Череп и кости

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
У этого термина существуют и другие значения, см. Череп и кости (значения).
Эта статья о тайном обществе. О символе см. Адамова голова, о пиратском флаге — Весёлый Роджер

«Череп и кости» (англ. Skull & Bones) — старейшее тайное общество студентов Йельского университета.





Общая информация

Считается, что членами общества становятся только представители высшей элиты, выходцы из самых богатых и влиятельных семей США. Они занимали и занимают важнейшие посты в политике, СМИ, финансовой, научной и образовательной сферах. Так, среди патриархов тайной ложи, её основателей, значились Расселы[1], Тафты[1] и Гилманы[2]; впоследствии в состав общества входили Банди[3], Лорды[4], Рокфеллеры[5], Уитни[6], Фелпсы, Буши и другие.

Согласно сложившейся традиции, после того, как члены общества «Череп и кости» покидали изолированную среду кампуса Йельского университета и занимали важные посты в правительстве и иных общественных структурах, они продолжали поддерживать связь друг с другом на протяжении всей жизни.

История общества

В 1832—1833 учебном году секретарь Йельского университета Уильям Рассел совместно с Альфонсо Тафтом и другими единомышленниками организовали новое тайное братство[7]. По одной из версий, он привез эту идею из Германии, где учился в течение некоторого времени, соответственно и новое общество создавалось по немецкому образцу.

Тайное братство Рассела первоначально называлось «Клубом Евлогии» (Eulogian Club), в честь греческой богини красноречия. Затем основатели общества в качестве символа своей тайной организации приняли символ смерти и переименовали клуб в «Череп и кости». В 1856 году Уильям Рассел официально зарегистрировал братство под именем Russell Trust Association.

В качестве герба общества был принят символ «death head» — изображение черепа и двух находящихся под ним скрещенных костей. Под эмблемой изображено число 322. Существует несколько версий о его значении. Многие исследователи полагают, что таким образом зашифрована дата основания клуба — 1832, а последняя двойка символизирует то, что это братство было основано как филиал немецкого общества[8]. Некоторые же члены «Костей» утверждают, что число означает, прежде всего, дату смерти Демосфена (322 год до н. э.), который основал в своё время греческое патриотическое общество, послужившее прототипом «Черепа и костей». Ряд исследователей считают внутренним кругом этой организации общества Туле[9].

Первая когорта адептов «Черепа и костей» появилась в 1833 году. Членами этого тайного общества могли быть только выходцы из американской аристократии[10] англо-саксонского происхождения и протестантского вероисповедания (WASP). Эти люди являлись признанной элитой общества[11], а на собраниях именовали себя «центром Вселенной», «рыцарями», а всех остальных, непосвященных, — «варварами». Изначально принятие в него евреев, женщин и чернокожих было запрещено. Однако в ХХ веке правила приема стали более демократичными, и цвет кожи перестал играть значимую роль. В 1991 году ушел в прошлое гендерный барьер[12], и членом ордена впервые стала женщина[13].

Ритуалистика общества

О том, как проходят заседания общества и инициация новых членов, известно очень немного. Существует несколько слухов, например о том, что члены общества проходят на выпускном курсе университета через исповедальные ритуалы, или что претенденты на членство должны совершить некий проступок «во имя братства». В 2000-2001 годах американский журналист Рон Розенбаум и его помощники смогли записать с помощью скрытой инфракрасной камеры весь ритуал инициации[14]. Оказалось, что процедура ничем не отличается от других подобных инфантильных обрядов. В процессе инициации новички должны были поцеловать череп, в то время как члены общества выкрикивали различные непристойности.

Члены общества (год принятия)

Общество в массовой культуре

Фильм «Черепа».

Фильм «Ложное искушение» (The Good Shepherd)

См. также

Напишите отзыв о статье "Череп и кости"

Примечания

  1. ↑ 1 2 Robbins, page 82
  2. ↑ Robbins, page 83-5
  3. ↑ Robbins, page 186
  4. ↑ Robbins, page 174-5, 189
  5. ↑ name="obit35"
  6. ↑ Robbins, page 187
  7. ↑ The New York Times, «Change In Skull And Bones. Famous Yale Society Doubles Size of Its House — Addition a Duplicate of Old Building», published September 13, 1903.
  8. ↑ [images.library.yale.edu/madid/oneItem.aspx?id=1780610&q=skull_and_bones&q1=&q2=&qc1=&qc2=&qf1=&qf2=&qn=&qo=&qm=&qs=&sid=&qx=] Yale University Archives
  9. ↑ Cyclopedia of Fraternities: A Compilation of Existing Authentic Information and the Results of Original Investigation as to the Origin, Derivation, Founders, Development, Aims, Emblems, Character, and Personnel of More Than Six Hundred Secret Societies in the United States. — E. B. Treat and Company, 1907. — P. 340.
  10. ↑ [www.conspiracyarchive.com/NWO/Tombs_and_Taps.htm Tombs and Taps, An inside look at Yale’s Fraternities, Sororities and Societies]
  11. ↑ [www.cbsnews.com/stories/2003/10/02/60minutes/main576332.shtml Skull And Bones — 60 Minutes — CBS News]
  12. ↑ [www.yaledailynews.com/articles/view/21789 Yale Daily News — Goolsbee ’91 puts economics degree to use for Obama]
  13. ↑ Andrew Cedotal, [www.yaledailynews.com/articles/view/17505 Rattling those dry bones], Yale Daily News, April 18, 2006.
  14. ↑ [observer.com/2001/04/at-skull-and-bones-bushs-secret-club-initiates-ream-gore-2/ At Skull and Bones, Bush’s Secret Club Initiates Ream Gore], Observer, 2001-04-23  (англ.)
  • Robbins, Alexandra. Secrets of the Tomb: Skull and Bones, the Ivy League, and the Hidden Paths of Power. — Boston: Little, Brown, 2002. — ISBN 0-316-72091-7.

Ссылки

[www.muckety.com/Russell-Trust-Association/5030547.muckety Члены ордена]

Отрывок, характеризующий Череп и кости

Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?
Теперь он часто вспоминал свой разговор с князем Андреем и вполне соглашался с ним, только несколько иначе понимая мысль князя Андрея. Князь Андрей думал и говорил, что счастье бывает только отрицательное, но он говорил это с оттенком горечи и иронии. Как будто, говоря это, он высказывал другую мысль – о том, что все вложенные в нас стремленья к счастью положительному вложены только для того, чтобы, не удовлетворяя, мучить нас. Но Пьер без всякой задней мысли признавал справедливость этого. Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, то есть образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека. Здесь, теперь только, в первый раз Пьер вполне оценил наслажденье еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей – хорошая пища, чистота, свобода – теперь, когда он был лишен всего этого, казались Пьеру совершенным счастием, а выбор занятия, то есть жизнь, теперь, когда выбор этот был так ограничен, казались ему таким легким делом, что он забывал то, что избыток удобств жизни уничтожает все счастие удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора занятий, та свобода, которую ему в его жизни давали образование, богатство, положение в свете, что эта то свобода и делает выбор занятий неразрешимо трудным и уничтожает самую потребность и возможность занятия.
Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.
Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.


В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.
В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии.
В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.
Пьер, обутый в башмаки, сшитые для него Каратаевым из цибика, который принес француз для подшивки себе подошв, подпоясанный веревкою, подошел к больному и присел перед ним на корточки.
– Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер.
– О господи! О смерть моя! О господи! – громче застонал солдат.
– Да я сейчас еще спрошу их, – сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал и солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их знакомые лица.
Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.
Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Череп_и_кости&oldid=80997080»