Чернь (геральдика)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Чернь (фр. и англ. Sable) — традиционное название для чёрного цвета в геральдике.





Особенности

В геральдической литературе именуется также: чёрный, соболь, диамант, диамантовый, траур. В гербах принцев выражается термином «Saturne», в гербах пэров — «diamant», во всех прочих «sable».

Обозначение данной тинктуры в англо-французской и иберийской геральдике, сабль, происходит от французского «sable», в свою очередь восходящего к немецкому «Zobel»[1], обозначавшему мех чёрного соболя, который иногда использовался вместо чёрной краски при оформлении гербов. Само слово заимствовано из древнерусского языка, так как в Средние века этот мех ввозился только из Древней Руси.

Чернь как краситель для щитов получали из сажи или жжёной слоновой кости, наиболее дорогой вариант — чёрные элементы выкладывались шкурками чёрного соболя.

Шраффировка

Графически в чёрно-белом варианте цвет обозначается горизонтальными и вертикальными линиями, пересекающимися под прямыми углами, либо сплошной заливкой. Иногда, при изображении животных, передается штриховым изображением шерсти или перьев на сером фоне.

Символика цвета

Чёрный цвет в геральдике традиционно символизирует печаль, благоразумие, смирение, постоянство в испытаниях, скромность, смерть, траур, мир, покой, землю, холод, образованность, осторожность, мудрость, чёрное поле — мрак. В средневековой астрономии чёрному цвету соответствовала планета Сатурн, в алхимии — диамант.

См. также

Напишите отзыв о статье "Чернь (геральдика)"

Примечания

  1. «[www.etymonline.com/index.php?term=sable sable (n.1)]», Online Etymology Dictionary, Douglas Harper, 2001–2012. (англ.)

Ссылки

  • [www.simbolarium.ru/old/h-urga/theory/teory-zvet.php Питер Грейфс «Анатомия геральдики»]

Отрывок, характеризующий Чернь (геральдика)

Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.