Черняков, Алексей Григорьевич
Поделись знанием:
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.
«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.
Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
| Алексей Григорьевич Черняков | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Страна: | |
| Направление: | |
| Период: | |
| Основные интересы: |
феноменология и философская герменевтика, античная философия, восточная патристика и западная схоластика, история логики, наука и богословие в современном мире, математическая логика и основания математики, онтология, теория топосов и категорный анализ[1]. |
Алексе́й Григо́рьевич Черняко́в (17 мая 1955 — 14 июля 2010) — российский учёный, философ и математик, один из лидеров возрождения философского образования в России. Был профессором ряда высших учебных заведений Санкт-Петербурга: Института «Высшая религиозно-философская школа», Русской христианской гуманитарной академии, Смольного института свободных искусств и наук. Имел степени кандидата физико-математических наук, доктора философии Свободного Университета в Амстердаме, доктора философских наук Российского государственного гуманитарного университета в Москве.
Содержание
Биография
В 1976 году окончил математико-механический факультет Санкт-Петербургского университета, занимался теоретическими и прикладными вопросами математики, публиковал свои работы в отечественных и зарубежных крупных математических журналах, работал в математическом отделе, возглавляемом профессором Н. Н. Воробьёвым в Институте социально-экономических проблем РАН[2], где в 1980 году защитил кандидатскую диссертацию по физико-математическим наукам под руководством профессора А. М. Вершика. Всегда чуткий к слову и языку, А. Г. Черняков изучал иностранные языки во время учёбы в университете, и затем дополнительно посещал занятия древнегреческого, латыни, санскрита у лучших педагогов Санкт-Петербургского университета А. К. Гаврилова, С. А. Тахтаджана, Т. Е. Катениной. Работа как с современными европейскими (английским, немецким, французским), так и древними языками была одной из любимейших, и весьма пригодилась Алексею Григорьевичу впоследствии, когда он занялся переводами классических богословских и философских текстов[1][3].
Алексей Черняков являлся членом-основателем Санкт-Петербургского союза учёных, независимой неправительственной организации, объединяющей более 900 членов — учёных-исследователей, преподавателей вузов, сотрудников архивов и музеев, правительственных структур и коммерческих фирм[4]. В 1990 году вместе с Н. А. Печерской стал одним из основателей нового, негосударственного образовательного института «Высшей религиозно-философской школы» в Санкт-Петербурге, учреждённого Санкт-Петербургским союзом учёных. Со временем Алексей Григорьевич возглавил кафедру философии в ВРФШ, и стал проректором по научной работе этого института.
Институт предоставил возможность А. Г. Чернякову совершенствоваться в философии за рубежом, сначала в Англии, а затем в Нидерландах. Он прошёл научную стажировку в университетах Кембриджа и Амстердама, где помимо работы в библиотеках он читал ряд лекционных курсов. Его научная компетенция в философии росла вместе с его выступлениями и докладами на научных семинарах, международных конференциях, участием в дискуссиях с видными философами. Его оппонентами в разное время были такие учёные, как логик Тимоти Смайли, специалист по античной философии Майлс Барнеет, основатель деконструкции Жак Деррида, герменевт и онтолог Patrick Heelan, Отто Пёггелер, феноменологи Jitendra Nath Mohanty, Theodor de Boer, Rudolf Bernet, Клаус Хельд.
В 2001 году защитил докторскую диссертацию по философии в Свободном университете Амстердама. Поскольку докторская диссертация защищенная за рубежом, тогда не была признана в России, Черняков в 2003 году защитил докторскую диссертацию по философии в Москве в Российском государственном гуманитарном университете, по теме «Время и бытие в философии Аристотеля, Гуссерля и Хайдеггера».
Широта научных поисков А. Г. Чернякова отобразилась в интересе ко всем областям в истории философии. Как отмечают коллеги, работая в этом едином историко-философском пространстве, Алексей Григорьевич предлагал не ограничиваться «мейнстримами», но включать в научный оборот, исследовать по крупицам то, что традиционно оказывалось на периферии внимания (фрагменты Демокрита, стоиков, эпикурейцев и т. п.), причем работать с вновь прорабатываемым материалом междисциплинарно — философски, филологически, исторически, используя возможности различных наук и адаптируя дискуссии к различным аудиториям (в чем, кстати, он видел важное назначение философии в наши дни)[5].
Активный участник петербургской группы по переводу и публикации текстов Мартина Хайдеггера, принимавшей участие в международном проекте — «Разработка концепций перевода немецкой философской классики ХХ века (Гуссерль и Хайдеггер)», осуществляемого с 1995 году в рамках программы INTAS[6].
Одной из основных тем его философских поисков, была разработка проблемы тождества математики и онтологии, в последнее время он работал на стыке современной философии и новейшей математики, пытаясь соединить свои интересы молодых и зрелых лет[7]. Значительное влияние на формирование и разработку этой концепции оказали работы Алена Бадью «Бытие и событие» и «Логики миров», по которым Черняков проводил специальные текстологические семинары[8], рассчитанные не только на философскую публику, но и на математическое сообщество[9].
Лично мотивированная необходимость Чернякова проследить и выявить взаимосвязь между этической позицией мыслителя, обстоятельствами его жизнедеятельности в разных сферах социального бытия и характером онтологической концепции, — актуализировали значение этических идей Эммануэля Левинаса.
В 2009—2010 годах читал лекции в Русской христианской гуманитарной академии и Математическом институте им. В. А. Стеклова, Смольном институте в Санкт-Петербурге, где вёл семинары на стыке современной философии и математики[7].
Как отмечает М. С. Уваров, уровень переводов (и понимания) М. Хайдеггера, продемонстрированный А. Г. Черняковым, может служить высочайшей планкой для его последователей. Цикл его семинаров последних лет, посвященный, в частности, непереведенным на русский язык текстам А. Бадью, вряд ли имеют аналог в современной российской философии. И вообще — безукоризненность — это, пожалуй, основное качество, которое отличало А. Г. Чернякова[10].
Скоропостижно умер 14 июля 2010 года от инсульта. Похоронен на Ковалёвском кладбище Санкт-Петербурга.
Библиография
Математика
- Черняков А. Г. [www.mathnet.ru/links/cffe510794588d1ba70559cdb2f2f00b/znsl1831.pdf Один пример 32-мерной чётной унимодулярной решетки] // Записки научных семинаров ЛОМИ. Т. 86. — 1979. — С. 170—179.
- Chernyakov A.G. An example of a 32-dimensional even unimodular lattice // Journal of Soviet Mathematics November 5, 1981. Vol. 17. Issue 4. — pp. 2068–2075.
- Печерская Н. А., Черняков А. Г. [www.mathnet.ru/links/464b02bbd9a94bce4d3556d4e9588925/mzm3311.pdf О дифференцируемости некоторых многозначных отображений на группах Ли] // Математические заметки. Т. 48. Вып. 2. — 1990. — С. 83-92.
- Pecherskaya N.A., Chernyakov A.G. Differentiation of certain multi-valued mappings on Lie groups // Mathematical notes of the Academy of Sciences of the USSR. August 1990. Vol. 48. Issue 2. — pp. 772–777.
Философия
- Черняков А. Г. Онтология времени. Время и бытие в философии Аристотеля, Гуссерля и Хайдеггера. — СПб.: Высшая религиозно-философская школа, 2001. ISBN 5-900291-21-9
- Черняков А. Г. Начала хронологии // Труды Высшей религиозно-философской школы. Т.1 (1992): Патрология. Философия. Герменевтика. С. 43-88.
- Черняков А. Г. Онтологическая дифференция и темпоральность // Вопросы философии. — 1997. — № 6. — С. 136—151.
- Черняков А. Г. [gendocs.ru/docs/31/30230/conv_1/file1.pdf Стрекало вопроса (вместо предисловия)] // Хайдеггер М. [gendocs.ru/docs/31/30230/conv_1/file1.pdf Введение в метафизику] / Пер. с нем. Н. О. Гучинской. — СПб.: Высшая религиозно-философская школа, 1998. — С. 15-84. ISBN 5-900291-10-3
- Черняков А. Г. [anthropology.ru/ru/texts/chernyakov/metares06_01.html В поисках утраченного субъекта] // Метафизические исследования. Выпуск 6. Сознание. Альманах Лаборатории Метафизических Исследований при Философском факультете СПбГУ, 1998. C. 11-38. ISBN 5-89329-086-8
- Черняков А. Г. Учение Суареса о сущности и существовании в интерпретации Мартина Хайдеггера // Verbum. Альманах центра изучения средневековой культуры. [philosophy.spbu.ru/userfiles/histor/Centre%20for%20Medieval%20Culture%20Studies/VERBUM%201.doc Вып. I. Франсиско Суарес и европейская культура XVI—XVII веков.] — СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского философского общества, 1999. — С. 25-43. ISBN 5-89329-044-5
- Черняков А. Г. Бог без бытия у Дионисия Ареопагита и странствия рефлексии // Труды Высшей религиозно философской школы. Т.5: Богословие. Философия. Литература. СПб.: Изд-во ВРФШ, 2000. — С. 105—140.
- Черняков А. Г. Феномен и его свидетель // Исследования по феноменологии и философской герменевтике. — Мн.: ЕГУ. 2001. — С. 68-85. ISBN 985-6614-36-8
- Черняков А. Г. Самопроживание и самосознание: Аристотель, Дильтей, Хайдеггер // Герменевтика. Психология. История. Вильгельм Дильтей и современная философия. Материалы научной конференции РГГУ. Под ред. Н. С. Плотникова. — М.: Три квадрата. — 2002. — С. 31-46. ISBN 5-94607-017-7
- Черняков А. Г. Черный квадрат. О книге Н. В. Мотрошиловой «„Идеи І“ Эдмунда Гуссерля как введение в феноменологию» // Вопросы философии. — 2004. — № 2. — С. 160—176.
- Черняков А. Г. Хайдеггер и греки // Мартин Хайдеггер: Сборник статей / Подгот. Д. Ю. Дорофеев. — СПб.: Изд-во РХГИ, 2004. — С. 218—252. ISBN 5-88812-115-X
- Черняков А. Г. [iph.ras.ru/uplfile/histph/yearbook/2004/6.pdf Феноменология как строгая наука? Парадоксы «последнего обоснования»] // Историко-философский ежегодник’2004 / Ин-т философии РАН. — М.: Наука, 2005. — С. 360—400.
- Черняков А. Г. [iph.ras.ru/uplfile/histph/yearbook/2006/6.pdf Хайдеггер и «русские вопросы»] // Историко-философский ежегодник’2006 / Ин-т философии РАН. — М.: Наука, 2006. — С. 305—319.
- Черняков А. Г. Хайдеггер и персонализм русского богословия // Персональность. Язык философии в русско-немецком диалоге [Научный сборник]. / Под ред. Н. С. Плотникова и А. Хаардта при участии В. И. Молчанова. — М.: Модест Колеров, 2007. — С. 139—148. ISBN 978-5-91150-018-4
- Черняков А. Г. В поисках основания онтологии: субъект или ипостась? // Ежегодник по феноменологической философии. Т. 1, 2008. — М., РГГУ. — С. 237—261. ISBN 978-5-7281-1021-7
- Черняков А. Г. Онтология и хронология // Современная онтология III. Категория взаимодействия. — СПб.: Изд-во СПбГУ, 2009. — С. 63-70.
- Черняков А. Г. Онтология как математика: Гуссерль, Бадью, Плотин // Сущность и слово. Сборник научных статей к юбилею проф. Н. В. Мотрошиловой. — М.: Феноменология-Герменевтика, 2009. — С. 420—441. ISBN 978-5-94478-004-5 (ошибоч.)
- Черняков А. Г. Язык по ту сторону сущности: Левинас и Горгий // Фактичность и событие мысли. Сборник философских работ, посвященный 70-летию академика А. А. Михайлова. — Вильнюс: ЕГУ, 2009. — С. 130—143. ISBN 978-9955-773-28-3
- Alexei Chernyakov. The Ontology of Time. Being and Time in the Philosophies of Aristotle, Husserl and Heidegger. — Phaenomenologica 163, Kluwer Academic Publishers, 2002. ISBN 978-90-481-6049-5 — Английский вариант книги «Онтология времени. Время и бытие в философии Аристотеля, Гуссерля и Хайдеггера».
- Chernyakov A.G. Husserl’s «Genealogy of Logic», Space-Constitution, and Noetic Geometry // Recherches husserliennes, vol. 7, 1997. — pp. 61–85.
- Chernyakov A.G. Das Schicksal des Subjektbegriffs in «Sein und Zeit» // Reihe der Österreichischen Gesellschaft für Phänomenologie, Bd. 3 (1999): Siebzig Jahre «Sein und Zeit», hrsg. v. H. Vetter, S. 175—188. ISBN 978-3-631-34128-5
- Alexei Chernyakov. Mathematics as a Formal Ontology: The Hermeneutical Dimensions of Natural Sciences and Eastern Patristics // Global Perspectives on Science and Spirituality (ed. Pranab Das) — The Templeton Press, 2009. — pp. 165–178. ISBN 978-1-59947-361-1
Переводы
- Хайдеггер М. Основные проблемы феноменологии / Пер. А. Г. Чернякова. — СПб.: Высшая религиозно-философская школа, 2001. ISBN 5-900291-19-7
Напишите отзыв о статье "Черняков, Алексей Григорьевич"
Примечания
- ↑ 1 2 [intelros.ru/pdf/logos/5_2010/23.pdf Памяти Алексея Григорьевича Чернякова // Л огос. – 2010. – № 5(78). – С. 263.]
- ↑ [www.mathnet.ru/php/person.phtml?option_lang=rus&personid=26000 Общероссийский математический портал. Персоналии Института социально-экономических проблем АН СССР]
- ↑ [benev.livejournal.com/449262.html?style=mine Григорий Беневич. Памяти А. Г. Чернякова]
- ↑ [spass-sci.ru/documents/detail.php?ID=223 Хроника основных событий за 20 лет работы СПбСУ.]
- ↑ [rhga.ru/publications/vestnik/Vestnik_RHGA_2010_Vypusk3/Vestnik_RHGA_2010_Vypusk3.pdf Бурлака Д. К., Беневич Г. И., Ермичев А. А., Светлов Р. В., Шмонин Д. В. Памяти Алексея Григорьевича Чернякова (1955—2010) // Вестник Русской Христианской Гуманитарной Академии. — 2010. — Т. 11. — Вып. 3. — С. 258.]
- ↑ [www.srph.ru/osna.htm ВРФШ. Осуществляемые научные проекты]
- ↑ 1 2 [www.portal-credo.ru/site/?act=fresh&id=1171 Григорий Беневич. Он болезненно переживал профанацию. Памяти Алексея Григорьевича Чернякова — математика, философа, человека души…]
- ↑ [club.pdmi.ras.ru/moodle/course/view.php?id=23 А. Г. Черняков, семинар «Онтология как Математика II»]
- ↑ [intelros.ru/pdf/logos/5_2010/23.pdf Памяти Алексея Григорьевича Чернякова // Л огос. — 2010. — № 5(78). — С. 265.]
- ↑ [philosophy.spbu.ru/2737/6632 Уваров М. С. Некролог на сайте философского факультета СПбГУ. Алексей Григорьевич Черняков (1955—2010)]
Ссылки
- [srph.1gb.ru/text/ Тексты работ А. Г. Чернякова в Блоге Высшей Религиозно-Философской Школы]
- [anthropology.ru/ru/texts/govorun/beruf.html Материалы круглого стола Философия как профессия («Philosophie als Beruf»), с участием А. Г. Чернякова]
- Выступление А. Г. Чернякова на осенней школе по философии и философской герменевтике, в сентябре 2009 г. Аудиозапись. [video.yandex.ua/users/mikhbogatov2/view/23# Доклад]. [video.yandex.ua/users/mikhbogatov2/view/24# Ответы на вопросы].
- [vimeo.com/31559592 Доклад Алексея Чернякова «Математика и онтология. Ален Бадью как зеркало платонизма» на конференции «Математика и философия». Санкт-Петербург, Дом ученых РАН, 21 апреля 2008 года. Видеозапись]
- [srph.ru/f/ Обсуждение наследия А. Г. Чернякова на форуме ВРФШ]
- [philosophy.spbu.ru/2737/6632 Уваров М. С. Некролог на сайте философского факультета СПбГУ. Алексей Григорьевич Черняков (1955—2010)]
- [intelros.ru/pdf/logos/5_2010/23.pdf Памяти Алексея Григорьевича Чернякова // Л огос. — 2010. — № 5(78). — С. 263—267.]
- [mikbogatov.livejournal.com/84883.html Самая трагическая новость лета. Алексей Григорьевич Черняков. Некролог, написанный Дмитрием Федчуком: На смерть философа]
- [patkul.livejournal.com/759.html Андрей Паткуль. Алексей Григорьевич Черняков (1955—2010)]
- [www.portal-credo.ru/site/?act=fresh&id=1171 Григорий Беневич. Он болезненно переживал профанацию. Памяти Алексея Григорьевича Чернякова — математика, философа, человека души…]
- [www.youtube.com/watch?v=SutMQg-AySA&feature=player_embedded Выступление О. М. Ноговицына на чтениях в Академии Наук, посвященных Чернякову. Видеозапись.]
- Вечер памяти философа, переводчика, преподавателя ВРФШ А. Г. Чернякова. 25.10.10. Видеозапись. [vimeo.com/34254632 Часть 1], [vimeo.com/34290811 Часть 2], [vimeo.com/34292523 Часть 3].
Отрывок, характеризующий Черняков, Алексей Григорьевич
Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.
«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.
Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Категории:
- Родившиеся 17 мая
- Родившиеся в 1955 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Запорожье
- Умершие 14 июля
- Умершие в 2010 году
- Умершие в Санкт-Петербурге
- Философы по алфавиту
- Философы России
- Философы XX века
- Философы XXI века
- Феноменологи
- Доктора философских наук
- Выпускники математико-механического факультета Санкт-Петербургского государственного университета
- Кандидаты физико-математических наук
- Преподаватели Санкт-Петербургского государственного университета
- Преподаватели Русской христианской гуманитарной академии
- Преподаватели Высшей религиозно-философской школы
- Похороненные на Ковалёвском кладбище
