Чёрный Обелиск (группа)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Черный обелиск (группа)»)
Перейти к: навигация, поиск
Чёрный Обелиск
Основная информация
Жанры

(1986-1997)
Хеви-метал
Спид-метал
Трэш-метал
(1999-наши дни)
Прогрессивный метал
Альтернативный метал
Грув-метал

Годы

19861988
19901997
1999 — наши дни

Страны

СССР СССР
Россия Россия

Город

Москва

Язык песен

русский,
английский

Лейбл

Grand Records,
CD-Maximum

Состав

Дмитрий Борисенков
Михаил Светлов
Даниил Захаренков
Максим Олейник

Бывшие
участники

Анатолий Крупнов
Юрий Алексеев
Юрий Анисимов
Николай Агафошкин
Василий Билошицкий
Сергей Комаров
Владимир Ермаков
Игорь Жирнов
Дмитрий Варшавчик
Александр Митрофанов

Другие
проекты

Неприкасаемые
Шах
Крупский сотоварищи
Mechanical Poet

[blackobelisk.ru официальный сайт]
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

«Чёрный Обели́ск» — советская и российская рок-группа, существовавшая в период 1986—1988 и 1990—1997 годов под лидерством бас-гитариста, вокалиста, автора текстов и музыки Анатолия Крупнова, а после его смерти коллектив был реорганизован в 1999 году несколькими бывшими участниками.





История

Предыстория

Становление группы началось в конце 1985 года, когда ряд участников группы «Проспект» (Анатолий Крупнов — бас, вокал, Николай Агафошкин — барабаны, Константин «Костыль» Денежкин — гитара, Евгений Чайко — звукооператор, Андрей «Батюшка» Денежкин — светооператор) отделились с целью создания собственного коллектива. К ним присоединился гитарист Николай Коробов. Этот состав во главе с Крупновым создал четыре вещи в рок-н-ролльно-хардовой стилистике, которые были записаны на двухканальный магнитофон. Одним из множественных пробных названий группы было «Монумент». Но в 1986 году Анатолий Крупнов придумал название по одной из своих любимых книг Эриха Марии Ремарка «Чёрный обелиск».

1986—1988

Летом 1986 года Крупнов, недовольный уровнем музыкантов, начинает искать новых гитаристов. В конце июня 1986 года он знакомится с гитаристом Юрием «Алексисом» Алексеевым и предлагает ему стать участником зарождающегося «Чёрного обелиска». Юрий записывает несколько соло на старые песни, но от предложения присоединиться к группе пока отказывается. В результате поисков первыми гитаристами группы становятся Михаил «Ботаник» Светлов и Юрий «Ужас» Анисимов. Официальной датой рождения группы «Черный обелиск» считается 1 августа 1986 года. Состав «Черного обелиска» образца лета 1986 года: Анатолий Крупнов — бас-гитара, вокал; Николай Агафошкин — барабаны; Михаил Светлов — гитара; Юрий Анисимов — гитара; Евгений Чайко — звукооператор; Андрей Денежкин — светооператор. Безусловным лидером группы становится Анатолий Крупнов. В течение полутора месяцев последующих репетиций Анатолий Крупнов пишет для группы пять песен («Апокалипсис», «Чёрный обелиск», «Троянский конь», «Абадонна», «Болезнь») и уже 23 сентября 1986 года прямо на репетиционной базе (в клубе «Шерсть-сукно») состоялось первое выступление группы «Чёрный обелиск». После этого концерта группе поступает предложение стать участником «Московской рок-лаборатории», которое она принимает. Коллектив получает возможность давать регулярные концерты и «Черный обелиск» активно набирает популярность (к этому моменту в репертуаре «Черного обелиска» появилась ещё одна, ставшая настоящим хитом группы, песня «Полночь»). После концерта в ДК «им. Войтовича» место Михаила Светлова в группе занимает гитарист Юрий Алексеев. В конце 1986 года в руки Анатолию Крупнову попадает сборник французского поэта-символиста Шарля Бодлера, на стихи которого он пишет новые песни: «Вступление» и «Фантастическая гравюра». Первоначально на концертах, вступление к «Фантастической гравюре» Крупнов исполнял на скрипке. В начале декабря 1986 года в ДК «Красный октябрь» записывается концертный магнитофонный альбом группы «Черный Обелиск», представлявший первую программу группы, озаглавленную «Апокалипсис». С этого периода звукооператор Евгений Чайко начал записывать практически все концертные выступления «Чёрного Обелиска». Частые выступления и магнитофонные записи способствовали активному росту популярности «Чёрного Обелиска».

В начале 1987 года была предпринята попытка записи в студии программы «Апокалипсис», но из-за отсутствия должного опыта, запись не удалась и была заброшена. Тогда группа отстроила звук и прямо на репетиционной базе «в живом режиме» записала композиции из концертного «Апокалипсиса», добавив к ним песни «Чёрный обелиск» и «Литании Сатане». В 1987 году Анатолий Крупнов продолжает создавать цикл песен на стихи Шарля Бодлера. Пишутся песни «Литании Сатане», «Сплин», инструментальная композиция «Неотвратимое» (которая в силу своей сложности исполнялась на концертах лишь единожды). Спустя время создаётся инструментальная пьеса «Цветы зла», содержавшая в своей средней части музыкальные фрагменты всех композиций из цикла песен на стихи Бодлера. В этот период группа приобретает огромную популярность, граничащую с ажиотажем, и дает по 8-10 концертов в месяц, как в Москве так и на выездных гастролях СССР. В марте 1987 года в «Чёрный обелиск» возвращается гитарист Михаил Светлов, заменивший Юрия Анисимова. Коллектив приобретает свой, считающийся «классическим» для того времени, состав:
Анатолий Крупнов — бас-гитара, вокал; Николай Агафошкин — барабаны; Юрий Алексеев — гитара; Михаил Светлов — гитара. Начиная с середины 1987 года концертная программа группы состоит из песен Крупнова: «Апокалипсис», «Абадонна», «Полночь», «Чёрный обелиск» и композиций на стихи Бодлера: «Литании Сатане», «Сплин», «Фантастическая гравюра», «Цветы зла». Лишь изредка исполняются «Вступление», «Болезнь», «Троянский конь». Появляется знаменитое мистическое театрализованное шоу «Чёрного обелиска», с мощным светом, пиротехническими эффектами, скелетом на барабанной установке и «Папой» — фосфоресцирующим огромным черепом посреди сцены, который вращал глазами-лазерами. Пауз между песнями на концертах не было, вместо этого звучали разнообразные звуковые эффекты: рёв огня, удары колокола, гомон толпы, шум дождя, бой часов, стоны сонма бесплотных теней, рвущихся на свободу. Перед песней «Абадонна» Анатолий Крупнов цитировал строчки из книги Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». А перед исполнением заключительной вещи «Чёрный обелиск» звучал его фирменный возглас: «Чёрный обелиск приветствует своих болельщиков!!!» В самом конце выступления звучали оглушительные взрывы, а зрителей ослепляла мощная магниевая вспышка, из-за чего перед глазами у них возникало световое пятно, а когда глаза адаптировались, то на сцене уже никого не было, — создавалось впечатление, что музыканты с неё просто исчезли в один момент. На афишах группы было написано «Тяжёлые ритмы, яркое шоу, световые эффекты, высокое исполнительское мастерство, зрелище, доведенное до драматизма, металл, металл и ещё раз металл предлагает Вашему вниманию ЧЁРНЫЙ ОБЕЛИСК». В 1987 году при поддержке французов «Черный обелиск» делает свою первую профессиональную студийную запись, ей стала песня «Полночь» (она вышла во Франции на сборной пластинке советских рок-групп «De Lenine a Lennon»). Также при поддержке французской стороны на «Полночь» снимается видео-клип. В 1987 году Крупнов пишет песню «Женщина в чёрном». В 1987 году «Черный обелиск» выпустил свой второй магнитофонный альбом. Запись была смонтирована из пяти концертов, проходивших в мае в «Центральном доме туриста». Так как половина программы была создана под впечатлением от стихов Бодлера, то назвали её «Цветы зла» (не путать магнитофонный альбом «Цветы зла» с похожей записью «Концерт в Центральном доме туриста»!).

В 1988 году в репертуаре «Чёрного обелиска» появляются песни «Серый святой» и «Цезарь», идет работа над новыми композициями и концертной программой «Серый святой». Группа практически постоянно находится на гастролях. Однако в коллективе назревает конфликт. В июле 1988 года во время гастролей по Молдавии происходит инцидент, приведший к тому, что по возвращении в Москву Анатолий Крупнов расформировывает «Черный обелиск» и переходит на работу бас-гитаристом в московский трэш-металлический коллектив «Shah». Последней записью «Черного обелиска» того периода является магнитоальбом, названный просто «Последний концерт в Кишинёве».

Возрождение 1990—1997

Летом 1990 года Анатолий Крупнов уходит из «Shah» и принимает решение возродить «Чёрный обелиск». Группа была воссоздана 1 августа 1990 в составе: Анатолий Крупнов — бас-гитара, голос; Юрий Алексеев — гитара; Михаил Светлов — гитара; Сергей Комаров — барабаны (экс «Легион», «Триумфальная арка»). Крупнов пишет песни «Стена» и «We Got Enough», которые группа записывает на репетиционной базе. 23 сентября 1990 года обновлённый «Чёрный обелиск» впервые появился на сцене в качестве хэдлайнера фестиваля «Железный марш» во Дворце Культуры «Крылья Советов». Группа исполнила четыре песни: «Стена», «We Got Enough», «Полночь», «Чёрный обелиск». После этого концерта Анатолий Крупнов, недовольный уровнем игры Михаила Светлова заменяет его на бывшего гитариста группы «Э.С.Т.» Василия Билошицкого. В составе: Анатолий Крупнов — бас-гитара, вокал; Юрий Алексеев — гитара; Сергей Комаров — барабаны; Василий Билошицкий — гитара, в октябре 1990 года на репетиционной базе записывается демо «Жизнь после смерти» из четырёх песен. 13 ноября от пули грабителя трагически погибает барабанщик Сергей Комаров. «Чёрный обелиск» вновь находится на грани распада. Тем не менее команда приступает к прослушиванию барабанщиков. На одно из них пришёл восемнадцатилетний парень по имени Владимир Ермаков (экс «Кантор», «Stainless»), который в результате и стал новым барабанщиком группы. Уже в конце ноября состоялось первое выступление с участием Владимира Ермакова — это был концерт памяти Сергея Комарова. 1 декабря группа вновь появилась на большой сцене — на фестивале «Трэш-эпидемия». После этого «Черный обелиск» стал готовиться к записи нового альбома.

Работа над записью новой программы происходила в конце 1990 — начале 1991 годов, и наконец 28 марта 1991 года возрождённый «Чёрный обелиск» выпускает свой долгожданный магнитофонный альбом «Стена». Альбом «Стена» был первой полноценно-качественной записью «Черного обелиска». Он содержал три новые песни: «Стена», «We Got Enough», «Игрок»; четыре переработанные старые: «Серый святой» (1988), «Аве, Цезарь» (1988), «Меч» (1988), «Полночь» (1986); а также кавер-версию песни AC/DC «Touch Too Much». Альбом был концептуальным и все песни на записи, как и на концертах 1987—1988 годов, шли без пауз, — их связывали различные звуковые эффекты: бой часов, шум ветра, звуки толпы и др.. При этом музыка группы стала гораздо мощнее, плотнее и динамичнее, нежели раньше, а тексты более конкретными и реалистичными. Владимир Ермаков отлично сыгрался с Анатолием Крупновым, Юрий Алексеев полностью взял на себя обязанности ритм-гитариста, а все гитарные соло-партии на альбоме были исполнены Василием Билошицким. Одна из главных отличительных особенностей альбома «Стена» — виртуозная игра на бас-гитаре Анатолия Крупнова, считавшегося на тот момент одним из лучших бас-гитаристов СССР. Вслед за выходом альбома «Чёрный обелиск» приступил к активной концертной деятельности. В отличие от 1987—1988 годов, теперь на сцене во время концертов не было никакой мистической атрибутики — только группа, свет и шоу. При этом гораздо больше стало общения Анатолия Крупнова с залом. Ведущая на тот момент компания Бориса Зосимова BIZ Enterprises предлагает группе сотрудничество. «Черный обелиск» играет на масштабных, многотысячных фестивалях «Монстры рока СССР» и снимает два видео-клипа на песни «Стена» и «We Got Enough». Тем временем шла работа над новыми песнями. Осенью 1991 года компания BIZ Enterprises предложила «Чёрному обелиску» оперативно записать англоязычную демо-ленту и попытаться отправить её на Запад. Поскольку Юрий Алексеев на тот момент отсутствовал в Москве, запись была осуществлена втроем: Анатолий Крупнов — бас-гитара, вокал; Владимир Ермаков — барабаны; Василий Билошицкий — гитара. Эта демозапись (лишь в 2003 году официально изданная на CD), названная «One more day» содержала восемь абсолютно новых песен «Чёрного обелиска». В целом 1991 год был очень успешным для группы, — возрождённый «Чёрный обелиск» не только напомнил о своём существовании, но и занял новые высокие позиции в числе лидеров российской металлической сцены того времени.

В начале 1992 года после гастролей по Украине Василий Билошицкий оставляет «Чёрный обелиск» и после ряда поисков новым гитаристом становится Игорь Жирнов, известный своей сессионной работой со множеством российских поп и рок-«звёзд». В мае 1992 года «Черный обелиск» участвует в туре «Монстры рока по руинам Империи зла» совместно с группами «Sepultura», «Мастер», «Shah», «Э.С.Т.», в ходе которого представляет свою новую русскоязычную программу. Летом 1992 года «Черный обелиск» выпускает один из сильнейших своих альбомов «Еще один день». Он был записан Евгением Чайко на студии «Видеофильм» и издан на виниле компанией «Alien Records». Основой для этой пластинки послужили семь из восьми переработанных песен с англоязычного демо «One More Day», на которые были написаны русские слова. Диск получил положительные рецензии в ведущих российских металлических изданиях. При этом в стилистике группы произошёл достаточно серьёзный поворот. Вскоре после выхода альбома группу покидает Игорь Жирнов и ему на замену берется гитарист Дмитрий Борисенков. В августе 1992 года «Черный обелиск» принял участие в концерте «Рок на баррикадах». Снимаются три видео-клипа — на песни «Дорога в никуда», «День прошел, а ты все жив (Еще один день)» и «Убей их всех».

В начале 1993 на студии BIZ Interpises записывается демо «96 % + 415». В мае 1993 «Черный обелиск» играет стадионные концерты на «разогреве» у группы «Accept», а в июне выступает на «разогреве» у «Faith No More». В 1993 году Крупнов начинает работать с группой «Неприкасаемые» и в деятельности «Черного обелиска» наступает спад, связанный с общим кризисом музыки в стране. Группа играет локальные клубные концерты, а на больших площадках появляется всего лишь четыре раза за год.

В 1994 году на SNC Records «Черный обелиск» записывает сразу два альбома — «Я остаюсь», содержащий новый материал и ремейк магнитофонного альбома «Стена». Эти записи были выпущены лейблом BSA Records на CD.
В сентябре 1994 года на CD переиздается альбом «Еще один день», и на компакт-кассетах выходит двойной сборник концертных записей «Память о прошлом».

В 1995 году перезаписываются лучшие ранние композиции, которые издаются под названием «1986-1988». К концу 1995 года из группы уходят Юрий Алексеев, Владимир Ермаков и Дмитрий Борисенков. Анатолий Крупнов набирает новый состав «Черного обелиска», теперь группа стала играть втроём: Анатолий Крупнов — бас-гитара, вокал; Дмитрий Варшавчик — гитара; Александр Митрофанов — барабаны. Таким составом «Черный обелиск» празднует своё десятилетие, сыграв приуроченный к нему концерт. Летом 1996 года выступает на Байк-шоу, следует ряд клубных выступлений (в клубах, ПИЛОТ, МХАТ-woodstocк и пр.), гастрольные поездки.

Начинается работа по записи нового студийного альбома «Чёрного обелиска», который Крупнов планировал назвать по книге Эриха Марии Ремарка «Три товарища». Было написано свыше 20 новых песен. Но 27 февраля 1997 основатель группы «Черный обелиск» Анатолий Крупнов скоропостижно умирает на студии от сердечного приступа.[1]. Уже после смерти Крупнова, оставшимися участниками Дмитрием Варшавчиком и Александром Митрофановым, с 1997 по 1998 год был дописан и издан двойной «Postальбом» (2000). В этом альбоме часть песен записана самим Крупновым, остальные представляют Гарик Сукачёв, Юрий Шевчук, Константин Кинчев, Александр Ф. Скляр, Жан Сагадеев. Принимается решение не выпускать POSTальбом под именем Чёрный Обелиск, поскольку в финальное издание вошли песни написанные Анатолием Крупновым к разным проектам. Для "Крупский Сотоварищи" (Автобус 666, С тобой, Мама, Иди за мной), для группы Чёрный Обелиск ( Семь бед, Наркотик, Холодные дни, Отель исполненья желаний, Илья, Новая жизнь, ДЖС III, Бес, Чёрная принцесса) и совместного проекта с вокалистом группы Ван-Моо Сергеем Савиным "Агитатор" (Белый танец, С тобой). Также в альбом вошли ремиксы на песни В.С.Высоцкого " Песенка ни про что, или то что случилось в Африке" (Жираф), Tom Waits - Yesterday Is Here, и "Плещут холодные волны" на стихи Я. Репнинского музыка В. Д. Беневского и Ф. Н. Богородицкого. Название "Чёрный Обелиск" не рассматривалось музыкантами последнего созыва в отрыве от имени отца основателя группы, и они не планировали продолжать свою деятельность под этим названием. В 2000 году в спорткомлексе "Олимпийский" состоялся POSTконцерт в память Анатолия Крупнова в котором приняли участие Гарик Сукачёв и НЕПРИКАСАЕМЫЕ, Sergei Voronov and The Crossroadz, Роман Ягупов и Zdob si Zdub, Юрий Шевчук и ДДТ, Александр Васильев и СПЛИН, а так же Александр Ф. Скляр, Сергей Савин, Кирилл Немоляев, Павел Фролов (+), Дмитрий Борисенков, Рушан Аюпов, Дмитрий Варшавчик, Александр Митрофанов (+), Жан Сагадеев (+) и многие другие. Со сцены прозвучали практически все новые песни с POSTальбома и несколько классических композиций Анатолия Крупнова. Это был последний концерт группы Чёрный Обелиск и коллектива Крупский Сотоварищи, в первую очередь музыкантов Александра Митрофанова, Дмитрия Варшавчика, Сергея Савина, Рушана Аюпова, Петра Тихонова обьединённых новыми идеями Анатолия Крупнова ещё при его жизни. К сожалению не дожили до концерта Алексей Ермолин † и Александр Косорунин †.

С 2000 года по настоящее время

Группа была воссоздана в 2000 году Дмитрием Борисенковым,Юрием Алексеевым, Владимиром Ермаковым и Михаилом Светловым. Вокалистом и автором большинства песен стал Борисенков. На место басиста пришёл Даниил Захаренков («Э.С.Т.»).

В 2001 году группу покинул Юрий Алексеев.

Первые альбомы «нового» Обелиска, в силу воссоединения и утраты Крупнова, были довольно тяжелыми в плане текстовой нагрузки. Альбом «Пепел» (2002) можно считать данью музыкантов основателю группы. Песня «Тебя больше нет» в концертном издании 2000 (вошла в сборник «песни для радио») года вполне передаёт настрой группы, их отношение и состояние на момент воссоединения. Ведь Анатолий был не только музыкантом и основателем группы, но был их другом, боль от потери которого «новые обелиски» изложили в стихах и музыке. Затем ребята записали и переиздали несколько старых записей.

В 2004 году группа записывает альбом «Нервы».

В 2006 году выходит «Зелёный альбом».

В 2011 году группу покидает ударник Владимир Ермаков. Его заменяет Максим Олейник («Иван-Царевич»).

21 января 2012 года группа выпустила альбом, «Мёртвый сезон». К двадцатипятилетию группы вышел трибьют-альбом «A Tribute to Чёрный Обелиск. XXV».

30 января 2013 года состоялся эксклюзивный релиз на портале ThankYou.ru альбома «Мой мир». В издание, вышедшее на двух CD, вошли лучшие песни группы за последние 14 лет, полностью перезаписанные и переаранжированные. Какие-то треки изменились не сильно, а какие-то можно и не узнать. Впервые в истории «Черного обелиска» в работе над альбомом приняли участие музыканты совершенно разных направлений. Треки в их исполнении не только приобрели новые краски, но и зазвучали на других языках. Кроме «обелисковцев», в записи приняли участие Лусине Геворкян (Louna), Дмитрий СпиринТараканы!», «Ракеты из России»), Михаил ЖитняковАрия»), Иван Демьян»), Дария СтавровичСлот»), Михаил Сидоренко («Фактор Страха»), Алексей Юзленко (Znaki), Максим Самосват, Владимир Насонов, Алексей ГоршеневКукрыниксы»), Андрей Подгайный («ТОК»), Андрей Контузов (Grizzly Knows No Remorse), Олег Жиляков (Catharsis) и Михаил Семенов («Декабрь»). 1 октября 2013 года группа выпустила свой новый макси-сингл под названием «Вверх!». В пластинку вошли 5 новых песен, перезаписанная композиция с альбома «Пепел» и акустическая версия одного из новых треков. Альбом доступен для свободного скачивания на ThankYou.ru.

20 мая 2014 года вышел сингл «Марш революции», а 4 ноября вышел сингл «Душа».

Состав

Действующий

Бывшие участники

Временная шкала

<timeline> ImageSize = width:1100 height:auto barincrement:18 PlotArea = left:115 bottom:80 top:10 right:0 Alignbars = justify DateFormat = dd/mm/yyyy Period = from:01/12/1985 till:01/08/2016 TimeAxis = orientation:horizontal format:yyyy

Colors =

 id:Lead              value:red          legend:Вокал
 id:Bass              value:blue        legend:Бас-Гитара
 id:Guitar            value:green         legend:Гитара
 id:Drums             value:purple       legend:Ударные
 id:Lines             value:black        legend:Студийный альбом  
 id:live              value:gray(0.7)    legend:Концертный альбом  

Legend = orientation:horizontal position:bottom

ScaleMajor = increment:3 start:1987 ScaleMinor = unit:year increment:1 start:1987

LineData =

 at:17/12/1986 color:live  layer:back
 at:20/09/1987 color:live  layer:back
 at:18/09/1988 color:live  layer:back
 at:15/10/1990 color:live  layer:back
 at:13/11/2004 color:live  layer:back
 at:01/12/2006 color:live  layer:back
 at:28/03/1991 color:black layer:back
 at:20/07/1992 color:black layer:back
 at:15/08/1994 color:black layer:back
 at:01/05/2002 color:black layer:back
 at:01/06/2004 color:black layer:back
 at:01/02/2006 color:black layer:back
 at:20/01/2012 color:black layer:back
 at:11/03/2015 color:black layer:back

BarData =

 bar:Krupnov      text:"Анатолий Крупнов"
 bar:Zakharenkov  text:"Даниил Захаренков"
 bar:Agafoshkin   text:"Николай Агафошкин"
 bar:Komarov      text:"Сергей Комаров"
 bar:Ermakov      text:"Владимир Ермаков"
 bar:Mitrofanov   text:"Александр Митрофанов"
 bar:Oleynik      text:"Макс Олейник"
 bar:Denezhkin    text:"Константин Денежкин"
 bar:Korobov      text:"Николай Коробов"
 bar:Anisimov     text:"Юрий Анисимов"
 bar:Svetlov      text:"Михаил Светлов"
 bar:Alekseev     text:"Юрий Алексеев"
 bar:Vasily       text:"Василий Билошицкий"
 bar:Igor         text:"Игорь Жирнов"
 bar:Borisenkov   text:"Дмитрий Борисенков"
 bar:Varshavchik  text:"Дмитрий Варшавчик"

PlotData=

 width:10 textcolor:black align:left anchor:from shift:(10,-4)
 bar:Krupnov     from:start till:01/07/1988 color:Lead
 bar:Krupnov     from:start till:01/07/1988 color:Bass width:3
 bar:Krupnov     from:01/08/1990 till:27/02/1997 color:Lead
 bar:Krupnov     from:01/08/1990 till:27/02/1997 color:Bass width:3
 bar:Zakharenkov from:01/01/2001 till:end color:Bass
 bar:Denezhkin   from:start till:01/08/1986 color:Guitar
 bar:Korobov     from:start till:01/08/1986 color:Guitar
 bar:Svetlov     from:01/08/1986 till:01/12/1986 color:Guitar
 bar:Svetlov     from:01/03/1987 till:01/07/1988 color:Guitar
 bar:Svetlov     from:01/08/1990 till:23/09/1990 color:Guitar
 bar:Svetlov     from:01/01/2001 till:end color:Guitar
 bar:Anisimov    from:01/08/1986 till:01/03/1987 color:Guitar
 bar:Alekseev    from:01/12/1986 till:01/07/1988 color:Guitar
 bar:Alekseev    from:01/08/1990 till:01/12/1995 color:Guitar
 bar:Alekseev    from:01/01/2001 till:01/04/2002 color:Guitar
 bar:Vasily      from:23/09/1990 till:01/01/1992 color:Guitar
 bar:Igor        from:01/01/1992 till:30/08/1992 color:Guitar
 bar:Borisenkov  from:30/08/1992 till:01/12/1995 color:Guitar
 bar:Borisenkov  from:01/01/2001 till:end color:Lead
 bar:Borisenkov  from:01/01/2001 till:end color:Guitar width:3
 bar:Varshavchik from:02/12/1995 till:27/02/1997 color:Guitar
 bar:Agafoshkin  from:start till:01/07/1988 color:Drums
 bar:Komarov     from:01/08/1990 till:13/11/1990 color:Drums
 bar:Ermakov     from:14/11/1990 till:01/12/1995 color:Drums
 bar:Ermakov     from:01/01/2001 till:20/02/2012 color:Drums
 bar:Mitrofanov  from:02/12/1995 till:27/02/1997 color:Drums
 bar:Oleynik     from:21/02/2012 till:end color:Drums

</timeline>

Дискография

Студийные альбомы

Концертные альбомы

Трибьют

  • 2012 - «A Tribute to Чёрный Обелиск. XXV», трибьют-альбом к 25-летию группы.

Ремиксовые альбомы-сборники

Демо, синглы и EP

Видеография

Видеальбомы

Видеоклипы

Напишите отзыв о статье "Чёрный Обелиск (группа)"

Литература

Интервью
  • Интервью журналу Dark City № 66, 2012 год, стр. 22
  • Интервью журналу Dark City № 32, 2006 год, стр. 54
Рецензии
  • Рецензия на сингл «Когда-нибудь» в журнале Dark City № 37, 2007 год
  • Рецензия на cd и dvd «20 и ещё один день» в журнале Rockcor № 66, 2007 год
  • Рецензия на альбом «Зелёный альбом» в журнале Dark City № 34, 2006 год
  • Рецензия на концерт(2006) в журнале FUZZ № 5(152), 2006 год
  • Рецензия на альбом «Пепел» в журнале Dark City № 13, 2003 год
  • Рецензия на альбом «Postальбом» в журнале FUZZ № 9, 2000 год

Культура

  • В компьютерной игре «Полный привод 2:HUMMER» в качестве фоновой музыки использованы такие композиции, как: «Мертвые не пишут писем», «Шок и трепет» и «Свобода». Использована только инструментальная часть композиций, вокальная отсутствует.

Примечания

  1. [rok.kulichki.net/groups/krupnov/ История группы, Анатолий Крупнов]

Ссылки

  • [www.blackobelisk.ru/ Официальный сайт группы]
  • [www.metalrus.ru/page-al-band_black_obelisk.html Страница группы на MetalRus]
  • [myspace.com/blackobeliskband Официальная страница Чёрный Обелиск (группа)] (англ.) на сайте Myspace
  • [www.rusrock.ru/rock/groups/article/?groupid=65&docid=1 История группы]
  • [lib.ru/KSP/chernobe.txt Чёрный Обелиск] в библиотеке Максима Мошкова
  • [www.metal-archives.com/band.php?id=1216 Чёрный Обелиск] (англ.) на сайте Encyclopaedia Metallum
  • [www.discogs.com/artist/Чёрный+Обелиск Чёрный Обелиск на discogs.com]
  • [www.last.fm/ru/music/%D0%A7%D1%91%D1%80%D0%BD%D1%8B%D0%B9%2B%D0%9E%D0%B1%D0%B5%D0%BB%D0%B8%D1%81%D0%BA Профиль Чёрный Обелиск] на Last.fm


Отрывок, характеризующий Чёрный Обелиск (группа)

В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.


5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.


8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.


Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.