Чернов, Виктор Михайлович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Чернов Виктор Михайлович»)
Перейти к: навигация, поиск
Виктор Михайлович Чернов<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
1-й Председатель Всероссийского Учредительного Собрания
5 (18) января — 6 (19) января 1918
Предшественник: должность учреждена
Преемник: должность упразднена
 
Рождение: 25 ноября (7 декабря) 1873(1873-12-07)
Хвалынск, Саратовская губерния[2][3]
Смерть: 15 апреля 1952(1952-04-15) (78 лет)
Партия: Партия социалистов-революционеров

Ви́ктор Миха́йлович Черно́в (25 ноября [7 декабря1873, Хвалынск, Саратовская губерния — 15 апреля 1952, Нью-Йорк) — русский политический деятель, мыслитель и революционер, один из основателей партии социалистов-революционеров и её основной теоретик. Первый и последний председатель Учредительного собрания.





Биография до 1917 года

Ранние годы

Виктор Михайлович Чернов родился в 1873 году в городе Хвалынске Саратовской губернии[4]. Отец, Михаил Николаевич Чернов, был уездным казначеем, мать, Анна Николаевна Булатова, происходила из старинного дворянского рода. Семья проживала сначала в Новоузенске, а затем в Саратове, Хвалынске и Камышине. После смерти матери, наступившей в 1875 году, Виктор с сёстрами воспитывался мачехой. Всё свободное время проводил на Волге среди босяков.

В 1882 году Виктор поступил в подготовительный класс Первой саратовской гимназии, в следующим году успешно сдал вступительные экзамены в первый класс. Обучаясь в гимназии, Чернов приобщился к достижениям демократической мысли — к творчеству Н. А. Добролюбова, Н. Г. Чернышевского и идеолога народничества Н. К. Михайловского. Саратов считался одним из главных центров революционного движения. В 1884 году старший брат Виктора, Владимир, был арестован за хранение нелегальной литературы и исключён из гимназии. В годы учёбы в гимназии Чернов познакомился с рядом неблагонадёжных лиц — бывшим ссыльным В. А. Балмашёвым (отцом С. В. Балмашёва), народником М. А. Натансоном и народовольцем А. В. Сазоновым. В 1890 году Чернов был арестован во время обыска на квартире Сазонова. После этого он оказался под подозрением и был поставлен под особый надзор. По ходатайству отца в 1891 году был отчислен из саратовской гимназии и отправлен учиться в Дерпт[4].

В студенческих кружках

Проживая в Дерпте, Чернов под влиянием старшего брата оказался в среде демократического студенчества. Посещал собрания студенческих кружков и был свидетелем споров между марксистами и народниками. Во время каникул побывал в Петербурге, где оказался уже на собрании нелегального кружка петербургской «Группы народовольцев»[4]. В Петербурге Чернов впервые познакомился с марксистами — Ю. О. Мартовым и П. Б. Струве, выступавшими в роли оппонентов народовольцев. Молодой человек стремительно втягивался в революционное движение.

В 1892 году Чернов успешно закончил Дерптскую гимназию и поступил на юридический факультет Московского университета. Обучаясь в университете, Чернов принял активное участие в деятельности «Союза московских объединённых землячеств», созданного для взаимопомощи его членов, и входил в состав его Совета. Деятельность Совета носила оппозиционный характер, большинство его участников придерживались народнических взглядов. В Москве Чернов познакомился с В. А. Маклаковым, П. Н. Милюковым, Е. Д. Кусковой, С. Н. Прокоповичем, В. И. Ульяновым-Лениным и другими известными впоследствии деятелями[4]. В студенческие годы активно изучал марксизм и штудировал произведения Л. Н. Толстого и Ф. М. Достоевского, которых сам называл «друго-врагами». Принимал участие в спорах с марксистами, в которых отстаивал народнические идеи. В 1894 году по поручению Совета «Союза землячеств» совершил поездку в Петербург, где познакомился с Н. К. Михайловским и вручил ему адрес от московского студенчества. Михайловский разочаровал Чернова своим неприятием террора[5].

Начало революционной деятельности

В 1894 году Чернов познакомился с бывшим народовольцем Н. С. Тютчевым, одним из основателей партии «Народное право». Нелегальная партия «Народное право» была основана в 1893 году по инициативе Марка Натансона и имела целью объединить народническое, социал-демократическое и либеральное течения в русском освободительном движении. По рекомендации Тютчева Чернов встретился с Натансоном и выразил готовность сотрудничать с новой партией. Однако от вступления в партию он воздержался, так как не был удовлетворён её умеренной программой, в которой отсутствовали положения о терроре и социалистическом идеале[4]. В апреле 1894 года за причастность к нелегальной деятельности партии Чернов был арестован и привлечён к дознанию. Содержался в Москве в Пречистенском полицейском доме, где его допрашивал знаменитый Сергей Зубатов. Зубатов пытался переубедить молодого революционера и склонить его к сотрудничеству, но не достиг успеха. После отказа дать откровенные показания Чернов был переведён в Петропавловскую крепость, где провёл около полугода, а затем в Дом предварительного заключения[5]. После выплаты залога был выслан в Камышин, а затем в Саратов и в Тамбов.

Время, проведённое в заключении, Чернов использовал для продолжения самообразования. В Доме предварительного заключения он штудировал «Критику чистого разума» И. Канта, «Историю материализма» Ф. Ланге, «Капитал» К. Маркса, труды Э. Геккеля, Г. Спенсера, Ч. Дарвина, П. Б. Струве, Г. В. Плеханова и др. В тюрьме окончательно сложились его социально-политические и философские воззрения. Здесь была написана его первая большая научная статья «Философские изъяны доктрины экономического материализма», содержавшая в зародыше все идеи, которые он впоследствии защищал в своих сочинениях[4].

Пропаганда в Тамбовской губернии

Приехав в 1895 году в Тамбов, Чернов устроился работать канцелярским служащим в местное губернское земство. Вскоре он познакомился с одним из самых ярких земских деятелей Тамбовской губернии — А. Н. Новиковым, на которого оказал большое влияние (через несколько лет этот крупный землевладелец, политические взгляды которого неуклонно эволюционировали в направлении «справа — налево», стал членом партии социалистов-революционеров)[6].

В Тамбове развернулась активная литературно-публицистическая деятельность Чернова, сделавшая его видным идеологом народничества. Первоначально он публиковался в «Орловском вестнике» и «Тамбовских губернских ведомостях», затем в журнале «Новое слово», и наконец, в крупнейшем народническом журнале «Русское богатство»)[7]. В своих статьях он полемизировал с теоретиками марксизма и развивал идеи народнического социализма. Статья «Экономический материализм и критическая философия» была опубликована в московском журнале «Вопросы философии и психологии». В области теоретической философии Чернов отстаивал эмпириокритицизм Э. Маха и Р. Авенариуса, в области социологии — «субъективный метод» П. Л. Лаврова и Н. К. Михайловского, а в области экономики следовал Марксу. Признавая авторитет Маркса, направлял свою критику в адрес его вульгарных последователей[8].

В Тамбове продолжилась и революционная деятельность Чернова. В 1898 году Чернов женился на учительнице местной воскресной школы Анастасии Николаевне Слётовой и сблизился с её братом — Степаном Николаевичем Слётовым. Оба были активными участниками местных народнических кружков. Вместе со Слётовыми Чернов повёл революционную агитацию в среде местного крестьянства. Для пропаганды в деревне социалистических идей были созданы особые «летучие библиотеки». В селе Павлодар Борисоглебского уезда Чернов основал крестьянскую организацию «Братство для защиты народных прав». Устав «Братства» гласил, что земля должна перестать быть собственностью частных владельцев и перейти в руки всего трудящегося народа. В том же 1898 году был созван съезд представителей крестьянства от пяти уездов Тамбовской губернии. Съезд принял программный документ «Письмо ко всему русскому крестьянству», содержавший призыв объединяться в тайные «братства для защиты народных прав»[9]. Замысел Чернова состоял в том, чтобы покрыть всю Россию сетью крестьянских организаций[10].

В Аграрно-социалистической лиге

В мае 1899 года Чернов вместе с молодой женой выехал за границу. Целью поездки было продолжить своё образование, ознакомиться с достижениями мировой социалистической мысли и установить связи с представителями революционной эмиграции[5]. Вскоре он прибыл в Швейцарию и поселился в Цюрихе. В Швейцарии Чернов выступил с инициативой создания внепартийной организации, которая бы занималась изданием и распространением нелегальной литературы для крестьян. Первоначально со своей идеей Чернов обратился к социал-демократам П. Б. Аксельроду и Г. В. Плеханову. Однако последние, узнав о его связях с народником В. П. Воронцовым, наотрез отказались от сотрудничества. Тогда Чернов обратился к лидеру заграничного «Союза русских социалистов-революционеров» Хаиму Житловскому. Житловский свёл Чернова с основными группами русской народнической эмиграции — «Группой старых народовольцев» во главе с Петром Лавровым и лондонским «Фондом вольной русской прессы», объединявшим ветеранов народнического движения. Инициатива Чернова была поддержана умиравшим Лавровым, а его секретарь Семён Ан-ский заручился поддержкой лондонских ветеранов[10].

Сразу после смерти Лаврова, в феврале 1900 года, состоялось основание организации, которая получила название Аграрно-социалистической лиги[10]. В число основателей Лиги вошли В. М. Чернов, С. А. Ан-ский, Х. О. Житловский, Л. Э. Шишко, Ф. В. Волховский и Е. Е. Лазарев. Лигой были изданы обращение «К товарищам по мысли и по делу» и программная брошюра «Очередной вопрос революционного дела». В программной брошюре, написанной Черновым, говорилось о необходимости возобновить революционную работу в крестьянстве, без опоры на которое «никакая революционная партия не сможет нанести в России серьёзного, решительного удара буржуазно-капиталистическому режиму»[11]. На протяжении нескольких лет Лига успешно издавала и переправляла в Россию нелегальную литературу. Распространением её среди крестьянского населения занимались местные народнические кружки. К работе в Лиге были привлечены известные литераторы Н. А. Рубакин, В. И. Дмитриева и другие. Всего за несколько лет работы Лигой было издано более 317 тысяч нелегальных брошюр (более 1 миллиона страниц)[10]. В дальнейшем Аграрно-социалистическая Лига влилась в состав Партии социалистов-революционеров.

В Партии социалистов-революционеров

В 1902 году в России произошло образование единой Партии социалистов-революционеров. Партия возникла в результате слияния трёх революционных организаций: «Южной партии социалистов-революционеров», «Северного союза социалистов-революционеров» и «Рабочей партии политического освобождения России». В том же году за границу с объединительной миссией выехали три представителя новой партии — Григорий Гершуни, Мария Селюк и Евгений Азеф[11]. Проведя успешные переговоры, приезжие достигли соглашения о слиянии с новой партией заграничного «Союза русских социалистов-революционеров» и других народнических групп. Официальным органом партии становилась газета «Революционная Россия», издательство которой переносилось в Женеву. Теоретическим органом партии признавался «Вестник русской революции», издававшийся в Париже Н. С. Русановым и И. А. Рубановичем[10]. В январе 1902 года «Революционная Россия» открыто объявила о создании новой партии.

Сразу после создания партии эсеров Чернов вступил в её ряды и вместе с Михаилом Гоцем стал редактором её печатного органа «Революционная Россия». Чернов был избран членом ЦК новой партии и впоследствии переизбирался в ЦК всех его составов. В том же году была основана «Боевая организация партии социалистов-революционеров», ставившая своей целью террористическую борьбу. Во главе боевой организации стали Г. А. Гершуни и его заместитель Е. Ф. Азеф. 2 апреля 1902 года боевая организация заявила о своём существовании убийством министра внутренних дел Д. С. Сипягина, исполнителем которого был С. В. Балмашёв. Вскоре после убийства Чернов опубликовал в «Революционной России» статью «Террористический элемент в нашей программе», в которой обосновывал тактику индивидуального террора[12]. В последующие годы Чернов посвятил себя революционной публицистике, сделавшись главным теоретиком партии. Он был автором большинства статей, посвящённых программе и тактике партии, в 77 номерах «Революционной России»[9]. Помимо статей в «Революционной России», Чернов выступал с публичными лекциями, в которых отстаивал идеологию социалистов-революционеров. Появление новой партии вызвало переполох в стане социал-демократов, которые бросили на борьбу с ней свои лучшие силы. Несмотря на это, в августе 1904 года на международном конгрессе в Амстердаме партия эсеров была принята в ряды II Интернационала[4].

Начало Первой русской революции

В 1904 году в России на фоне русско-японской войны стала назревать революционная ситуация. 15 июля 1904 года террористом боевой организации эсеров Е. С. Созоновым был убит министр внутренних дел В. К. Плеве. С приходом нового министра П. Д. Святополк-Мирского в стране началась кампания за введение конституции, руководимая либеральным «Союзом освобождения». В сентябре 1904 года Чернов вместе с М. А. Натансоном и Е. Ф. Азефом представлял партию эсеров на Парижской конференции революционных и оппозиционных партий России, на которой обсуждалась тактика совместной борьбы с самодержавием. На конференции были приняты совместная резолюция и тактическое решение: всем партиям действовать самостоятельно, но одновременно, что выражалось формулой «врозь наступать и вместе бить»[5].

В январе 1905 года в России началась Первая русская революция. Толчок революции дали События 9 января 1905 года, которые возглавил священник Георгий Гапон. Эсеры отреагировали на события мгновенно и организовали переправку Гапона за границу. В апреле 1905 года под председательством Гапона состоялась Женевская межпартийная конференция, на которой партию эсеров вновь представлял Чернов[13]. Конференция выработала совместную резолюцию, провозглашавшую целью вооружённое восстание, и выработала ряд ценных тактических соглашений. В течение весны эсеры продолжали использовать популярность Гапона, издавая массовыми тиражами его революционные воззвания, написанные в духе брошюр Аграрно-социалистической лиги. Чернов пытался обратить Гапона в правоверного эсера, однако из этого ничего не вышло, и в дальнейшем их пути разошлись[14]. Порвав с эсерами, Гапон принялся за создание беспартийного рабочего союза, а после возвращения в Россию был убит группой эсеровских боевиков по подозрению в предательстве. Одним из лиц, принимавших решение о его убийстве, был Чернов[15].

Деятельность по возвращении в Россию

После Манифеста 17 октября 1905 года Чернов через территорию Финляндии возвратился в Россию. По возвращении принял участие в издании первой легальной газеты партии эсеров «Сын отечества», редактором которой был избран Г. И. Шрейдер[5]. Газета должна была заменить нелегальную «Революционную Россию». В газете сотрудничали как партийные эсеры, так и легальные народники из «Русского богатства» — Н. Ф. Анненский, В. А. Мякотин и А. В. Пешехонов. Последние выступили с инициативой создания единой легальной партии эсеров, которая должна отказаться от нелегальных методов борьбы и отстаивать свои интересы в Государственной Думе. Это встретило возражения со стороны партийных эсеров, настаивавших на невозможности полностью отказаться от террора. Чернов выдвинул компромиссное предложение: не отказываясь принципиально от террора, держать боевую организацию «под ружьём», чтобы в нужный момент снова выйти на арену борьбы[5]. Спор завершился на Первом съезде партии эсеров, на котором группа легальных народников заявила о создании особой Партии народных социалистов.

Первый съезд партии эсеров состоялся в декабре 1905 года в Иматре. На съезде обсуждались вопросы программы и тактики партии в условиях конституционных свобод. Чернов был главным докладчиком на съезде по программным вопросам и автором большинства резолюций съезда[4]. На том же съезде Чернов был избран в новый состав ЦК. Вместе с Черновым в состав ЦК вошли Е. Ф. Азеф, М. А. Натансон, А. А. Аргунов, Н. И. Ракитников и П. П. Крафт[16]. Съезд завершился расколом и отделением от партии её правого и левого крыла. Правые образовали Партию народных социалистов, а левые — Партию эсеров-максималистов. Последние были сторонниками аграрного террора, отвергнутого большинством участников съезда.

Бойкотируя совместно с другими лидерами эсеров и РСДРП выборы в Первую Государственную Думу, Виктор Чернов участвовал в следующих выборах и вместе с Н. И. Ракитниковым возглавил фракцию эсеров во Второй Думе. Однако поражение революции не ослабило, а напротив, радикализировало представления Чернова, и тот принял активное участие в разработке не осуществлённого покушения на царя.

1905—1917

1917—1952

Вернувшись в Россию после Февральской революции, занимал пост министра земледелия в первом и втором коалиционных составах Временного правительства (май — июль 1917 года). В конфликте правых и левых эсеров занимал центристские позиции, ратовал за «однородное социалистическое правительство». На выборах в Учредительное собрание партия эсеров получила большинство голосов, и Чернов был избран председателем Учредительного собрания.

После роспуска Учредительного собрания в 1918 году участвовал в борьбе с большевистской властью. В августе 1920 года по решению ЦК ПСР эмигрировал, жил в Эстонии и Германии, затем в Чехословакии и Франции. Занимался общественно-политической, научной и литературно-публицистической деятельностью. Накануне вступления немецко-фашистских войск в Париж перебрался на остров Олерон, а затем в Лиссабон, откуда вместе с третьей женой (И. С. Сырмус-Пыдер) в июне 1941 года эмигрировал в США. Поселился в Нью-Йорке и до конца жизни активно участвовал в деятельности Нью-Йоркской группы партии социалистов-революционеров, был одним из редакторов партийного журнала «За свободу», занимался научной работой, писал мемуары.

Семья

  • Первая жена — Анастасия Николаевна Слётова (1873—1938) — учительница, эсерка, член Всероссийского учредительного собрания.
    • Сын — Борис Викторович Чернов (1900 — 28.09.1933) социалист-революционер[17].
    • Дочь — Мария Викторовна (Эллен) Слётова (1903, Женева — 1974, Ленинград) в 1950-е жила в Холмогорах Архангельской области, заведовала научной станцией. Автор нескольких брошюр по животноводству. В 1960-е вернулась в Ленинград[18].
  • Вторая жена — Ольга Елисеевна Колбасина (1886—1964), эсерка, в первом браке за Митрофаном Семёновичем Фёдоровым, преподавателем Петербургской Академии художеств, у них дочери-близнецы[19][20]; брат — Василий Васильевич Сухомлин (1885—1963), эсер, писатель, делегат Всероссийского учредительного собрания[21].
    • Дочь — Ольга (1903—1978), удочерена В. М. Черновым, замужем за В. Л. Андреевым[19].
    • Дочь — Наталья (16 августа 1903 — 14 ноября 1992), удочерена В. М. Черновым[19], замужем за Д. Г. Резниковым[22]
    • Дочь — Ариадна (24 (11) декабря 1908 — 7 июля 1974) замужем за Владимиром Брониславовичем (Брониславом-Рейнгольдом-Владимиром) Сосинским[23], в 1960 году вернулась в СССР, мать А. Б. Сосинского[22].
  • Третья жена — Ида Самойловна Сырмус-Пыдер (Педер-Сермус), в первом браке за эстонским скрипачом и революционером Эдуардом Пыдером, брак с В. М. Черновым с 1916 года в Париже[24].

Интересные факты

  • В 1920 году Максим Горький написал письмо В.И. Ленину с просьбой освободить старого коммуниста Воробьёва, которого арестовали за то, что у него дома были якобы найдены сапоги В.М. Чернова. По словам Горького, на самом деле это были не сапоги, а женские ботинки и к Чернову они никакого отношения не имели.

Сочинения

  • [elib.shpl.ru/ru/nodes/25515-chernov-v-m-revolyutsionnye-dni-v-petrograde-fakticheskiy-otchet-po-materialam-russkih-gazet-london-1917#page/1/mode/grid/zoom/1 Чернов В. М. Революционные дни в Петрограде: (Фактический отчет по материалам русских газет). — London: Б. и., 1917 — 24 с.]
  • [elib.shpl.ru/ru/nodes/21725-chernov-v-m-zemlya-i-pravo-sbornik-statey-pg-1919#page/1/mode/grid/zoom/1 Чернов В. М. Земля и право: сборник статей. — Пг., 1919—240 с.]
  • Чернов В. М. [www.hrono.info/libris/lib_ch/chern00.html Записки социалиста революционера]. — Берлин—Петербург—М.: Издательство З. И. Гржебина, 1922.
  • Чернов В. М. Политический дневник // Вопросы истории КПСС. — 1991, № 6.
  • Чернов В. М. [az.lib.ru/c/chernow_w_m/text_0020.shtml Перед бурей. Воспоминания]. — М.: «Международные отношения», 1993. — 408 с. — ISBN 5-7133-0583-X.
  • Чернов В. М. Конструктивный социализм. — М.: РОССПЭН, 1997. — 670 с. — ISBN 5-86004-167-5.
  • Чернов В. М. [ldn-knigi.lib.ru/R/Tshernow.htm В партии социалистов-революционеров: Воспоминания о восьми лидерах] / Публ., вступ. ст., подгот. текста и коммент. А. П. Новикова и К. Хузер. — СПб.: «Дмитрий Буланин», 2007. — 528 с. — ISBN 978-5-86007-510-8.
  • Чернов В. М. «Я боюсь заграничной оторванности, боюсь эмигрантщины…» Письма из Эстонии 1920—1921 гг. // Исторический архив / Публ. и коммент. А. П. Новикова. — 2008. — Т. № 5. — С. 55-109.
  • Чернов В. М. Великая русская революция. Воспоминания председателя Учредительного собрания, 1905-1920 / Пер. с англ. Е. А. Каца. — М.: Центрполиграф, 2007. — 438 с. — 3000 экз. — ISBN 978-5-9524-2710-5.
  • «Повелитель тысячи ведомств, которые в России всевластны». В. М. Чернов о И. В. Сталине / Публ., вводная ст. и коммент. А. П. Новикова // Исторический Архив. 2007. № 4. С. 4 — 28.
  • «Политика дальнего прицела». Тезисы В. М. Чернова о внешней политике И. В. Сталина / Публ., вводная ст. и коммент. А. П. Новикова // Отечественные архивы. 2008. № 2. С. 128—131.
  • [www.idf.ru/almanah/inside/almanah-intro/72273 «В такой момент, Иосиф Виссарионович, у Вас нет права их подозревать ни в чем…»] Письмо В. М. Чернова И. В. Сталину. 1942 г. / Публ., вступ. ст., подгот. текста и коммент. А. П. Новикова // Электронный альманах «Россия. XX век. Документы»
  • Памяти Н. К. Михайловского / В. Чернов; под ред. Е. К. Брешко-Брешковской, О. С. Минора, В. В. Руднева и С. Л. Маслова Москва : Земля и Воля, 1917 год
  • Марксизм и славянство : (к вопросу о внешней политике социализма) / Виктор Чернов ; Партия социалистов-революционеров Петроград : Тип. Центр. ком. Партии социалистов-революционеров, 1917 год
  • Марксизм и аграрный вопрос : Ист.-крит. очерк Санкт-Петербург : ред. журн. «Русское богатство», 1906
  • Международный социализм и война Гельсингфорс : тип. Гельсингфорс. Совета депутатов, 1916 год
  • Очередной вопрос революционного дела London : Аграрно-социалист. лига, 1900 год
  • Террористический элемент в нашей программе Б.м. : тип. Партии социалистов-революционеров, 1902 год
  • Философские и социологические этюды. — М: «Сотрудничество», 1907.
  • «Мы, русские, — другие, мы созданы для испытаний». Письма В. М. Чернова. 1920—1941 / публ., вступ. ст., подгот. текста и коммент. Г. В. Лобачевой, А. П. Новикова [науч. ред. проф. И. Р. Плеве]. Саратов: Сарат. гос. техн. ун-т, 2014. — 412 с.: ил. ISBN 978-5-7433-2698-3.

Напишите отзыв о статье "Чернов, Виктор Михайлович"

Литература

  • Гусев К. В. В. М. Чернов. Штрихи к политическому портрету. — М.: РОССПЭН, 1999. — 207 с. — ISBN 5-86004-126-8.
  • Коновалова О. В. Политические идеалы В. М. Чернова: взгляд через годы. — Красноярск: Сибирский юридидический ин-т МВД России, 2005. — 212 с. — 300 экз.
  • В. М. Чернов: человек и политик. Материалы к биографии / Сост. А. П. Новиков. — Саратов: Аквариус, 2004. — 318 с. — 100 экз.
  • Новиков А. П. Издательско-публицистическая деятельность В. М. Чернова в Эстонской Республике (1920—1922) // Биографика. I. Русские деятели в Эстонии XX века. — Тарту, 2005. — С. 149—182.
  • Новиков А. П. Эсеровские лидеры и Кронштадтский мятеж 1921 г. // Отечественная история. — 2007. — № 4. — С. 57—64.
  • Новиков А. П. Заграничная делегация ПСР — организатор международной антибольшевистской кампании 1922 г // Новейшая история Отечества XX—XXI вв.: Сб. науч. тр. — Саратов: Наука, 2007. — Вып. 2. — С. 3—28.
  • Аврус А. И., Новиков А. П. История и судьба одной книги // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. — М.: Изд-во ЛКИ, 2008. — Т. 22. — С. 354—372.
  • [www.chernov.h12.ru/ Жизнь и деятельность В. М. Чернова (1873—1952)]. Проверено 15 декабря 2008. [www.webcitation.org/65RPV1a3S Архивировано из первоисточника 14 февраля 2012].
  • Коновалова О. В. В. М. Чернов о путях развития России. — М.: РОССПЭН, 2009. — 383 с.
  • Новиков А. П. В. М. Чернов и эсеровская эмиграция в начале 1920-х гг. // Новый исторический вестник. — 2009. — № 1 (19). — С. 118—127.
  • Аврус А. И., Новиков А. П. От Хвалынска до Нью-Йорка: жизнь и общественно-политическая деятельность В. М. Чернова. — Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2013. — 300 с.: ил. ISBN 978-5-292-04231-0.
  • Иммонен Х. Мечты о новой России. Виктор Чернов (1873—1952) / [пер. с англ. Е. Шраги]. — СПб. : Изд-во Европейского ун-та в Санкт-Петербурге, 2015. — 486 с.
  • Аврус А. И., Голосеева А. А., Новиков А. П. Виктор Чернов: судьба русского социалиста. — М.: Ключ-С, 2015. — 367 с.

Примечания

  1. [az.lib.ru/c/chernow_w_m/text_0060.shtml Указатель опубликованных работ В. М. Чернова]
  2. Государственный архив Саратовской области (ГАСО). Ф.637. Оп.1. Д.2160. Л.62.
  3. Аврус А. И., Гусакова З. Е., Новиков А. П. Когда и где родился В. М. Чернов? // Исторический архив. — 1998. — № 3. — С. 211—213.
  4. 1 2 3 4 5 6 7 8 Новиков А. П. [www.chernov.h12.ru/bibl.html В. М. Чернов: биографический очерк] // Аврус А. И., Новиков А. П. Чернов В. М.: Жизнь и Деятельность.
  5. 1 2 3 4 5 6 В. М. Чернов. [az.lib.ru/c/chernow_w_m/text_0020.shtml Перед бурей. Воспоминания]. — М.: «Международные отношения», 1993. — 408 с.
  6. В своих мемуарах Чернов оставил яркую характеристику личности А. Н. Новикова: Чернов В. М. Записки социалиста-революционера. Берлин; М.; Пг., 1922. Кн. 1. — С. 255.
  7. [socialist.memo.ru/books/raboti_chernova.htm О. В. Коновалова, А. П. Новиков (составители). Указатель опубликованных работ В. М. Чернова]
  8. В. М. Чернов. Философские и социологические этюды. — URSS, 2011. — 384 с.
  9. 1 2 К. В. Гусев. В. М. Чернов. Штрихи к политическому портрету. — М.: РОССПЭН, 1999. — 208 с.
  10. 1 2 3 4 5 В. М. Чернов. [ldn-knigi.lib.ru/R/Tshernow.htm В партии социалистов-революционеров. Воспоминания о восьми лидерах]. — СПб.: «Дмитрий Буланин», 2007. — 520 с.
  11. 1 2 А. И. Спиридович. [www.hrono.ru/libris/lib_s/spir00cp.html Революционное движение в России. Выпуск 2-й, Партия Социалистов-Революционеров и её предшественники]. — Петроград, 1916.
  12. В. М. Чернов. Террористический элемент в нашей программе // О. В. Будницкий. История терроризма в России. — Ростов-на-Дону, 1996.
  13. Письма Азефа, 1893—1917 / Сост. Д. Б. Павлов, З. И. Перегудова. — М.: Изд. центр «Терра», 1994. — 287 с.
  14. В. М. Чернов. [www.hrono.ru/libris/lib_ch/cher_gapon.html Личные воспоминания о Г. Гапоне] // За кулисами охранного отделения. Сборник. — Berlin, 1910. — С. 142—173.
  15. Б. В. Савинков. [www.hrono.ru/libris/lib_s/terr00.html Воспоминания террориста]. — Харьков: «Пролетарий», 1928.
  16. А. А. Аргунов. Азеф — социалист-революционер // Провокатор: Воспоминания и документы о разоблачении Азефа. — Л., 1929. — С. 13—133.
  17. [socialist.memo.ru/lists/slovnik/l24.htm Российские социалисты и анархисты после Октября 1917 года — список]
  18. [dojkov.livejournal.com/30550.html Дойков Юрий Всеволодович К БИОГРАФИИ ДОЧЕРИ ЧЕРНОВА]
  19. 1 2 3 [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=author&i=1375 Чернова-Андреева Ольга Викторовна (1903—1978)]
  20. [socialist.memo.ru/lists/slovnik/l11.htm Российские социалисты и анархисты после Октября 1917 года]
  21. [www.hrono.ru/biograf/bio_s/suhomlin_vv.php Сухомлин Василий Васильевич]. www.hrono.ru. Проверено 9 сентября 2016.
  22. 1 2 [www.dommuseum.ru/index.php?m=dist&pid=15897 Культурный центр. Дом-музей Марины Цветаевой]
  23. [www.dommuseum.ru/index.php?m=dist Культурный центр. Дом-музей Марины Цветаевой]
  24. [socialist.memo.ru/recens/y06/novikov2.htm Сергей Исаков. Книга о вожде эсеров. В. М. Чернов: человек и политик. Материалы к биографии / Сост., автор биографического очерка, библиографических указателей и комментариев А. П. Новиков. — Саратов: Изд-во «Аквариус», 2004. — 318 с.]

Ссылки

  • [www.chernov.h12.ru/ Сайт посвященный Чернову]
  • [linkl.ru/PGg/ Правнук Чернова Чернов Андрей Александрович] (недоступная ссылка с 21-05-2013 (3964 дня))
  • [chernov.sstu.ru Виктор Михайлович Чернов: Революционер, политик, публицист]
  • [socialist.memo.ru/books/lit/evrrus.zip Русское в еврейском и еврейское в русском (zip)]
  • [socialist.memo.ru/books/memoires/chernpb.zip Перед бурей. Воспоминания. Н.-Й. Издательство имени Чехова. 1953 (zip)]
  • [az.lib.ru/c/chernow_w_m/ Сочинения Чернова на сайте Lib.ru: Классика]

Отрывок, характеризующий Чернов, Виктор Михайлович

«С рассветом две новые батареи, устроенные в ночи, на равнине, занимаемой принцем Экмюльским, откроют огонь по двум противостоящим батареям неприятельским.
В это же время начальник артиллерии 1 го корпуса, генерал Пернетти, с 30 ю орудиями дивизии Компана и всеми гаубицами дивизии Дессе и Фриана, двинется вперед, откроет огонь и засыплет гранатами неприятельскую батарею, против которой будут действовать!
24 орудия гвардейской артиллерии,
30 орудий дивизии Компана
и 8 орудий дивизии Фриана и Дессе,
Всего – 62 орудия.
Начальник артиллерии 3 го корпуса, генерал Фуше, поставит все гаубицы 3 го и 8 го корпусов, всего 16, по флангам батареи, которая назначена обстреливать левое укрепление, что составит против него вообще 40 орудий.
Генерал Сорбье должен быть готов по первому приказанию вынестись со всеми гаубицами гвардейской артиллерии против одного либо другого укрепления.
В продолжение канонады князь Понятовский направится на деревню, в лес и обойдет неприятельскую позицию.
Генерал Компан двинется чрез лес, чтобы овладеть первым укреплением.
По вступлении таким образом в бой будут даны приказания соответственно действиям неприятеля.
Канонада на левом фланге начнется, как только будет услышана канонада правого крыла. Стрелки дивизии Морана и дивизии вице короля откроют сильный огонь, увидя начало атаки правого крыла.
Вице король овладеет деревней [Бородиным] и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Морана и Жерара, которые, под его предводительством, направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками армии.
Все это должно быть исполнено в порядке (le tout se fera avec ordre et methode), сохраняя по возможности войска в резерве.
В императорском лагере, близ Можайска, 6 го сентября, 1812 года».
Диспозиция эта, весьма неясно и спутанно написанная, – ежели позволить себе без религиозного ужаса к гениальности Наполеона относиться к распоряжениям его, – заключала в себе четыре пункта – четыре распоряжения. Ни одно из этих распоряжений не могло быть и не было исполнено.
В диспозиции сказано, первое: чтобы устроенные на выбранном Наполеоном месте батареи с имеющими выравняться с ними орудиями Пернетти и Фуше, всего сто два орудия, открыли огонь и засыпали русские флеши и редут снарядами. Это не могло быть сделано, так как с назначенных Наполеоном мест снаряды не долетали до русских работ, и эти сто два орудия стреляли по пустому до тех пор, пока ближайший начальник, противно приказанию Наполеона, не выдвинул их вперед.
Второе распоряжение состояло в том, чтобы Понятовский, направясь на деревню в лес, обошел левое крыло русских. Это не могло быть и не было сделано потому, что Понятовский, направясь на деревню в лес, встретил там загораживающего ему дорогу Тучкова и не мог обойти и не обошел русской позиции.
Третье распоряжение: Генерал Компан двинется в лес, чтоб овладеть первым укреплением. Дивизия Компана не овладела первым укреплением, а была отбита, потому что, выходя из леса, она должна была строиться под картечным огнем, чего не знал Наполеон.
Четвертое: Вице король овладеет деревнею (Бородиным) и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Марана и Фриана (о которых не сказано: куда и когда они будут двигаться), которые под его предводительством направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками.
Сколько можно понять – если не из бестолкового периода этого, то из тех попыток, которые деланы были вице королем исполнить данные ему приказания, – он должен был двинуться через Бородино слева на редут, дивизии же Морана и Фриана должны были двинуться одновременно с фронта.
Все это, так же как и другие пункты диспозиции, не было и не могло быть исполнено. Пройдя Бородино, вице король был отбит на Колоче и не мог пройти дальше; дивизии же Морана и Фриана не взяли редута, а были отбиты, и редут уже в конце сражения был захвачен кавалерией (вероятно, непредвиденное дело для Наполеона и неслыханное). Итак, ни одно из распоряжений диспозиции не было и не могло быть исполнено. Но в диспозиции сказано, что по вступлении таким образом в бой будут даны приказания, соответственные действиям неприятеля, и потому могло бы казаться, что во время сражения будут сделаны Наполеоном все нужные распоряжения; но этого не было и не могло быть потому, что во все время сражения Наполеон находился так далеко от него, что (как это и оказалось впоследствии) ход сражения ему не мог быть известен и ни одно распоряжение его во время сражения не могло быть исполнено.


Многие историки говорят, что Бородинское сражение не выиграно французами потому, что у Наполеона был насморк, что ежели бы у него не было насморка, то распоряжения его до и во время сражения были бы еще гениальнее, и Россия бы погибла, et la face du monde eut ete changee. [и облик мира изменился бы.] Для историков, признающих то, что Россия образовалась по воле одного человека – Петра Великого, и Франция из республики сложилась в империю, и французские войска пошли в Россию по воле одного человека – Наполеона, такое рассуждение, что Россия осталась могущественна потому, что у Наполеона был большой насморк 26 го числа, такое рассуждение для таких историков неизбежно последовательно.
Ежели от воли Наполеона зависело дать или не дать Бородинское сражение и от его воли зависело сделать такое или другое распоряжение, то очевидно, что насморк, имевший влияние на проявление его воли, мог быть причиной спасения России и что поэтому тот камердинер, который забыл подать Наполеону 24 го числа непромокаемые сапоги, был спасителем России. На этом пути мысли вывод этот несомненен, – так же несомненен, как тот вывод, который, шутя (сам не зная над чем), делал Вольтер, говоря, что Варфоломеевская ночь произошла от расстройства желудка Карла IX. Но для людей, не допускающих того, чтобы Россия образовалась по воле одного человека – Петра I, и чтобы Французская империя сложилась и война с Россией началась по воле одного человека – Наполеона, рассуждение это не только представляется неверным, неразумным, но и противным всему существу человеческому. На вопрос о том, что составляет причину исторических событий, представляется другой ответ, заключающийся в том, что ход мировых событий предопределен свыше, зависит от совпадения всех произволов людей, участвующих в этих событиях, и что влияние Наполеонов на ход этих событий есть только внешнее и фиктивное.
Как ни странно кажется с первого взгляда предположение, что Варфоломеевская ночь, приказанье на которую отдано Карлом IX, произошла не по его воле, а что ему только казалось, что он велел это сделать, и что Бородинское побоище восьмидесяти тысяч человек произошло не по воле Наполеона (несмотря на то, что он отдавал приказания о начале и ходе сражения), а что ему казалось только, что он это велел, – как ни странно кажется это предположение, но человеческое достоинство, говорящее мне, что всякий из нас ежели не больше, то никак не меньше человек, чем великий Наполеон, велит допустить это решение вопроса, и исторические исследования обильно подтверждают это предположение.
В Бородинском сражении Наполеон ни в кого не стрелял и никого не убил. Все это делали солдаты. Стало быть, не он убивал людей.
Солдаты французской армии шли убивать русских солдат в Бородинском сражении не вследствие приказания Наполеона, но по собственному желанию. Вся армия: французы, итальянцы, немцы, поляки – голодные, оборванные и измученные походом, – в виду армии, загораживавшей от них Москву, чувствовали, что le vin est tire et qu'il faut le boire. [вино откупорено и надо выпить его.] Ежели бы Наполеон запретил им теперь драться с русскими, они бы его убили и пошли бы драться с русскими, потому что это было им необходимо.
Когда они слушали приказ Наполеона, представлявшего им за их увечья и смерть в утешение слова потомства о том, что и они были в битве под Москвою, они кричали «Vive l'Empereur!» точно так же, как они кричали «Vive l'Empereur!» при виде изображения мальчика, протыкающего земной шар палочкой от бильбоке; точно так же, как бы они кричали «Vive l'Empereur!» при всякой бессмыслице, которую бы им сказали. Им ничего больше не оставалось делать, как кричать «Vive l'Empereur!» и идти драться, чтобы найти пищу и отдых победителей в Москве. Стало быть, не вследствие приказания Наполеона они убивали себе подобных.
И не Наполеон распоряжался ходом сраженья, потому что из диспозиции его ничего не было исполнено и во время сражения он не знал про то, что происходило впереди его. Стало быть, и то, каким образом эти люди убивали друг друга, происходило не по воле Наполеона, а шло независимо от него, по воле сотен тысяч людей, участвовавших в общем деле. Наполеону казалось только, что все дело происходило по воле его. И потому вопрос о том, был ли или не был у Наполеона насморк, не имеет для истории большего интереса, чем вопрос о насморке последнего фурштатского солдата.
Тем более 26 го августа насморк Наполеона не имел значения, что показания писателей о том, будто вследствие насморка Наполеона его диспозиция и распоряжения во время сражения были не так хороши, как прежние, – совершенно несправедливы.
Выписанная здесь диспозиция нисколько не была хуже, а даже лучше всех прежних диспозиций, по которым выигрывались сражения. Мнимые распоряжения во время сражения были тоже не хуже прежних, а точно такие же, как и всегда. Но диспозиция и распоряжения эти кажутся только хуже прежних потому, что Бородинское сражение было первое, которого не выиграл Наполеон. Все самые прекрасные и глубокомысленные диспозиции и распоряжения кажутся очень дурными, и каждый ученый военный с значительным видом критикует их, когда сражение по ним не выиграно, и самью плохие диспозиции и распоряжения кажутся очень хорошими, и серьезные люди в целых томах доказывают достоинства плохих распоряжений, когда по ним выиграно сражение.
Диспозиция, составленная Вейротером в Аустерлицком сражении, была образец совершенства в сочинениях этого рода, но ее все таки осудили, осудили за ее совершенство, за слишком большую подробность.
Наполеон в Бородинском сражении исполнял свое дело представителя власти так же хорошо, и еще лучше, чем в других сражениях. Он не сделал ничего вредного для хода сражения; он склонялся на мнения более благоразумные; он не путал, не противоречил сам себе, не испугался и не убежал с поля сражения, а с своим большим тактом и опытом войны спокойно и достойно исполнял свою роль кажущегося начальствованья.


Вернувшись после второй озабоченной поездки по линии, Наполеон сказал:
– Шахматы поставлены, игра начнется завтра.
Велев подать себе пуншу и призвав Боссе, он начал с ним разговор о Париже, о некоторых изменениях, которые он намерен был сделать в maison de l'imperatrice [в придворном штате императрицы], удивляя префекта своею памятливостью ко всем мелким подробностям придворных отношений.
Он интересовался пустяками, шутил о любви к путешествиям Боссе и небрежно болтал так, как это делает знаменитый, уверенный и знающий свое дело оператор, в то время как он засучивает рукава и надевает фартук, а больного привязывают к койке: «Дело все в моих руках и в голове, ясно и определенно. Когда надо будет приступить к делу, я сделаю его, как никто другой, а теперь могу шутить, и чем больше я шучу и спокоен, тем больше вы должны быть уверены, спокойны и удивлены моему гению».
Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему назавтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
– Eh bien, Rapp, croyez vous, que nous ferons do bonnes affaires aujourd'hui? [Ну, Рапп, как вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?] – обратился он к нему.
– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.

В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.


Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.


Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
– Чего ездит посерёд батальона! – крикнул на него один. Другой толконул прикладом его лошадь, и Пьер, прижавшись к луке и едва удерживая шарахнувшуюся лошадь, выскакал вперед солдат, где было просторнее.
Впереди его был мост, а у моста, стреляя, стояли другие солдаты. Пьер подъехал к ним. Сам того не зная, Пьер заехал к мосту через Колочу, который был между Горками и Бородиным и который в первом действии сражения (заняв Бородино) атаковали французы. Пьер видел, что впереди его был мост и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут то и было поле сражения. Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него, не видал неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго не видал убитых и раненых, хотя многие падали недалеко от него. С улыбкой, не сходившей с его лица, он оглядывался вокруг себя.
– Что ездит этот перед линией? – опять крикнул на него кто то.
– Влево, вправо возьми, – кричали ему. Пьер взял вправо и неожиданно съехался с знакомым ему адъютантом генерала Раевского. Адъютант этот сердито взглянул на Пьера, очевидно, сбираясь тоже крикнуть на него, но, узнав его, кивнул ему головой.
– Вы как тут? – проговорил он и поскакал дальше.
Пьер, чувствуя себя не на своем месте и без дела, боясь опять помешать кому нибудь, поскакал за адъютантом.
– Это здесь, что же? Можно мне с вами? – спрашивал он.
– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?
– Да, да, – сказал Пьер. Но адъютант, повернув лошадь, ехал дальше.
– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Пьер не нашел своего берейтора и вместе с адъютантом низом поехал по лощине к кургану Раевского. Лошадь Пьера отставала от адъютанта и равномерно встряхивала его.
– Вы, видно, не привыкли верхом ездить, граф? – спросил адъютант.
– Нет, ничего, но что то она прыгает очень, – с недоуменьем сказал Пьер.
– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].
Проехав в дыму по шестому корпусу, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими выстрелами, они приехали к небольшому лесу. В лесу было прохладно, тихо и пахло осенью. Пьер и адъютант слезли с лошадей и пешком вошли на гору.
– Здесь генерал? – спросил адъютант, подходя к кургану.
– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.