Чероков, Виктор Сергеевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Виктор Сергеевич Чероков
Дата рождения

10 (23) ноября 1907(1907-11-23)

Место рождения

Ордубад, Нахичеванский уезд, Эриванская губерния, Российская империя

Дата смерти

21 февраля 1995(1995-02-21) (87 лет)

Место смерти

Москва, СССР

Принадлежность

СССР СССР
Польша Польша

Род войск

СССР СССР ВМФ

Годы службы

19261950
19501953
19531970

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

вице-адмирал (СССР)

вице-адмирал (ПНР)
Командовал

Ладожская военная флотилия,
ВМФ Польши.

Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии

Других государств:

Виктор Сергеевич Чероков (10 [23] ноября 1907, Ордубад — 30 декабря 1995, Москва) — советский и польский вице-адмирал[1], командующий Ладожской военной флотилией во время блокады Ленинграда, командующий ВМФ ПНР (1950-1953)





Биография

Родился 10 ноября 1907 года в Ордубаде, сейчас территория Азербайджана. Отец, Сергей Викторович, был мировым судьей. Мать, Ксения Ивановна — домохозяйка. Виктор был старшим из трех братьев. Отцу по службе приходилось часто переезжать, он служил в Польше (Ломжа), Грузии (Кутаиси). В 1917 году получил назначение в город Иваново под Баку, но по дороге заболел и умер от сыпного тифа. Семья осталась без средств к существованию и перебралась в Тифлис, где из-за неимения средств жили очень бедно и плохо. Виктору приходилось работать и носильщиком на вокзале и батрачить на водяной мельнице. Позже работал чернорабочим на деревообрабатывающей и макальщиком на картонажной фабрике.

В 1926 году стал курсантом Военно-морского училища им. М. В. Фрунзе. Учёба давалась нелегко: сказывались серьёзные пробелы в математике и физике. Окончил училище в 1930 году и через два года в 1932 году был назначен командиром-водителем торпедного катера дивизиона особого назначения Балтийского флота, а через два года стал командиром дивизиона.

В 1936 году поступает на командный факультет Военно-морской академии им. К.Е. Ворошилова, после окончания которой занял должность командира бригады торпедных катеров Балтийского флота. В конце августа 1941 года часть кораблей бригады перебазировалась в Неву и сосредоточилась на подходах к Ивановским порогам, где поддерживала огнём сухопутные войска.

В октябре 1941 года, будучи капитаном 1-го ранга, назначен командующим Ладожской военной флотилией. Город находился в блокаде и основной целью флотилии стал подвоз продуктов, боеприпасов и топлива в блокадный Ленинград, а также эвакуация жителей. В январе 1944 года Черокову было присвоено звание контр-адмирала, а через полгода он был награждён орденом Ушакова II степени.

C ноября 1944 года возглавляет Рижский оборонительный район. Руководит Тулоксинской десантной операцией, участвует в блокировании курляндской группировки противника.

После войны служил в Беломорской военной флотилии (1947—1948), командовал ВМФ Польши (1950—1953) [1]. В 1951 году Черокову присвоено звание вице-адмирала. С 1953 года  — начальник штаба, первый заместитель командующего 4-го ВМФ. Десять лет с 1960 по 1970 год занимался воспитательной работой в Военной академии Генштаба, начальник кафедры[2].

По выходе в отставку жил в Москве. Написал книгу воспоминаний о тяжелых блокадных днях «Для тебя, Ленинград!»[1].

Вице-адмирал Чероков скончался в 1995 году, был похоронен в Москве на Троекуровском кладбище[2].

Награды

  • 2 ордена Ленина
  • 4 ордена Красного знамени
  • Орден Ушакова II ст.
  • Ордена Отечественной войны I и II ст.
  • Орден Трудового Красного Знамени
  • Орден Красной Звезды
  • 12 медалей[1]

Память

Напишите отзыв о статье "Чероков, Виктор Сергеевич"

Литература

  • Кол. авт. под руководством С. А. Макарова // Книга Памяти Военной академии Генерального штаба Вооруженных Сил Российской Федерации. Издание 2016 г., стр. 346.

Примечания

  1. 1 2 3 4 Сергей Морозов; Анастасия Горбунова. [www.spbdnevnik.ru/?show=article&id=12373 Капитан Дороги жизни]. Петербургский Дневник (16 Февраля 2012). Проверено 16 февраля 2012. [www.webcitation.org/6AcwSHIh3 Архивировано из первоисточника 12 сентября 2012].
  2. 1 2 3 [petersburg-history.narod.ru/p1737.htm Улица Адмирала Черокова]. Проверено 16 февраля 2012. [www.webcitation.org/6AcwTep94 Архивировано из первоисточника 12 сентября 2012].

Ссылки

Отрывок, характеризующий Чероков, Виктор Сергеевич

– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .


Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.