 2004 года стал президентом «Химок», заменив Александра Шикунова, переведённого на должность вице-президента. В 2005 году он ушёл из команды после того, как она не смогла выйти в Премьер-лигу; Червиченко позже говорил, что «Химки» проиграли решающие игры не случайно.

После ухода из «Химок» Червиченко занялся строительным бизнесом. С апреля по сентябрь 2012 года являлся спонсором пляжного ФК «Спартак» (Москва).

Личная жизнь

Червиченко является большим поклонником искусства. Особенно любит творчество Айвазовского, картины которого часто покупал. Также любит наградное оружие.

Цитаты Червиченко

«В Мариборе наша сборная процентов на 60 (в среду, по крайней мере) состояла из обожравшихся жирных котов, которые из-за своей вальяжности не могут пробежать лишние 5-10 метров. Из-за обилия денег, свалившихся им на головы, они эти самые головы совсем потеряли. Я тут прикинул: вся сборная Словении, включая массажистов, зарабатывает меньше Аршавина. Эти безумные зарплаты, которых российские футболисты в массе своей не заслуживают, их попросту развратили!».

«Понимаете, мне интереснее смотреть игры Амкара и Ростова, чем матчи Ворсклы, за которую болеет куча западенцев, ненавидящих Россию».

Ссылки

• [www.sports.ru/tribuna/blogs/russianhistory/332367.html Андрей Червиченко: «И тут Фло укусил Шикунова за руку. И прокусил!»]

Отрывок, характеризующий Червиченко, Андрей Владимирович

– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.
Перемирие для Кутузова было единственным средством выиграть время, дать отдохнуть измученному отряду Багратиона и пропустить обозы и тяжести (движение которых было скрыто от французов), хотя один лишний переход до Цнайма. Предложение перемирия давало единственную и неожиданную возможность спасти армию. Получив это известие, Кутузов немедленно послал состоявшего при нем генерал адъютанта Винценгероде в неприятельский лагерь. Винценгероде должен был не только принять перемирие, но и предложить условия капитуляции, а между тем Кутузов послал своих адъютантов назад торопить сколь возможно движение обозов всей армии по кремско цнаймской дороге. Измученный, голодный отряд Багратиона один должен был, прикрывая собой это движение обозов и всей армии, неподвижно оставаться перед неприятелем в восемь раз сильнейшим.