Четвериков, Сергей Иванович
| Сергей Иванович Четвериков | |
| Место смерти: | |
|---|---|
Сергей Иванович Четвериков (1850, Перемышль — 1929, Шардонне (англ. Chardonne), Швейцария) — русский промышленник, общественно-политический деятель, меценат.
Содержание
Биография
Предпринимательская династия Четвериковых началась с его деда, Ивана Васильевича, основавшего в 1831 году сукновальную фабрику в Городищах на реке Клязьме (Богородского уезда Московской губернии).
В 1867 году С. И. Четвериков окончил 3-ю московскую реальную гимназию, что не давало права поступления в университет без сдачи дополнительных экзаменов по программе классических гимназий[1]. Был разносторонне одарен, увлекался музыкой и в течение сорока лет состоял членом Русского музыкального общества. После смерти отца, в 1871 году он возглавил фамильное предприятие — Городищенскую суконную фабрику; переоборудовал её по западноевропейским стандартам, пересмотрел систему отношений хозяина с рабочими: сократил рабочий день на фабрике с 12 до 9 часов без сокращения заработной платы, отменил ночные работы для женщин и подростков, основал фабричную школу, ввёл сдельную оплату труда. Позднее, в 1907 году он одним из первых в мире и первым в России внедрил американскую систему партнерства, сделав рабочих участниками в прибылях фабрики. Им отчислялось им 20%, а мастерам и высшим служащим 10% из чистой прибыли[2].
В 1893 году, после трагической гибели известного московского городского головы Н. А. Алексеева, он занял его место и стал председателем в правлениях Товарищества «Владимир Алексеев» и Даниловской камвольной прядильни. В 1908 году организовал в Сибири овцеводческое хозяйство[3], откуда на московские предприятия стала поступать шерсть, превосходившая по качеству австралийскую — признанного мирового лидера мериносового овцеводства.
После Кровавого воскресенья 9 января 1905 года по его инициативе Николаю II была послана телеграмма от имени московских торгово-промышленных кругов с протестом против расстрела рабочих. Вместе с С. Т. Морозовым и П. П. Рябушинским, он подготовил правительству записку о необходимости проведения коренных политических реформ, обеспечивающих свободу слова, печати, союзов, совести.
С. И. Четвериков был членом Московского Биржевого общества и гласным Московской Городской Думы, состоял членом Московского отделения Совета торговли и мануфактур, Московского столичного и губернского присутствий по фабрично-заводским делам, товарищем председателя совета Московского Коммерческого института; был членом Московского общества распространения коммерческого образования.
Один из создателей и член ЦК «Союза 17 октября» (1906), с 1912 года — член ЦК Партии прогрессистов[4]. В III Государственной Думе Четвериков — один из лидеров фракции прогрессистов, член ЦК Московского отдела. В 1908 году в брошюре «Община и собственность»[5] он поддержал аграрную программу П. А. Столыпина.
После Октябрьской революции он возглавил делегацию, добивавшуюся освобождения из Петропавловской крепости А. И. Коновалова и С. Н. Третьякова. Зимой 1918 года он был арестован, в начале 1919 года провёл несколько дней в камере смертников на Лубянке в ожидании расстрела. После «отсидки» Сергей Иванович потерял слух, лишившись главной радости жизни — музыки. Его дочь Мария Сергеевна смогла в 1922 году добиться разрешения вывезти отца в Швейцарию, где жила ее семья. В эмиграции С. И. Четвериков писал статьи, работал над мемуарами («Безвозвратно ушедшая Россия». — Берлин, 1922).
Умер в декабре 1929 года в Шардонне, близ Веве (Швейцария).
Семья
Жена: Мария Александровна Алексеева, родная сестра Николая Александровича Алексеева, московского городского головы, и двоюродная сестра К. С. Станиславского[6].
Дети:
- Иван (1875—1945). 1-я жена Екатерина Александровна Пельтцер (23.09.1878—1962), 2-я жена Юзефа Горска из Варшавы. Умер, видимо, в Варшаве. Похоронен в Берлине близь г. Тегель[7].
- Сергей (1880—1959) — выдающийся учёный (биология, генетика). Репрессирован[8].
- Николай (07(19).10.1885—01.05.1973) — математик, специалист по статистике. Помогал брату Сергею обрабатывать данные генетических исследований. Репрессирован[9]. Профессор МГУ. Жена Вера Алексеевна Саверина (1886 — 1929 или 1934?)[7].
- Мария — эмигрировала с родителями, по мужу Майкова[10]
Напишите отзыв о статье "Четвериков, Сергей Иванович"
Примечания
- ↑ [www.hrono.ru/biograf/bio_ch/chetverikov.php Утверждается], что он ещё прошёл курс практических работ в конторе Миллера в Петербурге.
- ↑ [www.rusliberal.ru/books/Ros_liberaly_v.pdf Юрий Петров — Сергей Иванович Четвериков: «Самодержавие на Руси не должно отождествляться с правом царевых слуг не считаться с мнением народа»]
- ↑ Товарищество «Владимир Алексеев» арендовало на Северном Кавказе землю, на которой находилось овцеводческое хозяйство, поставлявшее тонкорунную шерсть для Даниловской камвольной прядильни. В 1908 году срок аренды не был возобновлён; найти новые пастбища в Европейской России не удалось и поэтому Четвериков пошёл на риск: решил разводить овец в Сибири, организовав в 1909 году в Енисейской губернии «Товарищество сибирских овцеводческих экономий Вл. Алексеева и Четверикова»; 1 января 1910 года С. И. Четвериковым была создана «Учумская овцеводческая капиталистическая экономия».
- ↑ Энциклопедия «Отечество».
- ↑ Лавёрычев В. Я. По ту сторону баррикад. — М., 1967. — С. 62
- ↑ Четвериков С. С. Проблемы общей генетики и биологии (воспоминания, статьи, лекции) — Новосибирск: Наука. Сиб. отделение, 1983. — С. 42.
- ↑ 1 2 [museum.sverdlovka.net/index.php/ourhistory/11-kategoryourhistory/14-gorodishi.html Из сборника «Энтропия смерти». «Городищи мои, Вы суконные…» (отрывки)]
- ↑ [openlist.wiki/index.php/Четвериков_Сергей_Сергеевич_(1880) Сергей Сергеевич Четвериков. Открытый список]
- ↑ [openlist.wiki/index.php/Четвериков_Николай_Сергеевич_(1885) Николай Сергеевич Четвериков. Открытый список]
- ↑ Четвериков С. И. «Безвозвратно ушедшая Россия». — Берлин, 1922.
Ссылки
- [bogorodsk-noginsk.ru/lyudi/14-chetverikov.html С. И. Четвериков и пос. Златоруновск]
- [www.hrono.ru/biograf/bio_ch/chetverikov.php Четвериков Сергей Иванович] на сайте «Хронос»
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?: |
Отрывок, характеризующий Четвериков, Сергей Иванович
Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.
– Улюлюлю! – шопотом, оттопыривая губы, проговорил Ростов. Собаки, дрогнув железками, вскочили, насторожив уши. Карай почесал свою ляжку и встал, насторожив уши и слегка мотнул хвостом, на котором висели войлоки шерсти.
– Пускать – не пускать? – говорил сам себе Николай в то время как волк подвигался к нему, отделяясь от леса. Вдруг вся физиономия волка изменилась; он вздрогнул, увидав еще вероятно никогда не виданные им человеческие глаза, устремленные на него, и слегка поворотив к охотнику голову, остановился – назад или вперед? Э! всё равно, вперед!… видно, – как будто сказал он сам себе, и пустился вперед, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.
– Улюлю!… – не своим голосом закричал Николай, и сама собою стремглав понеслась его добрая лошадь под гору, перескакивая через водомоины в поперечь волку; и еще быстрее, обогнав ее, понеслись собаки. Николай не слыхал своего крика, не чувствовал того, что он скачет, не видал ни собак, ни места, по которому он скачет; он видел только волка, который, усилив свой бег, скакал, не переменяя направления, по лощине. Первая показалась вблизи зверя чернопегая, широкозадая Милка и стала приближаться к зверю. Ближе, ближе… вот она приспела к нему. Но волк чуть покосился на нее, и вместо того, чтобы наддать, как она это всегда делала, Милка вдруг, подняв хвост, стала упираться на передние ноги.
– Улюлюлюлю! – кричал Николай.
Красный Любим выскочил из за Милки, стремительно бросился на волка и схватил его за гачи (ляжки задних ног), но в ту ж секунду испуганно перескочил на другую сторону. Волк присел, щелкнул зубами и опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на аршин расстояния всеми собаками, не приближавшимися к нему.
– Уйдет! Нет, это невозможно! – думал Николай, продолжая кричать охрипнувшим голосом.
– Карай! Улюлю!… – кричал он, отыскивая глазами старого кобеля, единственную свою надежду. Карай из всех своих старых сил, вытянувшись сколько мог, глядя на волка, тяжело скакал в сторону от зверя, наперерез ему. Но по быстроте скока волка и медленности скока собаки было видно, что расчет Карая был ошибочен. Николай уже не далеко впереди себя видел тот лес, до которого добежав, волк уйдет наверное. Впереди показались собаки и охотник, скакавший почти на встречу. Еще была надежда. Незнакомый Николаю, муругий молодой, длинный кобель чужой своры стремительно подлетел спереди к волку и почти опрокинул его. Волк быстро, как нельзя было ожидать от него, приподнялся и бросился к муругому кобелю, щелкнул зубами – и окровавленный, с распоротым боком кобель, пронзительно завизжав, ткнулся головой в землю.
– Караюшка! Отец!.. – плакал Николай…
Старый кобель, с своими мотавшимися на ляжках клоками, благодаря происшедшей остановке, перерезывая дорогу волку, был уже в пяти шагах от него. Как будто почувствовав опасность, волк покосился на Карая, еще дальше спрятав полено (хвост) между ног и наддал скоку. Но тут – Николай видел только, что что то сделалось с Караем – он мгновенно очутился на волке и с ним вместе повалился кубарем в водомоину, которая была перед ними.
Та минута, когда Николай увидал в водомоине копошащихся с волком собак, из под которых виднелась седая шерсть волка, его вытянувшаяся задняя нога, и с прижатыми ушами испуганная и задыхающаяся голова (Карай держал его за горло), минута, когда увидал это Николай, была счастливейшею минутою его жизни. Он взялся уже за луку седла, чтобы слезть и колоть волка, как вдруг из этой массы собак высунулась вверх голова зверя, потом передние ноги стали на край водомоины. Волк ляскнул зубами (Карай уже не держал его за горло), выпрыгнул задними ногами из водомоины и, поджав хвост, опять отделившись от собак, двинулся вперед. Карай с ощетинившейся шерстью, вероятно ушибленный или раненый, с трудом вылезал из водомоины.
– Боже мой! За что?… – с отчаянием закричал Николай.
Охотник дядюшки с другой стороны скакал на перерез волку, и собаки его опять остановили зверя. Опять его окружили.
Николай, его стремянной, дядюшка и его охотник вертелись над зверем, улюлюкая, крича, всякую минуту собираясь слезть, когда волк садился на зад и всякий раз пускаясь вперед, когда волк встряхивался и подвигался к засеке, которая должна была спасти его. Еще в начале этой травли, Данила, услыхав улюлюканье, выскочил на опушку леса. Он видел, как Карай взял волка и остановил лошадь, полагая, что дело было кончено. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся и опять пошел на утек. Данила выпустил своего бурого не к волку, а прямой линией к засеке так же, как Карай, – на перерез зверю. Благодаря этому направлению, он подскакивал к волку в то время, как во второй раз его остановили дядюшкины собаки.
