Черноморская делегация

Черноморская делегация была создана весной 1917 года в условиях продолжающегося развала армии и флота по инициативе Главнокомандующего Черноморским флотом адмирала А.В. Колчака для отправки с еще державшегося усилиями Командующего флота Черного моря на разлагающийся Балтийский флот, в сухопутные войска крупных гарнизонов и фронта для распространению здорового духа черноморцев, с целью агитации за сохранение боеспособности войск и продолжение войны, борьбы с пораженчеством и политическим экстремизмом.

История создания

Борющийся с пораженческой агитацией большевиков Главнокомандующий Черноморским флотом адмирал Колчак призывал переломить текущую тенденцию разложения армии и флота, к изменению в лучшую сторону духа армии и воссозданию дисциплины в войсках и прекращению для достижения этих целей «доморощенных реформ, основанных на самомнении и невежестве» для продолжения борьбы на фронтах Первой мировой войны. В результате Колчаку удалось поднять дух во флоте, родилась «Черноморская делегация», которая могла бы донести до остальной страны идеи национального единства во имя победы, достигнутые в Севастополе усилиями А.В. Колчака единство офицерства, матросской массы и горожан.

После поездки в апреле 1917 по приказу Временного правительства в Петроград, Александр Васильевич вернулся в Севастополь. Сразу по возвращении в Севастополь, 25 апреля он выступил на собрании офицеров с докладом «Положение нашей вооруженной силы и взаимоотношения с союзниками». Адмирал выступил на собрании членов офицерского союза и делегатов армии, флота и рабочих в самом большом здании города — цирке Труцци. Александр Васильевич начал с того, что обрисовал печальное положение армии и флота:

Армия и флот гибнут, Балтийский флот, как вооружённая единица, перестал существовать, в армии в любом месте противник может прорвать фронт и начать наступление на Петроград и Москву. Россия стоит перед торжествующим врагом, открытая для его вторжения. Фронт разваливается, и шкурнические интересы торжествуют. Наш Черноморский флот – одна из немногих частей, сохранивших боеспособность; на него обращены взоры всей России. Если мы не оставим партийные споры, Россия погибнет! Черноморский флот должен спасти Родину! Разрыв между солдатом и офицером ведёт к вторжению неприятеля на русскую землю; враг пройдёт огнём и мечом по нашим родным полям и лесам! Если мы сейчас бросим своё участие в войне, то вооружим против себя ещё и союзников, счёт которых будет чрезвычайно тяжёлым. Наша зависимость будет уже не от одной Германии, а, может быть, от целого ряда государств. Чем же расплачиваться придётся нам? Ни для кого не секрет, что мы находимся в самом бедственном положении, и придётся расплачиваться натурой, - территорией и нашими природными богатствами. И вот, наступает, в конце концов, призрак раздела нашего; мы потеряем свою политическую самостоятельность, потеряем свои окраины, в конце концов, обратимся в так называемую «Московию» - центральное государство, которое заставляют делать то, что им угодно, но то, что обуславливало нашу политическую самостоятельность, - всё будет у нас отнято. Какой же выход из этого положения, в котором мы находимся, которое определяется словами «Отечество в опасности»… Первая забота – это восстановление духа и боевой мощи тех частей армии и флота, которые её утратили, - это путь дисциплины и организации, а для этого надо прекратить немедленно доморощенные реформы, основанные на самоуверенности невежества. Сейчас нет времени и возможности что-либо создавать, надо принять формы дисциплины и организации внутренней жизни, уже существующие у наших союзников: я не вижу другого пути для приведения нашей вооружённой силы из «мнимого состояния в подлинное состояние бытия». Это есть единственно правильное разрешение вопроса.

Речь Главнокомандующего закончилась триумфом и была встречена бурными овациями слушателей, вынесшего Колчака из зала на руках. Усилия адмирала Колчака по предотвращению анархии, развала флота давали свои плоды: адмиралу удалось поднять дух в Черноморском флоте. Даже проводившееся ЦВИК голосование на предмет желательности или нежелательности приезда в Крым Ленина закончилось тем, что из 409 делегатов лишь 20 высказалось в поддержку этого приезда, после чего по всем крымским городам было разослано распоряжение о недопустимости приезда лидера большевиков.

25 апреля было принято решение об организации и посылке делегации Черноморского флота для пропаганды сохранения боеспособности войск и победоносного продолжения и завершения войны. В большую делегацию, состоявшую из 210 человек, к которым позже присоединились еще 250 матросов и солдат, были включены также социалисты, придерживавшиеся оборонческой ориентации.

29 апреля А.В. Колчаком из Севастополя была отправлена эта делегация из черноморских матросов и крымских рабочих «с целью повлиять на Балтийский флот и армии фронта, чтобы вели войну активно при полном напряжении сил».

Численность делегации была такова: 28 офицеров, 14 кондукторов, 78 матросов, 41 солдат, 23 рабочих и 6 делегатов от Совдепа. В середине мая к делегации присоединились еще 100 человек.

Деньги на командировку делегации были выделены из фонда командующего. Отправляя лучшие свои элементы на фронт, адмирал сознательно шел на ослабление оборонческой пропаганды на Черном море, понимая, что судьба России решается на фронте.

Работа делегации

«Черноморская делегация» работала в Москве, Петрограде, Гельсингфорсе, на Балтийском флоте. Её члены ездили на разные фронты Первой мировой войны, их главной задачей было сохранить боеспособность войск, положить конец в них анархии и большевистской разлагающей пораженческой агитации. Они выступали в действующих частях армии и флота, воодушевляя солдат, часто сами шли в бой и гибли.

Генерал Верховский такими словами описывал работу делегации:

Люди, которые едут, полны горячей любви к родине, полны желания смыть тот позор измены, который теперь навис над нами. Они полны решимости идти в атаку с первыми штурмующими линиями, чтобы своим примером зажечь энтузиазм и увлечь малодушных.

Работа делегации получила широкую известность, сама делегация выполнила во многом возложенные на неё адмиралом Колчаком, а также косвенно послужила распространению информации о взглядах и действиях самого адмирала Колчака по всей Русской армии.

По свидетельству Лукина, командировки на фронт членов «Черноморской делегации» выглядели таким образом:

Появление в окопах неведомых и невиданных доселе солдатами фронта людей в синих воротниках и георгиевских лентах на фуражках произвело ошеломляющее впечатление. Забытое имя — Россия понеслось по окопам.

Адмирал Колчак в деле борьбы с пораженчеством и развалом армии и флота не ограничивался исключительно порывом матросской массы. Его взгляды на методы пропаганды демонстрирует также история зачисленного в Черноморский флот приблизительно в день создания «Черноморской делегации» агента Колчака — матроса 2-й статьи «революционного оборонца» Фёдора Баткина — георгиевского кавалера, отважного и храброго солдата, возглавившего «Черноморскую делегацию» и отправившегося в Петроград вместе с ней.

Источники

• Кручинин А. С. Адмирал Колчак: жизнь, подвиг, память / Андрей Кручинин. — М.: АСТ: Астрель: Полиграфиздат, 2010. — 538, [6]с.: ил. ISBN 978-5-17-063753-9 (АСТ), ISBN 978-5-271-26057-5 (Астрель), ISBN 978-5-4215-0191-6 (Полиграфиздат)
• Плотников И.Ф. Александр Васильевич Колчак. Жизнь и деятельность. Ростов н/Д.: изд-во «Феникс», 1998. — 320 с.
• [www.xxl3.ru/belie/plotnikov/05.html]
• [slovari.yandex.ru/~%D0%BA%D0%BD%D0%B8%D0%B3%D0%B8/%D0%9F%D0%BE%D0%BB%D0%B8%D1%82%D0%B8%D1%87%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B5%20%D0%B4%D0%B5%D1%8F%D1%82%D0%B5%D0%BB%D0%B8.%201917/%D0%9A%D0%BE%D0%BB%D1%87%D0%B0%D0%BA%20%D0%90%D0%BB%D0%B5%D0%BA%D1%81%D0%B0%D0%BD%D0%B4%D1%80%20%D0%92%D0%B0%D1%81%D0%B8%D0%BB%D1%8C%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D1%87/ Колчак Александр Васильевич](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2871 день))

Отрывок, характеризующий Черноморская делегация

5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.


8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.