Черкасова, Екатерина Михайловна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Преподобномученица Екатерина (Черкасова)

Фотография в тюрьме НКВД, 1938 год
Имя в миру

Екатерина Михайловна Черкасова

Рождение

4 декабря 1892(1892-12-04)
Кашино, Волоколамский уезд, Московская губерния, Российская империя

Смерть

5 февраля 1938(1938-02-05) (45 лет)
Бутовский полигон, Московская область, СССР

Почитается

в православии

Прославлена

26 декабря 2001 года / Священный Синод Русской Православной Церкви / Москва

В лике

преподобномучеников

День памяти

5 февраля (23 января)

Подвижничество

мученическая кончина

Екатерина Михайловна Черкасова (4 декабря 1892 года, Кашино, Волоколамский уезд, Московская губерния — 5 февраля 1938 года, Бутовский полигон) — послушница, святая Русской православной церкви, причислена к лику святых как преподобномученица в 2001 году для общецерковного почитания.[1]





Жизнеописание

Послушница Екатерина родилась 4 декабря 1892 года в селе Кашино Волоколамского уезда Московской губернии в семье крестьянина Михаила Черкасова. Окончила сельскую церковно-приходскую школу. В 1915 году Екатерина поступила в Троицкий Александро-Невский монастырь, находящийся близ деревни Акатово в Клинском уезде Московской губернии, где подвизалась до 1922 года. По выходе из монастыря женщина оказывала помощь народу.

Арест и мученическая кончина

Арестована по обвинению в контрреволюционной деятельности в ночь на 20 января 1938 года, сразу после праздника Богоявления. Заключена в тюремную камеру при районном отделении НКВД в городе Истра. Несмотря на серию допросов, непрерывно продолжавшихся в течение нескольких дней в общей сложности 5 следователями, виновной себя не признала. После допросов переведена в Бутырскую тюрьму. Фрагмент допроса четвёртым следователем (на третий день ареста):

— Дайте показания о вашей антисоветской деятельности!

— Антисоветской деятельностью я не занималась.

— Вы также уличаетесь в том, что, будучи ярой церковницей, распускали провокационные слухи о войне и падении советской власти.

— Я действительно являюсь ярой церковницей, но провокационных слухов я не распускала.

— Следствию точно известно, что, будучи ярой церковницей, вы высказывали своё недовольство и сожаление об известных контрреволюционерах, ныне расстрелянных. Это вы признаёте?

— Никогда я не высказывала недовольство и сожаление о расстрелянных врагах партии и советской власти.

26 января 1938 года особой тройкой НКВД по Московской области послушница Екатерина Черкасова приговорена к расстрелу по ст. 58 п. 10—11 за «активную контрреволюционную агитацию».

Расстреляна 5 февраля 1938 года и погребена в безвестной общей могиле на Бутовском полигоне.

Реабилитирована в 1989 году прокуратурой Московской области.

Канонизация

Причислена к лику святых новомучеников и исповедников Российских для общецерковного почитания Постановлением Священного Синода от 26 декабря 2001 года.

День памяти: 5 февраля (23 января) в Соборе новомучеников и исповедников Российских.

Напишите отзыв о статье "Черкасова, Екатерина Михайловна"

Примечания

  1. [fond.centro.ru/calendar/12-01.htm Постановление Священного Синода о канонизации новомучеников и исповедников (из заседания Священного Синода Русской Православной Церкви от 26 декабря 2001 года)] — на сайте Фонда «Память мучеников и исповедников РПЦ».

Ссылки

Отрывок, характеризующий Черкасова, Екатерина Михайловна

– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.