Червь-победитель
| Червь-победитель | |
| The Conqueror Worm | |
 Иллюстрация к изданию 1900 года | |
| Жанр: | |
|---|---|
| Автор: | |
| Язык оригинала: | |
| Дата первой публикации: |
1843 |
| Издательство: |
Graham's Magazine |
 Текст произведения в Викитеке | |
«Червь-победи́тель» (англ. The Conqueror Worm) — стихотворение Эдгара Аллана По, впервые опубликованное в 1843 году в журнале Graham's Magazine, и через два года вошедшее в переработанную версию рассказа «Лигейя». Одноимённая героиня новеллы, написавшая это стихотворение, будучи на смертном одре, просит рассказчика прочитать его. Главная тема произведения — тщетность человеческих стремлений и неизбежность трагического финала, смерти.
Сюжет
В пересказе использован перевод В. Брюсова.
Аудитория «трепещущих ангелов» наблюдают за театральным представлением актёров-мимов, «подобных Богу», которыми управляет «некто безликий», находящийся позади сцены. Мимы начинают преследовать «Тень» (англ. Phantom), безуспешно гоняясь за ней по кругу. Затем на сцену выползает «кровавый образ», червь, и пожирает мимов. В финальной сцене падает чёрный занавес, ангелы кричат, что название этой трагедии — «человек», а «червь — её герой».
Анализ
Стихотворение «Червь-победитель» состоит из пяти строф, каждая из которых соответствует одному акту трагедии. Важнейшее наполнение произведения составляют образы и метафоры. Вселенная представлена в виде театра, безвольные актёры-мимы в нём — это люди, а оркестр, исполняющий «музыку планет», — небесное воинство. Червь-победитель, который является главным героем трагедии, олицетворяет смерть. Ангелы, наблюдающие за представлением, являются единственной сверхъестественной силой, способной помочь, но оказываются бессильными наблюдателями торжества смерти на сцене. По выражению В. Захарова, «„Космическая метафора“ ярко, выпукло и в максимально лаконичной форме раскрывает излюбленную мысль поэта о тщетности человеческих устремлений»[1].
Несмотря на то, что По ссылался на древнюю традицию, связывающую смерть и червей, возможно, идею произведения ему подсказал поэт Спенсер Уоллис Коун. Его стихотворение «The Proud Ladye», подвергшееся критическому обзору в одном из выпусков Graham's Magazine, содержало строчки «Let him meet the conqueror worm / With his good sword by his side»[2]. Также вероятно, что По написал «Червя-победителя» на фоне тяжёлых душевных мук, связанных с продолжительной тяжёлой болезнью своей жены, у которой не было шансов выздороветь.
Роль в «Лигейе»
Стихотворение играет важную символическую роль в рассказе 1838 года «Лигейя». Одноимённая главная героиня, написавшая его перед смертью, просит рассказчика, своего мужа, его прочитать. Лигейя не может поверить в справедливость своих же суждений о человеческом существовании и цитирует слова Джозефа Гленвилла, ставшие эпиграфом к рассказу: «Ни ангелам, ни смерти не предает себя всецело человек, кроме как через бессилие слабой воли своей». Чувство отчаяния и тщетности усилий в стихотворении противопоставляется внутренней борьбе Лигейи с неизбежностью смерти, которая, найдя в себе волю, воскресла в теле другой женщины.
Публикации
«Червь-победитель» был впервые опубликован как самостоятельное стихотворение в Graham's Magazine в 1843 году[3]. Вскоре после этого оно было включено в сборник поэзии Эдгара По в 25-ом выпуске газеты Saturday Museum в разделе «Поэты и поэзия Филадельфии»[4]. В 1845 году Эдгар По включил «Червя-победителя» в свой поэтический сборник «Ворон и другие стихотворения»[3], а затем в переработанную версию рассказа «Лигейя», опубликованную в издании New York World[5]. В 1847 году «Лигейя» со включённым в неё стихотворением была перепечатана в сентябрьском выпуске The Broadway Journal, который По редактировал[6]. Это был не первый случай для По, когда он помещал свою поэзию в рассказ. Ранее это случалось со стихотворениями «Колизей» и «Одной в раю»[7].
Адаптации
В 1935 году композитор из Балтимора Франц Борншайн написал произведение в трёх частях для женского хора с оркестром, основанное на «Черве-победителе»[8]. Стихотворение также было положено на музыку Лу Ридом для своего концептуального альбома The Raven, вдохновлённого творчеством Эдгара По, а годом позже свою песню, основанную на «Черве-победителе» представил музыкальный проект в жанре дарквэйв Sopor Aeternus & The Ensemble of Shadows. Помимо музыкантов, стихотворением неоднократно вдохновлялись создатели комиксов.
Напишите отзыв о статье "Червь-победитель"
Примечания
- ↑ Захаров, В. Лирика Эдгара По // По, Э. Лирика. — Л.: «Художественная литература», 1976. — С. 14. — 128 с.
- ↑ Quinn, Arthur Hobson. Edgar Allan Poe: A Critical Biography. — Baltimore: The Johns Hopkins University Press, 1998. — P. 391. — ISBN 0-8018-5730-9.
- ↑ 1 2 Sova, Dawn B. Edgar Allan Poe: A to Z. — New York: Checkmark Books, 2001. — P. 56. — ISBN 0-8160-4161-X.
- ↑ Thomas, Dwight & David K. Jackson. The Poe Log: A Documentary Life of Edgar Allan Poe, 1809–1849. — Boston: G. K. Hall & Co, 1987. — P. 398. — ISBN 0-8161-8734-7.
- ↑ Thomas, Dwight & David K. Jackson. The Poe Log: A Documentary Life of Edgar Allan Poe, 1809–1849. — Boston: G. K. Hall & Co, 1987. — P. 502. — ISBN 0-8161-8734-7.
- ↑ Sova, Dawn B. Edgar Allan Poe: A to Z. — New York: Checkmark Books, 2001. — P. 134. — ISBN 0-8160-4161-X.
- ↑ Peeples, Scott. Edgar Allan Poe Revisited. — New York: Twayne Publishers, 1998. — P. 31. — ISBN 0-8057-4572-6.
- ↑ Sova, Dawn B. Edgar Allan Poe: A to Z. — New York: Checkmark Books, 2001. — P. 32. — ISBN 0-8160-4161-X.
Отрывок, характеризующий Червь-победитель
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
