Черняев, Анатолий Сергеевич

Анатолий Сергеевич Черняев
Дата рождения:	26 мая 1921(1921-05-26) (102 года)
Место рождения:	Москва, Советская Россия
Гражданство:	СССР СССР → Россия Россия
Награды и премии:

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Анато́лий Серге́евич Черня́ев (род. 1921, Москва) — советский историк и партийный деятель, помощник генерального секретаря ЦК КПСС, затем президента СССР по международным делам (1986—1991).

Биография

Отец — инженер из семьи предпринимателя, мать — дворянка. Учился в ИФЛИ (1938—1941), Окончил исторический факультет Московского государственного университета (1947) и аспирантуру там же, кандидат исторических наук (диссертация «Экономический кризис в Англии после Первой мировой войны»), доцент. Ученик профессора И. С. Звавича. Специалист по истории Великобритании.

В 1941—1946 годах служил в Советской армии, участник Великой Отечественной войны. Воевал на Северо-Западном фронте, участвовал в освобождении Прибалтики в составе 1-й ударной армии, был ранен. Командовал взводом, ротой, был начальником штаба батальона, первым помощником начальника штаба полка. Завершил службу в звании гвардии капитана. В 1942 году вступил в ВКП(б).

В 1949 году в МГУ был официальным оппонентом на защите диплома дочери Сталина Светланы. В 1950—1958 годах преподавал в МГУ, был исполняющим обязанности заведующего кафедрой новой и новейшей истории (1951—1952). В 1956—1958 годах — инструктор отдела экономических и исторических наук ЦК КПСС. В 1958—1961 годах работал в журнале «Проблемы мира и социализма» в Праге. В 1961—1986 годах — в Международном отделе ЦК КПСС: референт, помощник заведующего отделом, консультант, руководитель группы консультантов, в 1970—1986 — заместитель заведующего отделом.

С 1961 года — референт, а позднее заместитель заведующего отделом Международного отдела ЦК КПСС.

В 1976—1981 — член Центральной ревизионной комиссии КПСС. В 1981—1986 — кандидат в члены, в 1986—1990 — член ЦК КПСС. В 1989—1991 — народный депутат СССР от КПСС.

В 1986—1991 — помощник генерального секретаря ЦК КПСС, затем президента СССР М. С. Горбачёва по международным делам. Считался одним из видных представителей либеральной части окружения Горбачёва. Сторонник одностороннего разоружения СССР, объединения Германии, передачи Курильских островов Японии, некоторых районов — Китаю.

С 1992 года — сотрудник Горбачёв-Фонда. Руководитель проекта «Документальная история Перестройки. Внешняя политика Перестройки».

Бывший посол Великобритании в СССР (затем — в России) Родрик Брейтвейт писал о Черняеве, что тот, в бытность сотрудником аппарата ЦК КПСС,

поддерживал связи с учёными в области политических наук, экономистами, специалистами по международным делам, жившими в престижных «мозговых центрах», а также с художниками, театральными режиссёрами и музыкантами либерального толка. Он, как и они, не были диссидентами. Но и он и они были частью интеллектуального мира, выработавшего «новое мышление», которое принесло практические плоды, когда Горбачёв возглавил коммунистическую партию…

—

С. М. Меньшиков отмечал: «Как ясно из мемуаров, написанных Черняевым много лет спустя, он в течение всего времени работы в ЦК был двурушником, втайне исповедуя антисоциалистические взгляды… Не случайно вскоре после своего избрания Генсеком Горбачев сделал Черняева одним из своих помощников».

Сам Черняев в интервью газете «Еврейское слово» говорил: «У меня не то что принципов, у меня убеждений никогда не было. Да, я был 48 лет членом партии, но никогда — убеждённым коммунистом».

Творческая деятельность

Анатолий Черняев — автор многочисленных научных и политических статей, соавтор ряда учебников и сборников, автор нескольких книг, в том числе:

• Шесть лет с Горбачёвым. По дневниковым записям. — М.: Прогресс-Культура, 1993.
• Моя жизнь и моё время. — М., 1995.
• 1991 год: Дневник помощника Президента СССР. — М.: Терра, 1997.
• Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972—1991 годы. — М.: РОССПЭН, 2010.
• Избранное. — М., 2011.
• Избранное — 2. — М., 2013.

Генеральный директор издательства РОССПЭН Андрей Сорокин назвал «Совместный исход» «уникальным историческим источником». По его мнению,

в мировой практике найдётся мало дневников, которые велись бы в течение такого продолжительного времени, и велись бы при этом людьми, находящимися в самой сердцевине политики.

Награды

• Награждён орденами Ленина, Отечественной войны I и II степени, а также медалями, среди которых «За боевые заслуги».

Ссылки

• [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=134745 Биография]
• [www.gorby.ru/rubrs.asp?rubr_id=14&art_id=23137 Биография]
• [www.gwu.edu/~nsarchiv/rus/Chernyaev.html Дневники А. С. Черняева. Советская политика 1972—1991 гг. — взгляд изнутри]
• [www.rosspen.su/ru/news/.view/id/105/ О дневниках А. С. Черняева]

Отрывок, характеризующий Черняев, Анатолий Сергеевич

Светлый холодный взгляд Долохова встретил Ростова еще у двери, как будто он давно ждал его.
– Давно не видались, – сказал он, – спасибо, что приехал. Вот только домечу, и явится Илюшка с хором.
– Я к тебе заезжал, – сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему. – Можешь поставить, – сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. – «Играть на счастие могут только дураки», сказал тогда Долохов.
– Или ты боишься со мной играть? – сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневной жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким нибудь странным, большей частью жестоким, поступком выходить из нее.
Ростову стало неловко; он искал и не находил в уме своем шутки, которая ответила бы на слова Долохова. Но прежде, чем он успел это сделать, Долохов, глядя прямо в лицо Ростову, медленно и с расстановкой, так, что все могли слышать, сказал ему:
– А помнишь, мы говорили с тобой про игру… дурак, кто на счастье хочет играть; играть надо наверное, а я хочу попробовать.
«Попробовать на счастие, или наверное?» подумал Ростов.
– Да и лучше не играй, – прибавил он, и треснув разорванной колодой, прибавил: – Банк, господа!
Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.