Четверть (единица массы)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Че́тверть (четь) — в XVII и XVIII веках в России — мера массы (веса) определённых товаров. Так называемая вощаная четверть равнялась 12 пудам, употреблялась для взвешивания воска. Была одной из крупнейших весовых единиц России того времени, её превышал только ласт (72 пуда). В «Торговой книге»[1] указано: «Четверть, что слывет вощаная, 12 пуд, а деньгами московскими весит 2880 руб.»; единица эта, по-видимому, составляла ¼ часть какой-то высшей единицы.

Четверть как мера массы часто смешивалась с четвертью как мерой объёма сыпучих тел (хлеба). Хлебная четверть впервые встречается в актах 1490 г., но, возможно, существовала и ранее. В 1605 г., а также в актах 1621 и 1622 гг. четь муки, или круп, или толокна определена в 5 пудов. В 1641 и 1669 гг. четверть муки ржаной положена в 5¼ пудов, а четверть ржи в 6¼ пудов и с мехами (?); в 1654 г. четверть является в 8½ пудов, а в XVIII в. она, как и куль, числилась в 7 пудов 10 фунтов. Существовала также четверть сибирская в 3 и 4 пуда, происшедшая от недобросовестного употребления отдаточной меры и просуществовавшая в течение всего XVII в.; в 1696 г. она была отменена.



См. также

Напишите отзыв о статье "Четверть (единица массы)"

Литература

Примечания

  1. «Торговая книга»: «Книжка описательная, како молодым людям торг вести и знати всему цену и отчасти в ней описаны всяких земель товары различные, их же привозят на Русь немцы и иных земель люди торговые»; авторы неизвестны, датируется 1575—1610 гг. Опубл. в: Записки отд. Русск. и Славянск. археологии Имп. Археологическ. Общ. I. — 1851. — Стр. 106.


Отрывок, характеризующий Четверть (единица массы)

Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!