Черноморское казачье войско

История украинской армии
	Войско Древней Руси
	Войско Галицко-Волынского княжества
	Войско запорожских казаков
	Черноморское казачье войско Азовское казачье войско Бугское казачье войско Дунайское казачье войско
	Задунайская Сечь
	Вооружённые силы Австро-Венгрии
	Русская императорская армия
	Армия Украинской Народной Республики
	Армия Украинской Державы
	Украинская Галицкая армия
	Революционная повстанческая армия Украины
	Карпатская Сечь
	Военные отряды националистов
	Дружины украинских националистов
	Полесская Сечь
	Украинская освободительная армия
	Дивизия СС «Галичина»
	Украинская национальная армия
	Украинская повстанческая армия
	Вооружённые силы СССР
	Вооружённые силы Украины

Черноморское казачье войско — военное казацкое формирование в XVIII-XIX веках. Создано российским правительством в 1787 году из частей Войска верных запорожцев, основу которого составляли прежние запорожские казаки. Для войска отводилась территория между Южным Бугом и Днестром с центром в городе Слободзея.

В 1792 году войско переселено на Кубань, где казаками было основано 40 куреней с центром в городе Екатеринодар.

В 1860 году войско переименовано в Кубанское казачье войско, к которому была присоединена часть кавказских линейных казаков.

Предыстория возникновения

К концу XVIII века после многочисленных политических побед Российской империи коренным образом изменились приоритеты развития её южных окраин, и проживающих там казаков Запорожской Сечи. С заключением Кючук-Кайнарджийского договора (1774) Россия получила выход в Чёрное море и Крым. На западе ослабленная Речь Посполита была на грани разделов.

Таким образом, дальнейшая необходимость в сохранении присутствия казаков на их исторической родине для охраны южных российских границ отпала. В то же время их традиционный образ жизни часто приводил к конфликтам с российскими властями. После неоднократных погромов сербских поселенцев, а также в связи с поддержкой казаками Пугачёвского восстания, императрица Екатерина II приказала уничтожить Запорожскую Сечь, что и было исполнено по приказу Григория Потёмкина об усмирении запорожских казаков генералом Петром Текели в июне 1775 года.

После того, однако, как около пяти тысяч казаков ушло в устье Дуная, создав Задунайскую Сечь под протекторатом турецкого султана, было предприняты меры по интеграции оставшихся двенадцать тысяч казаков в российскую армию и общество будущей Новороссии.

Возникновение и деятельность войска

В то же время Османская империя, получившая дополнительные силы в лице дунайских казаков, грозила новой войной.

Вскоре после уничтожения Запорожской Сечи у князя Потёмкина возникла мысль возобновить существование казацкого войска, с целью охраны границ вновь образованной Новороссийской провинции. В 1783 году он дал разрешение бывшим запорожцам Антону Головатому, Захарию (Хорьку) Чепеге и Сидору Белому (Легкоступу) «приглашать охотниковъ к служению в козачьемъ званіи». В 1787 г. Екатерина II, которой представились въ Кременчуге депутаты бывших запорожцев, дала согласие на восстановление старого войска под именем «войска върныхъ козаковъ». Возобновленное таким образом войско приняло деятельное участие в войне с Турцией. Атаманом в нём сделалася Чепега, главным же начальником его был светлейший князь Потёмкин-Таврический, в 1790 получивший титул великого гетмана Екатеринославского и Черноморского казачьих войск. Екатерина II ещё в 1788 г. пожаловала войску землю в Керченском куте или на Тамани, но в 1790 г., по представлению Потёмкина «войску върныхъ козаковъ» отведена была для поселения земля между Днестром и Бугом по берегу Чёрного моря, откуда и пошло название войска — черноморское.

За два года на этой территории бывшие запорожцы основали 25 поселений, с резиденцией в Слободзее; всего населения считалось в это время на землях войска 1759 семейств, с 5068 мужчин и 4414 женщин. В Атласе Российской империи 1792 года территория черноморских казаков между Бугом и Днестром была обозначена как «Новоприобретённая область от Порты Отоманской, присоединённая к Екатеринославскому наместничеству».

Переселение на Кубань

В 1792 году войску предложено было переселиться на Кубань и занять нижнее течение этой реки. Всего было переброшено 14374 души обоего пола (из которых 7860 мужчин). Заняв здесь территорию в 30 000 квадратных верст, казаки основали город Екатеринодар (1794) и 40 куренных поселений. Войско должно было нести постоянную сторожевую службу, охраняя границу от нападений адыгов. Состав войска несколько раз пополнялся новыми массовыми переселениями. В 1801 году в войске уже было 32609 душ обоего пола. Так, в 1808 году переселились к черноморцам 500 буджакских казаков (бывших запорожцев, вернувшихся из Турции, куда они ушли после разорения Сечи). В 1809—1811 было переселено свыше 23 000 душ, в 1821—1825 свыше 20 000 душ, и последняя волна переселений произошла в 1845—1859 годах; всего на Кубань были переселены из Малороссии более 100 тысяч человек. К концу 60-х гг. на территории войска уже существовали 3 города, 1 немецкая колония, 63 куренных поселения и до 3000 хуторов.

Административное деление и структура управления

В административном отношении войско подчинялось сначала Таврическому губернатору, внутренними же делами войска заведовало войсковое правительство, состоявшее из атамана, судьи и писаря. В 1820 году черноморское войско было подчинено начальнику отдельного Грузинского корпуса (с 1821 Кавказский корпус) а войсковая земля причислена к Кавказской губернии. Составленные самим войском в 1794 правила воспроизводили запорожские порядки управления: территория войска делилась на 5 округов, из которых в каждом должно было существовать правление из полковника, писаря, есаула и хорунжего отвечавшее за все административные, судебные и хозяйственные дела округа — довольно точная копия сечевых паланок. В 1801 году грамотой императора Павла была создана войсковая канцелярия в состав которой входили атаман и два члена от войска, особые члены по назначению от правительства и правительственный прокурор; при том все войско делилось на 25 (по другим источникам 20) полков. Во времена Павла I во главе войска стоял атаман Котляревский, не любимый войском (в 1797 произошёл бунт). В 1799 году его сменил атаман Бурсак. Указом от 25 февраля (9 марта) 1802 года было опять восстановлено войсковое правительство, в составе атамана, двух непременных членов и 4-х асессоров; деление на полки было сохранено. Три первые атамана были выборными, но потом они назначались правительством, сперва из среды казаков, а с 1855 — из армейских чинов. Самоуправление сохранилось только на низшей ступени управления, в куренях. Первоначально вся земля была объявлена войсковой собственностью, причём владение ей совершалось на началах вольной заимки. С течением времени, однако, старшины отделяясь от рядовых казаков благодаря пожалованию чинов и не чувствуя над собой бдительного общественного контроля, стали захватывать значительные пространства земли под свои хутора, в ущерб земледелию казацких куреней. Эти злоупотребления были впоследствии санкционированы законодательством. Положение 1842 г. установило нормальный размер земельных наделов: для рядового казака — 30 десятин, для лиц дворянского сословие в пожизненное пользование — генералам по 1500 десятин, штаб-офицерам 500 десятин и обер-офицерам — 200 десятин. Положением 1870 эти дворянские участки были переданы их владельцам в потомственное пользование и рядом с войсковой землей окончательно сложилась частная земельная собственность. Положение 1842 отделило в войске военное управление от гражданского и регулировало куренное самоуправление в лице станичного.

• Narody Rossii (1812-13, Paris) 01.jpg

  Е. М. Корнеев «Черноморский казак», 1812 год.

• 1188 Lemercier Viskovatov.jpg

  Казак конно-артиллерийских батарей Черноморского Казачьего войска. 1840—1845.

• 1189 Lemercier Viskovatov.jpg

  Трубач конно-артиллерийских батарей Черноморского Казачьего войска. 1840—1845.

Кубанское войско и второе переселение

В 1860 г. взамен черноморского и кавказского линейного войска созданы были кубанское и терское, причём к первому причислены были станицы Старой и Новой линии. (значительная часть Кавказского линейного войска: полки Кубанский, Кавказский и Хопёрский.) Затем началась колонизация Закубанья. Заведовавшей ей граф Н. И. Евдокимов повел сперва дело очень круто, принуждая кубанских казаков к выселению на новые места целыми станицами по решению начальства. Начавшиеся в войсках волнения принудили, однако, администрацию пойти на уступки и согласится на переселения лишь желающих и очередных казаков. За 4 года образовалось в верхней Кубани и Закубанье 83 новых поселения. И в этой местности установились две формы земледелия, общинное и частное. Реформа 1870 создала управление войска просуществовавшее до Первой мировой войны. К 1 января 1894 г. войсковое население войска составляло 702484 чел (350507 мужчин и 351925 женщин), кроме того на казачьей территории проживало 496892 иногородних (не казаков).

См. также

• Черноморская кордонная линия

Литература

• Большая Энциклопедія: словарь общедоступных сведений по всем отраслям знания Четвёртое издание под редакцией С. Н. Южакова т.11 издатели: Библиографичекий Институт (Мейер) в Лейпциге и Вене — Книгоиздательское товарищество «Просвещение» отпечатано Санкт-Петербург 1908
• Сапожников И. В., Сапожникова Г. В. [www.academia.edu/13451193/Запорожские_и_черноморские_казаки_в_Хаджибее_и_Одессе._1998 Запорожские и черноморские казаки в Хаджибее и Одессе (1770-1820-е годы). - О., 1998.]

Ссылки

• [www.academia.edu/13703830/Хаджибей_-_Одеса_та_укра%D1%97нське_козацтво._1999 Хаджибей - Одеса та українське козацтво. 1999]
• [wars175x.narod.ru/tch_at0.html Короленко П.П. Кошевые атаманы Черноморского казачьего войска XVIII столетия. Сидор Белой, Захарий Чепега. Историко-биографический очерк // Вестник Казачьих Войск. - 1901.]
• [www.academia.edu/16576739/Остров_Березань_и_его_штурм_в_1788_году_Island_Berezan_and_his_capture_in_1788_._-_2000 Остров Березань и его штурм черноморскими казаками в 1788 г.- 2000]
• [www.academia.edu/13937207/Священники_Черноморского_казацкого_войска_2002 Священники Черноморского казацкого войска. 2002]

Отрывок, характеризующий Черноморское казачье войско

– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.