Чесноков, Василий Константинович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Василий Константинович Чесноков
Дата рождения

1 января 1908(1908-01-01) (116 лет)

Место рождения

Балашов, Саратовская губерния, Российская империя

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

Пехота

Годы службы

19281954

Звание

Командовал
Сражения/войны

Польский поход РККА
Великая Отечественная война

Награды и премии

Василий Константинович Чесноков (1 января 1908, г. Балашов, Саратовская губерния[1] — ?) — советский военачальник, полковник (1943)





Начальная биография

Родился 1 января 1908 года в Балашове ныне Саратовской области. Русский[2].

Военная служба

Довоенное время

В сентябре 1928 года добровольно поступил в Закавказскую имени 26 Бакинских комиссаров пехотную школу, по её окончании в июне 1931 года произведен в командиры РККА и назначен командиром взвода 45-го стрелкового полка 15-й стрелковой дивизии УВО в городе Херсон. С сентябре 1932 года переведен в 133-й стрелковый полк 45-й стрелковой дивизии в город Новоград-Волынский, где проходил службу помощником командира и командиром роты, командиром учебной пулеметной роты учебного батальона, пом. начальника штаба полка. С февраля 1938 года и. д. помощника начальника 1-й части штаба этой же 45-й стрелковой дивизии. Поступил на заочный факультет Военной академии РККА им. М. В. Фрунзе (окончил один курс). С января 1939 года был помощником начальника 1-го отделения штаба 8-го, затем 36-го стрелковых корпусов КОВО. В этой должности участвовал в походе Красной армии в Западную Украину 1939 года. С мая 1940 года и. д. пом. командира батальона Львовского пехотного училища, с января 1941 года — командира отдельного стрелково-пулеметного батальона 15-й моторизованной бригады в городе Львов. В апреле 1941 года капитан Чесноков назначен начальником штаба 41-го мотострелкового полка в городе Любомль[2].

Великая Отечественная война

В начале войны в той же должности на Юго-Западном фронте. С 22 июня 1941 года полк в составе 41-й танковой дивизии 22-го механизированного корпуса вступил в тяжелые бои на реке Западный Буг в 12 км западнее города Любомль. 27 июня 1941 года в ходе приграничного сражения капитан Чесноков был ранен в ногу и эвакуирован в госпиталь в город Черкассы. Затем 15 июля он был назначен начальником штаба мотострелкового полка в составе отряда генерал-майора Матыкина. Участвовал в Киевской оборонительной операции, в оборонительных боях в районе Фастов, Фастовец, Белая Церковь, Киев. С 20 августа 1941 года вступил во временное командование 1038-м стрелковым полком 295-й стрелковой дивизии, которая вела боевые действия в составе 31-го стрелкового корпуса 37-й и 5-й армий в районах Киева, Чернигова, Яготина и Пирятина. С 18 сентября по 3 октября 1941 года находился в окружении, вышел с группой 8 человек в районе города Сумы в форме и с оружием[2].

С 5 по 20 октября 1941 года командовал сводным отрядом по обороне Харькова (в районе Харьковского тракторного завода), затем состоял в резервном офицерском полку Юго-Западного фронта в городе Волчанск. С 15 декабря 1941 года командовал 228-м отдельным курсантским лыжным батальоном, находившимся на формировании в городе Новосибирск. В январе 1942 года убыл с ним на Калининский фронт, где в составе 3-й ударной армии участвовал в боях в районах Торопец, Молвотицы и Холм. С 9 июня 1942 года капитан Чесноков и. д. начальника курсов младших лейтенантов 2-го гвардейского стрелкового корпуса, затем в июле был назначен заместителем командира 1073-го стрелкового полка 8-й гвардейской стрелковой дивизии им. героя Советского Союза И. В. Панфилова. В составе этих курсов и дивизии участвовал в оборонительных боях в районе городе Холм. Приказом по войскам Калининского фронта от 13.9.1942 майор Чесноков был награждён орденом Красной Звезды[2].

С конца сентября 1942 г. командовал 953-м стрелковым полком 257-й стрелковой дивизии этих же армии и фронта. Полк под его командованием участвовал в Великолукской наступательной операции, в освобождении города Великие Луки. В боях за город 8 января 1943 года подполковник Чесноков был тяжело ранен и эвакуирован в госпиталь. За умелое командование полком в этой операции, проявленные мужество и героизм он был награждён орденом Суворова 3-й степени. По излечении в апреле 1943 года зачислен в распоряжение Военного совета Калининского фронта, затем был назначен заместителем командира 23-й отдельной стрелковой бригады. Бригада входила в состав 3-й ударной армии Калининского фронта, а с октября — 22-й армии Прибалтийского (с 20 октября 1943 г. — 2-го Прибалтийского) фронта и участвовала в оборонительных боях в районе Холм, Великие Луки. В 1943 году вступил в ВКП(б). С января 1944 года и. д. командира 208-й стрелковой дивизии. В составе 1-й ударной армии этого же 2-го Прибалтийского фронта участвовал с ней в Ленинградско-Новгородской наступательной операции, в форсировании рек Полисть и Холыня, освобождении город Старая Русса. За эту операцию полковник Чесноков был награждён орденом Красного Знамени[2].

С 8 мая 1944 года вступил в командование 321-й стрелковой дивизией, входившей в 90-й стрелковый корпус этой же армии. С августа дивизия в составе 111-го стрелкового корпуса 54-й армии 3-го Прибалтийского фронта успешно действовала в Псковско-Островской наступательной операции, в освобождении городов Псков и Остров. С декабря 1944 года её части в составе 116-го стрелкового корпуса 2-й ударной армии 2-го Белорусского фронта участвовали в Восточно-Померанской и Берлинской наступательных операциях, в овладении городами Данциг (Гданьск), Прейсши-Старгард (Старогард-Гданский), Эльбинг (Эльблонг)[2].

За время войны комдив Чесноков был девять раз упомянут благодарственных в приказах Верховного Главнокомандующего[3]

Послевоенное время

После войны гвардии полковник Чесноков продолжал командовать 321-й стрелковой дивизией в ГСОВГ. С августа 1945 года был начальником окружной военной комендатуры Гюстовского округа провинции Мекленбург советской военной администрации в Германии. С сентября 1947 года и. д. инспектора 5-го отдела Московского областного военкомата, с декабря 1947 года был старшим инспектором 5-го отдела Западно-Казахстанского областного, а с марта 1950 года — Гурьевского областного военкоматов. С января 1954 года в запасе[2].

Награды

СССР
Приказы (благодарности) Верховного Главнокомандующего в которых отмечен В. К. Чесноков[3].
  • За овладение городами Восточной Пруссии Вилленберг, Ортельсбург, Морунген, Заальфельд и Фрайштадт — важными узлами коммуникаций и сильными опорными пунктами обороны немцев. 23 января 1945 года. № 246.
  • За овладение городами Восточной Пруссии Мюльхаузен, Мариенбург и Штум — важными опорными пунктами обороны немцев, прорыв к побережью Данцигской бухты, и захват города Толькемит, отрезав тем самым восточно-прусскую группировку немцев от центральных районов Германии. 26 января 1945 года. № 256.
  • За овладение штурмом городом Эльбинг — крупным узлом коммуникаций и мощным опорным пунктом обороны немцев на правом берегу Вислы, прикрывающим подступы к Данцигской бухте. 10 февраля 1945 года. № 271.
  • За овладение городами Гнев (Меве) и Старогард (Прейсиш Старгард) — важными опорными пунктами обороны немцев на подступах к Данцигу. 7 марта 1945 года. № 294.
  • За овладение городом и крепостью Гданьск (Данциг) — важнейшим портом и первоклассной военно-морской базой немцев на Балтийском море. 30 марта 1945 года. № 319.
  • За овладение городами и важными узлами дорог Анклам, Фридланд, Нойбранденбург, Лихен и вступили на территорию провинции Мекленбург. 29 апреля 1945 года. № 351.
  • За овладение городами Штральзунд, Гриммен, Деммин, Мальхин, Варен, Везенберг — важными узлами дорог и сильными опорными пунктами обороны немцев. 1 мая 1945 года. № 354.
  • За овладение городом Свинемюнде — крупным портом и военно-морской базой немцев на Балтийском море. 5 мая 1945 года. № 362.
  • За форсирование пролива Штральзундерфарвассер, полное овладение островом Рюген и городами Берген, Гарц, Путбус, Засснитц находящимися на нём. 6 мая 1945 года. № 363.

Напишите отзыв о статье "Чесноков, Василий Константинович"

Примечания

  1. Ныне районный центр в Саратовской области, Россия.
  2. 1 2 3 4 5 6 7 Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комдивы. Военный биографический словарь. — М.: Кучково поле, 2014. — Т. 5. — С. 931—932
  3. 1 2 [grachev62.narod.ru/stalin/orders/content.htm Приказы Верховного Главнокомандующего в период Великой Отечественной войны Советского Союза. Сборник. М., Воениздат, 1975.]

Ссылки

  • [www.podvignaroda.mil.ru Общедоступный электронный банк документов «Подвиг Народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»]
  • [samsv.narod.ru/Div/Sd/sd208/main2.html «Память» Воронежский государственный университет]
  • [www.nashapobeda.lv/668.html © Сайт «НашаПобеда. LV», 2010—2015.]
  • [www.soldat.ru/spravka/freedom/9-poland.html «SOLDAT.ru» Освобождение городов. ПОЛЬША.]
  • [myvl.ru/blog/local_history/12751.html ИЗ ЗАПИСНЫХ КНИЖЕК А. ФАДЕЕВА 1936—1945]

Литература

  • Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комдивы. Военный биографический словарь. — М.: Кучково поле, 2014. — Т. 5. — С. 931—932. — 1500 экз. — ISBN 978-5-9950-0457-8.

Отрывок, характеризующий Чесноков, Василий Константинович

– Уехали, – отвечал денщик Ермолова. Кавалергардский офицер пошел к генералу, у которого часто бывал Ермолов.
– Нет, и генерала нет.
Кавалергардский офицер, сев верхом, поехал к другому.
– Нет, уехали.
«Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» – думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда то, кто говорил, что он, верно, опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было и никто не знал, где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович на балу у генерала Кикина, что, должно быть, и Ермолов там.
– Да где же это?
– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.
– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!


На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.
Излившийся гнев уже не возвращался более, и Кутузов, слабо мигая глазами, выслушивал оправдания и слова защиты (Ермолов сам не являлся к нему до другого дня) и настояния Бенигсена, Коновницына и Толя о том, чтобы то же неудавшееся движение сделать на другой день. И Кутузов должен был опять согласиться.


На другой день войска с вечера собрались в назначенных местах и ночью выступили. Была осенняя ночь с черно лиловатыми тучами, но без дождя. Земля была влажна, но грязи не было, и войска шли без шума, только слабо слышно было изредка бренчанье артиллерии. Запретили разговаривать громко, курить трубки, высекать огонь; лошадей удерживали от ржания. Таинственность предприятия увеличивала его привлекательность. Люди шли весело. Некоторые колонны остановились, поставили ружья в козлы и улеглись на холодной земле, полагая, что они пришли туда, куда надо было; некоторые (большинство) колонны шли целую ночь и, очевидно, зашли не туда, куда им надо было.
Граф Орлов Денисов с казаками (самый незначительный отряд из всех других) один попал на свое место и в свое время. Отряд этот остановился у крайней опушки леса, на тропинке из деревни Стромиловой в Дмитровское.
Перед зарею задремавшего графа Орлова разбудили. Привели перебежчика из французского лагеря. Это был польский унтер офицер корпуса Понятовского. Унтер офицер этот по польски объяснил, что он перебежал потому, что его обидели по службе, что ему давно бы пора быть офицером, что он храбрее всех и потому бросил их и хочет их наказать. Он говорил, что Мюрат ночует в версте от них и что, ежели ему дадут сто человек конвою, он живьем возьмет его. Граф Орлов Денисов посоветовался с своими товарищами. Предложение было слишком лестно, чтобы отказаться. Все вызывались ехать, все советовали попытаться. После многих споров и соображений генерал майор Греков с двумя казачьими полками решился ехать с унтер офицером.
– Ну помни же, – сказал граф Орлов Денисов унтер офицеру, отпуская его, – в случае ты соврал, я тебя велю повесить, как собаку, а правда – сто червонцев.
Унтер офицер с решительным видом не отвечал на эти слова, сел верхом и поехал с быстро собравшимся Грековым. Они скрылись в лесу. Граф Орлов, пожимаясь от свежести начинавшего брезжить утра, взволнованный тем, что им затеяно на свою ответственность, проводив Грекова, вышел из леса и стал оглядывать неприятельский лагерь, видневшийся теперь обманчиво в свете начинавшегося утра и догоравших костров. Справа от графа Орлова Денисова, по открытому склону, должны были показаться наши колонны. Граф Орлов глядел туда; но несмотря на то, что издалека они были бы заметны, колонн этих не было видно. Во французском лагере, как показалось графу Орлову Денисову, и в особенности по словам его очень зоркого адъютанта, начинали шевелиться.
– Ах, право, поздно, – сказал граф Орлов, поглядев на лагерь. Ему вдруг, как это часто бывает, после того как человека, которому мы поверим, нет больше перед глазами, ему вдруг совершенно ясно и очевидно стало, что унтер офицер этот обманщик, что он наврал и только испортит все дело атаки отсутствием этих двух полков, которых он заведет бог знает куда. Можно ли из такой массы войск выхватить главнокомандующего?
– Право, он врет, этот шельма, – сказал граф.
– Можно воротить, – сказал один из свиты, который почувствовал так же, как и граф Орлов Денисов, недоверие к предприятию, когда посмотрел на лагерь.
– А? Право?.. как вы думаете, или оставить? Или нет?
– Прикажете воротить?
– Воротить, воротить! – вдруг решительно сказал граф Орлов, глядя на часы, – поздно будет, совсем светло.
И адъютант поскакал лесом за Грековым. Когда Греков вернулся, граф Орлов Денисов, взволнованный и этой отмененной попыткой, и тщетным ожиданием пехотных колонн, которые все не показывались, и близостью неприятеля (все люди его отряда испытывали то же), решил наступать.
Шепотом прокомандовал он: «Садись!» Распределились, перекрестились…
– С богом!
«Урааааа!» – зашумело по лесу, и, одна сотня за другой, как из мешка высыпаясь, полетели весело казаки с своими дротиками наперевес, через ручей к лагерю.
Один отчаянный, испуганный крик первого увидавшего казаков француза – и все, что было в лагере, неодетое, спросонков бросило пушки, ружья, лошадей и побежало куда попало.
Ежели бы казаки преследовали французов, не обращая внимания на то, что было позади и вокруг них, они взяли бы и Мюрата, и все, что тут было. Начальники и хотели этого. Но нельзя было сдвинуть с места казаков, когда они добрались до добычи и пленных. Команды никто не слушал. Взято было тут же тысяча пятьсот человек пленных, тридцать восемь орудий, знамена и, что важнее всего для казаков, лошади, седла, одеяла и различные предметы. Со всем этим надо было обойтись, прибрать к рукам пленных, пушки, поделить добычу, покричать, даже подраться между собой: всем этим занялись казаки.
Французы, не преследуемые более, стали понемногу опоминаться, собрались командами и принялись стрелять. Орлов Денисов ожидал все колонны и не наступал дальше.
Между тем по диспозиции: «die erste Colonne marschiert» [первая колонна идет (нем.) ] и т. д., пехотные войска опоздавших колонн, которыми командовал Бенигсен и управлял Толь, выступили как следует и, как всегда бывает, пришли куда то, но только не туда, куда им было назначено. Как и всегда бывает, люди, вышедшие весело, стали останавливаться; послышалось неудовольствие, сознание путаницы, двинулись куда то назад. Проскакавшие адъютанты и генералы кричали, сердились, ссорились, говорили, что совсем не туда и опоздали, кого то бранили и т. д., и наконец, все махнули рукой и пошли только с тем, чтобы идти куда нибудь. «Куда нибудь да придем!» И действительно, пришли, но не туда, а некоторые туда, но опоздали так, что пришли без всякой пользы, только для того, чтобы в них стреляли. Толь, который в этом сражении играл роль Вейротера в Аустерлицком, старательно скакал из места в место и везде находил все навыворот. Так он наскакал на корпус Багговута в лесу, когда уже было совсем светло, а корпус этот давно уже должен был быть там, с Орловым Денисовым. Взволнованный, огорченный неудачей и полагая, что кто нибудь виноват в этом, Толь подскакал к корпусному командиру и строго стал упрекать его, говоря, что за это расстрелять следует. Багговут, старый, боевой, спокойный генерал, тоже измученный всеми остановками, путаницами, противоречиями, к удивлению всех, совершенно противно своему характеру, пришел в бешенство и наговорил неприятных вещей Толю.