Черкасский, Михаил Алегукович

Михаил Алегукович Черкасский (1641 —- 1712 или 30 ноября 1721) — князь, боярин времён Петра I, любимый народом и государем. Сын кабардинского князя Алегуко Сунчалеевича Черкасского и внук служилого князя Сунчалея Канклычевича Черкасского. Стольник (1668), воевода в Великом Новгороде (1674—1675), боярин (1678), воевода Казани (1681), наместник Казанский и Ярославский (1682). Первый генералиссимус России.

Биография

Черкесский (кабардинский) князь Михаил Алегукович Черкасский выехал на службу в Москву в 1664 году. В 1668 году бы пожалован в стольники. В 1674 году (20 декабря) князь Михаил Черкасский был назначен воеводой в Новгороде с титулом наместника Ярославского (для дипломатических сношений). В конце 1677 или в начале 1678 года он уже значится в боярах и на первой неделе Великого поста в 1678 году показан первым из бояр «у действа» и Соборной церкви Успения Пресвятыя Богородицы.

В том же году он назначен первым воеводой большого полка у Киева против турок; он энергично принялся за укрепление Киева, построил в окрестностях несколько крепостец, навёл через Днепр мост «на стругах»; турки, узнав о готовящемся им отпоре, не двинулись на Киев и вскоре заключили мир. За укрепление Киева Государь пожаловал Черкасского: послал ему навстречу стольника и «изволил спрашивать о здоровье и за службы жаловал своим милостивым словом».

В августе того же года при дипломатических сношениях ему велено писаться наместником Казанским; 30 сентября Черкасский был уже в Москве «у руки Государевой» и снова жалован милостивым словом, а уезжая из Москвы, Государь оставил его в Москве первым из бояр. В 1679 году Черкасский был воеводой в полку в Переяславле, затем был воеводой в Казани, а по заключении, в 1681 году, перемирия на двадцать лет с турками и крымскими татарами, за заслуги свои во время войны с ними получил, 1 апреля 1682 года, из поместья в вотчину 500 четвертей в Московском, Суздальском и Луховском уездах. В этом же году он был назначен членом Государевой Думы и подписал «Соборное деяние об уничтожении случаев и местничества».

Во время Стрелецкого бунта рисковал собственной жизнью, чтобы спасти своего личного врага боярина А. С. Матвеева — сначала уговаривал стрельцов, а затем, видя, что убеждения не действуют, силой вырвал его из их рук. Насколько велико было его влияние при дворе видно уже из того, что с ним приходилось считаться даже таким лицам, как временщик князь В. В. Голицын; в письмах этого последнего к Шакловитому ясна тревога, боязнь перед всё возрастающим значением князя Черкасского. В «Дворцовых Разрядах» этого времени имя князя Михаила Алегуковича встречается исключительно на первых местах и он осыпается царскими милостями.

С воцарением Петра I роль и значение Черкасского возрастает, как видного и деятельного члена партии царицы Наталии Кирилловны. Во время поездки Государя в Воронеж, Черкасский оставлен был первым в Москве и ему поручено «ведать все государевы дела»; он принимал деятельное участие в следственной комиссии о Стрелецком бунте. Для Азовского похода Черкасский на собственные средства построил корабль и Пётр, в одном из писем, даёт об этом корабле отзыв как об одном из самых лучших. После азовских походов по возвращении Петра в Москву были созваны бояре и приближённые его величества и по единогласному решению под большим влиянию Петра, Князю Черкасскому был присвоен титул первого генералиссимуса России. В журнале «Вопросы истории» № 5 1988 г. в статье Николая Томенко приводится цитата из книги А.Г. Брикнера «Иллюстрированная книга Петра Великого» (т.1 СПб, 1902, с. 155-156): «Для решения столь важного вопроса о начальствовании Петр I еще 14 декабря 1695 года созвал Совет. На него пригласил Гордона, Лефорта и других лиц. Дело уже было решено ранее, и генералиссимусом был избран князь Черкасский. Популярность князя Михаила Алегуковича в это время была так велика, что в 1700 году какой-то «книгописец» Гришка Талицкий составил письмо, в котором называл Петра антихристом и «приказывал народу отступить от него… и чтобы выбрали в правительство боярина князя М. А. Черкасского, для того, что он человек добрый». В том же году был сформирован отдельный полк из «школьников всех школ» и во главе его был поставлен князь Михаил Алегукович. Во время своих отлучек из Москвы, что в это время случалось очень часто, Пётр почти всегда оставлял своим заместителем князя Черкасского, вёл с ним деятельную переписку, сообщал о своих победах и в письмах ко многим из своих сподвижников приказывал «исправлять, не описываяся, всё, о чём станет говорить господин Черкасский». С 1702 по 1705 год Черкасский «сидел в Расправной палате». В 1707 году он был назначен воеводой в Москве, где скорее можно было ожидать Карла XII, а «товарищей ему прибрать по воле своей, кого и сколько похочет». В 1708 году у него в имении обедал царевич Алексей Петрович.

Год смерти князя М. А. Черкасского в точности не известен, по одним сведениям он умер 30 ноября 1721 года, по другим, более достоверным — в 1712 году. Современники дали ему самую лестную характеристику; «он отличался» — пишет И. Корб, — «степенностью, приличной его пожилым летам… и своей честностью, непорочной жизнью… заслужил всеобщую любовь». Пётр, возвратившись из первой заграничной поездки, не обрезал бород только у боярина Т. Н. Стрешнева и князя М. А. Черкасского, ввиду их преклонного возраста и общего к ним уважения.

Семья

Михаил Алегукович Черкасский был дважды женат. Его первой женой была Авдотья Даниловна Великогагина, дочь окольничего князя Данилы Степановича Великогагина (ум. 1675), от брака с которой имел трех сыновей (Андрея, Василия и Бориса). Вторично женился на Евдокии Ивановне Пожарской (1672—1738), дочери воеводы и стольника князя Ивана Дмитриевича Пожарского и внучке знаменитого Дмитрия Михайловича Пожарского. Во втором браке имел дочь Анну.

Дети

Андрей Михайлович Черкасский (1668—1701) — комнатный стольник царей Ивана и Петра Алексеевичей (1676—1692), один из первых офицеров Преображенского полка. В 1695-1696 годах участвовал в Азовских походах. Был женат с 1683 года на Анне Федоровне Куракиной (1662—1709), дочери боярина князя Федора Федоровича Куракина (ум. 1680). Их единственным сыном был Александр Андреевич Черкасский

Василий Михайлович Черкасский скончался, не оставив потомства.

Борис Михайлович Черкасский (1679—1721) — комнатный стольник царей Ивана Алексеевича (1682) и Петра Великого (1686—1692), поручик лейб-гвардии Семеновского полка (1699), затем капитан лейб-гвардии. Был женат с 1694 года на Марфе Степановне Ромодановской (1680—1723), дочери стольника князя Степана Васильевича Ромодановского и Евдокии Алексеевны Голицыной.

Анна Михайловна Черкасская (ум. после 1716), жена с 1692 года князя Владимира Михайловича Долгорукого (ум. 1716), комнатного стольника Петра (1676—1692).

Источники

• Черкасский, Михаил Алегукович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.

Отрывок, характеризующий Черкасский, Михаил Алегукович

Вернувшись после второй озабоченной поездки по линии, Наполеон сказал:
– Шахматы поставлены, игра начнется завтра.
Велев подать себе пуншу и призвав Боссе, он начал с ним разговор о Париже, о некоторых изменениях, которые он намерен был сделать в maison de l'imperatrice [в придворном штате императрицы], удивляя префекта своею памятливостью ко всем мелким подробностям придворных отношений.
Он интересовался пустяками, шутил о любви к путешествиям Боссе и небрежно болтал так, как это делает знаменитый, уверенный и знающий свое дело оператор, в то время как он засучивает рукава и надевает фартук, а больного привязывают к койке: «Дело все в моих руках и в голове, ясно и определенно. Когда надо будет приступить к делу, я сделаю его, как никто другой, а теперь могу шутить, и чем больше я шучу и спокоен, тем больше вы должны быть уверены, спокойны и удивлены моему гению».
Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему назавтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
– Eh bien, Rapp, croyez vous, que nous ferons do bonnes affaires aujourd'hui? [Ну, Рапп, как вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?] – обратился он к нему.
– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.

В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.


Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.