Четырёхдневное сражение

Четырёхдневное сражение
Основной конфликт: Вторая англо-голландская война
Дата	1 (11) июня — 4 (14) июня 1666 года
Место	Ла-Манш
Итог	Победа Голландии
Противники
Голландская республика Королевство Англия
Командующие
лейтенант-адмирал Михиэль де Рюйтер лейтенант-адмирал Корнелис Эвертсен † вице-адмирал Абрахам ван дер Хульст † лейтенант-адмирал Корнелис Тромп лейтенант-адмирал Эрт ван Нес вице-адмирал Ян Эвертсон де Лифде Принц Руперт Джордж Монк Томас Теддиман
Силы сторон
Голландская республика 101 корабль 7 яхт 11 брандеров 4869 пушек 21631 (21909) человек Англия 109 кораблей и фрегатов 29 брандеров и кечей 21085 человек
Потери
Голландская республика кораблей потеряно: 4 или 6 2500 человек убитыми и ранеными 5000 убитыми и ранеными 2-3 тыс. пленными 20 кораблей потеряно (в том числе 10 захвачено)

Предыстория сражения

В Голландии в течение зимы шли энергичные приготовления, чтобы к весне успеть вооружить большой флот; с надеждой ждали новый год войны, особенно после заключения союзных договоров с Данией и Францией, и объявления этими державами войны Англии. Дания должна была действовать косвенно, запереть Балтийское море флотом из 40 кораблей, но и это имело для английского флота, получавшего оттуда большую часть судостроительных материалов, большое значение.

Следует отметить, что большой французский вспомогательный флот (40 кораблей, с дюжиной брандеров), высланный из Тулона в январе, дошел до Дьепа лишь в сентябре и ничего не предпринимал против Англии, хотя Франция и Голландия вели долгие переговоры о совместном действии их флотов. Но в качестве «fleet in being» французский флот имел некоторое значение и не мог быть оставлен без внимания; командовал им герцог Бофор; Дюкен был одним из младших флагманов.

В Англии, в начале 1666 года, усиленно готовились к войне; на вооружение флота были потрачены громадные суммы. В конце мая флоты противников были готовы; число 40-пушечных кораблей у обоих было почти одинаковое — около 70. Малых кораблей у голландцев было больше. 4500 английским пушкам голландцы противопоставляли 4600. Команды у англичан — 21 000 человек, у голландцев — на 1000 человек больше. Командование английским флотом было поручено принцу Руперту и генералу Монку, получившему титул герцога Альбемарль, которые оба одновременно находились на одном корабле. Такое совместное командование — оригинальное явление того времени. Оба они командовали центром, Эскью — авангардом, Аллен — арьергардом. Каждая из трех эскадр была подразделена на 3 отряда с соответственным числом адмиралов. Голландский флот был также разделен на 3 эскадры; авангард вёл Эвертсен-старший, центр, — де Рюйтер, арьергард — Тромп; в каждой из этих трех эскадр имелись 4-5 лейтенант-адмиралов, вице-адмиралов и контр-адмиралов. Собравшийся в полном составе 26 мая за Остендскими отмелями голландский флот мог из-за штилей лишь 31 мая выйти против врага, стоявшего с 29 мая в Даунс. Он был многочисленнее английского, но из-за большого водоизмещения английских кораблей и их более тяжелых пушек равен ему по силе. Итак, шансы на успех были равны, но Англия сделала грубую стратегическую ошибку.

Карл II приказал направить часть флота навстречу французам, чтобы помешать их соединению с де Рюйтером; он настоял, чтобы принц Руперт пошел к острову Уайт, забрал там 10 кораблей, идущих из Плимута, и, увеличив таким образом свои силы, напал на французов. Таким образом, флот 31 мая разделился: принц Руперт пошел с 20 кораблями на запад, Монк направился против де Рюйтера, имея всего 58 больших кораблей, против 84 голландских.

Четырёхдневный бой, начатый 1 июня, следует признать одним из наиболее важных и замечательных, и, бесспорно, самым большим сражением в новой военно-морской истории, не только по последствиям и по упорству, с которым флоты в течение четырёх дней оспаривали друг у друга победу, но и по различным тактическим приемам обоих флотоводцев. Недостаток подробности тогдашних военно-морских донесений в этом случае особенно сказывается, хотя многочисленные описания боя дают возможность составить о нём довольно ясную картину. Кроме того, сохранились приказы де Рюйтера перед боем.

Инструкции перед сражением

Ниже приведены выписки из 14 приказов де Рюйтера своим флагманом и командирам. 1 и 2 приказы делят флот на 3 сдвоенных эскадры:

• Авангард: Эвертсен-старший и де Вриэс.
• Центр: де Рюйтер и ван Нес.
• Арьергард: Тромп и Меппель.

Походный строй был выработан с таким расчетом, чтобы можно было, как только покажется неприятель, немедленно перестроиться в боевой порядок в бейдевинд.

3-й приказ содержит более точные разъяснения: «Если неприятель на ветре и начинает бой, адмиралы авангарда (Эвертсен и де-Врис) должны, следуя со своими эскадрами на малых расстояниях друг от друга, занять место впереди и с наветра главных сил; арьергард (Тромп и Меппель) с наветра и позади последних».

4-й и 5-й приказы делят каждую эскадру на 3 отряда и настаивают на точном сохранении строя в кильватерной колонне, чтобы не мешать стрельбе передних и задних мателотов.

6-й приказ предписывает адмиралам указывать брандерам их места и назначать быстроходные фрегаты для помощи поврежденным кораблям и спасения их экипажа.

7-й приказ гласит: «Если флот окажется на ветре у неприятеля, он должен стараться сохранить наветренное положение; идя в бейдевинд левым галсом вице-адмиралу Банкерсу следует держаться впереди с подветра, шаутбенахту Эвертсену-среднему — сзади с подветра от лейтенант-адмирала Эвертсена-старшего. То же положение занять вице-адмиралу Кондерсу и шаутбенахту Брунсфельту относительно лейтенант-адмирала де-Вриса».

9-й и 10-й приказы определяют то же для кордебаталии и арьергарда и для всех трех эскадр при плавании в бейдевинд правым галсом.

Этот боевой порядок дает наглядное представление о предполагаемой тактике де Рюйтера, о построении отдельных эскадр, если неприятель под ветром. Арьергард и авангард имеют одинаковый строй; кордебаталия состоит из 4 отрядов и является одновременно главными силами и резервом, всегда готовым устремиться туда, где нужно подкрепление.

Этим достигается простота соблюдения строя, так как одна длинная тесно сомкнутая кильватерная колонна невозможна, достигается удобное наблюдение флагманов за подчиненными им кораблями, облегчается поддержка в случае надобности, что дает чувство большей безопасности; беспорядок в ордере вследствие неопытности командиров кораблей менее сказывается, сигнализация облегчается. Главный недостаток — большая возможность разрывов в строю.

10-й приказ касается сигналов, по которым флот или отдельные эскадры должны переходить к самостоятельному бою. 11-й приказ предписывает командирам точно соблюдать строй, определяя за ошибки штрафы (на первый раз — 25 гульденов, далее 50 — гульденов и т. д.). 12-й приказ предписывает малым кораблям при входах и выходах флота давать дорогу большим. 13-й приказ касается дозоров. 14-й приказ устанавливает призовые правила. В дальнейших приказах де Рюйтер дает добавления и объяснения, стараясь разобрать все мелочи и предвидеть все возможные случайности.

Первый день сражения

В ночь на 1 июня оба флота из-за тумана стали на якорь посредине между берегами Ла-Манша, восточнее места, где происходило Габардское сражение. 1 июня в 9 часов утра, при свежеющем зюйд-зюйдвесте, оба флота увидели друг друга, причем более слабые англичане немедленно снялись с якоря и бросились на неприятеля, желая использовать своё выгодное наветренное положение. Советники — моряки Монка — тщетно старались ему доказать, что при сильном ветре корабли будут сильно крениться и придется задраить нижние порты. Де Рюйтер по той же причине не ожидал нападения, благодаря чему большинству его командиров пришлось рубить якорные канаты, чтобы иметь время выстроить линию.

Монк пошел на восток и вскоре сблизился с противником, который лег курсом на юго-юго-восток в бакштаг правым галсом; Тромп был значительно впереди него. Монк также привел к ветру и со своим тесно сомкнутым флотом (35 кораблей) начал жестоко наседать на Тромпа; это было около полудня. Постепенно стали подходить центр и арьергард голландцев и отставшие английские корабли. Эскадре Тромпа сильно доставалось, ему самому пришлось перейти на другой корабль. Из опасения сесть на мель англичане в 4 часа повернули через фордевинд все вдруг; Тромп последовал их примеру. Благодаря этому головные корабли англичан сошлись с центром де Рюйтера и понесли большие потери. Подошедший Эвертсен был вскоре убит: англичане потеряли своего 27-летнего вице-адмирала Беркли. Обеим потерям предшествовали особо горячие схватки окружавших своих адмиралов кораблей: «Свифтшур», а затем «Севен Оакс» (англ. Seven Oaks) и «Лойял Джордж» (англ. Loyal George) были захвачены. Лишь при наступлении полной темноты прекратились одиночные бои; англичане направились дальше к северо-западу, а голландцы энергично принялись за ремонт своих поврежденных кораблей.

Этот первый день не дал ни той, ни другой стороне решительного успеха, на что англичане, благодаря их сравнительной слабости, и не могли рассчитывать. Превосходная атака Монка, направленная на часть противника, дала ему возможность нанести неприятелю существенный вред. У голландцев сожжены 2 корабля («Hof van Zeeland» и «Duivenvoorde»), тогда как англичане потеряли 5, из них 3 захвачены и 2 потоплены. Три голландских легко поврежденных корабля были посланы отвести в порт призы; два сильно пострадавших флагманских корабля «Liefde» и «Groot Hollandia» должны были уйти в свои порты.

План де Рюйтера был нарушен поспешностью и необдуманностью Тромпа; последнему следовало подождать подхода центра и арьергарда, чему обстоятельства весьма благоприятствовали. Недостаточная опытность голландцев, их более слабая артиллерия, недисциплинированность младших флагманов и худшие мореходные качества кораблей не дали им возможности одержать решительной победы.

Второй день сражения

На следующее утро, при слабом зюйд-весте, положение противников было следующее; 47 английских кораблей с наветра, 77 голландских под ветром. Оба флота пошли контр-курсами. Тромп, шедший в арьергарде, заметил беспорядочный строй голландцев и, сделав поворот оверштаг, пошел в крутой бейдевинд, чтобы выиграть (на свой риск) у неприятеля наветренное положение. Так как во время начавшегося боя два голландских флагманских корабля авангарда спустились под ветер, произведя большой беспорядок в боевой линии, де Рюйтеру тоже пришлось спуститься, чтобы выровнять строй. Задуманный Тромпом манёвр оказался очень для него опасен; он опять должен был перенести флаг на другой корабль и потерял одного из младших флагманов. Де Рюйтер спас его своим маневром, направленным на то, чтобы, повернув на другой галс, захватить наветренное положение; Монк предпочел остаться на принятом только что западном курсе.

Голландцы шли в полнейшем беспорядке без всякого строя. Когда Монк снова, в третий раз, пошел навстречу голландцам, де Рюйтер успел несколько выровнять линию. Сам он находился в хвосте и поэтому передал командование адмирал-лейтенанту ван Несу. По другим сведениям, де Рюйтер дважды прорывал линию англичан, выручая отрезанные корабли. Поскольку строй к тому времени был потерян, все эти описания следует принимать с долей скептицизма.

Монк, пройдя, по некоторым сведениям, в четвёртый раз контр-курсом, ушел к западу. Оба флота насчитывали те же потери, что и в предыдущий день: 6 английских кораблей затонуло, 1 сгорел. По другим сведениям, «Anne», «Bristol», «Baltimore» в течение дня вышли из боя и укрылись в портах, «Loyal Subject» был списан вчистую по приходе, а «Black Eagle» подал сигнал бедствия, но развалился до подхода помощи. Во время преследования Монк построил свои менее поврежденные корабли в строй фронта для прикрытия шедших впереди сильно поврежденных.

С голландской стороны «Pacificatie», «Vrijheid», «Provincie Utrecht», «Calantsoog» вернулись в порты из-за повреждений.

Опять таки недостаточная дисциплинированность младших флагманов и, в связи с ней, разделение флота, не дали де Рюйтеру одержать победы. Лишь его быстрый и правильный манёвр спас арьергард. Английский флот ничем не проявил себя; складывается впечатление, будто Монк направил все свои усилия лишь на ведение боя в стройной кильватерной колонне, совершенно не стараясь использовать ошибок противника.

Третий день сражения

На следующий день положение флотов оставалось неизменным; англичане продолжали отходить к западу. Голландцы (командовал все ещё Ван Нес), преследовали широким фронтом, как для захвата отставших, так и чтобы избежать кормовых 32-фунтовых пушек «больших кораблей». Стрельба велась очень редкая, на дальних расстояниях.

Монк стремился во что бы то ни стало соединиться с принцем Рупертом, отчего приказал держать прямой курс через мель Галлопер. Тяжелую потерю понесли англичане: один из лучших их кораблей, Prince Royal, флагман адмирала Эскью, сел на южную оконечность мели, где был захвачен голландцами под командованием Исаака Свирса и сожжен. Это был первый и последний случай в британской истории, когда столь высокопоставленный адмирал был взят в плен со своим кораблем. Двум другим кораблям удалось сняться с мели и уйти.

В полдень показался принц Руперт, уже давно получивший из Лондона приказание вернуться. Несмотря на попытки ван Неса им помешать, англичане соединились до наступления темноты, и теперь оба флота стремились начать решительный бой: 64 голландских против 60 английских кораблей, но из последних 23 совершенно свежих.

Четвёртый день сражения

Де Рюйтер прошел ночью несколько далее на восток и созвал утром 4 июня всех командиров, чтобы им прочесть серьёзное наставление — англичане стали сильнее голландцев.

По словам де Рюйтера к капитанам, четвёртый день должен был быть решительным — и он им стал. Ветер зюйд-зюйдвест, довольно свежий, оба флота на параллельных курсах, голландцы с наветра. Англичане начали атаку в линейном строю. Сэр Кристофер Мингс командовал авангардом, принц Руперт центром, Монк арьергардом. Но голландцы, пользуясь наветренным положением, сами решительно атаковали с юго-запада. Атака англичан приостановилась.

Бой начался на самых близких дистанциях. Линии обоих флотов из-за слабого ветра и порохового дыма расстроились, даже несколько перепутались; часть голландцев спустилась довольно далеко под ветер сквозь линию англичан, разыгрался ряд жарких одиночных боев, о маневрировании не может быть и речи. Де Рюйтер с тремя дюжинами своих лучших кораблей упорно держался на ветре англичан; тогда Тромп, собрав упавшие под ветер корабли и соединившись с преследовавшим несколько английских кораблей адмиралом ван Несом, бросился на помощь де Рюйтеру и напал на врага с подветренной стороны, поставив таким образом его в два огня. Заметив этот манёвр, де Рюйтер решил использовать создавшееся положение: по особому сигналу (ярко красный флаг), он спускается со всеми своими кораблями и врезается в беспорядочную линию неприятеля.

Те же события по другим отчетам выглядят так: де Рюйтер планировал расстроить английскую линию, прорвав её в трех местах, затем уничтожить отрезанные части прежде чем напасть на основные силы. В одиночной схватке «Ridderschap» вице-адмирала Яна де Лефде и «Victory» Мингса сошлись вплотную. Сэр Мингс был смертельно ранен. Англичане перегруппировались и попытались прорваться к югу, сделав четыре галса контр-курсами, но Тромп и ван Нес их окружили. Тогда Монк сделал поворот фордевинд к северу. Эскадра Тромпа была рассеяна, Landman подожжен брандером. Ван Нес был вынужден отойти. Де Рюйтер, опасаясь проигрыша и стремясь разом решить бой, поднял сигнал (красный флаг) и мимо Руперта двинулся на Монка, стремясь атаковать его с тыла. Когда Руперт попытался сделать то же самое с ним, три последовательных выстрела свалили мачты «Royal James», и «зеленая» эскадра целиком вышла из боя к югу, прикрывая и буксируя поврежденного флагмана. Теперь ничто не мешало де Рюйтеру напасть на Монка, и основные силы английского флота были разбиты. Англичан отчасти подвела их собственная хорошая выучка: стреляя чаще, к концу четвёртого дня многие уже истратили весь порох. Четверо отставших были захвачены в плен: «Clove Tree» (бывший ост-индский купец «Nagelboom»), взятый «Wassenaar’ом», «Convertine» и запутавшийся в снастях «Essex», и «Black Bull», взятый фризским контр-адмиралом Хендриком Брунсвельтом. «Black Bull» позже затонул.

Бой велся с крайним ожесточением, брандерам неоднократно представлялся случай действовать. Наконец, в 7 час. вечера англичане начинают отступать, потеряв более двенадцати кораблей. Сильно засвежевший ветер мешал продолжать бой; когда наступил туман, неприятели потеряли друг друга из виду. Де Рюйтер на следующее утро ушел к Остенде, так как у него не хватало боевых припасов и корабли требовали серьёзного ремонта.

Потери сторон

Это была самая крупная битва Второй Англо-голландской войны. Некоторые утверждают, что она закончилась вничью, так как обе стороны вначале заявили свою победу. Сразу после боя, капитаны Руперта, не видевшие окончательного исхода, заявили что де Рюйтер отступил первым. По тогдашним нормам это означало признание превосходства противника. Хотя голландцам пришлось прекратить преследование, они разбили английский флот.

Последний потерял около 20 кораблей (из них половина была захвачена), 5000 убитыми и ранеными и 3000 пленными. Голландцы потеряли 6 кораблей (по другим сведениям 4: «Spieghel» не желал тонуть, и был в итоге починен) ни одного не было захвачено, и около 2500 убитыми и ранеными.

Итог

Блестящая победа голландцев, полное поражение англичан, были результатом этого четырёхдневного боя. Свою победу голландцы не использовали — они были не в состоянии это сделать, так что не было и речи об уничтожении неприятеля и овладении господством на море. Те же ошибки были снова повторены обеими сторонами; но слава де Рюйтера сияла ярче чем когда-либо. Сведения о бое, официальные и частные, из голландских, английских и отчасти французских источников сильно разнятся, по этой причине нельзя нарисовать совершенно точной картины боя; восстановить её можно лишь приблизительно.

Список кораблей, участвовавших в сражении

Английский флот

Командующий — принц Руперт.

Красная эскадра

Командующий — герцог Альбемарль

Дивизия авангарда

• Dragon, 40 пушек. Командир — Thomas Room Coyle
• Convertine, 52 пушки. Командир — John Pearce
• Centurion, 48
• Vanguard, 58 John Whitty
• Royal Katherine Thomas Teddiman
• Royal Charles, 100 пушек.
• Royal Sovereign, 100 пушек
• Loyal George, 42 Hired Merchantman

Дивизия центра

Командующий — герцог Альбемарль.

Белая эскадра

Командующий — адмирал сэр Джордж Эскью.

Дивизия авангарда

Командующий — Вице-адмирал сэр Вильям Бёркли.

• Swiftsure Flagship
• John and Thomas Henry Dawes

Дивизия центра

Командующий — адмирал Сэр Джордж Эскью.

• Royal Prince Flagship (Captured and Burnt)

Дивизия арьергарда

Командующий — Контр-адмирал сэр Джон Гарман.

• Henry Flagship

Корабли, чьё размещение по эскадрам не известно

• Essex 58
• Victory 80
• Clove Tree 64
• Convertine54
• Black Bull40
• Spread Eagle
• Little Katherine
• Seven Oaks
• Anne Yacht Left damaged at end of the first day
• Bristol48 Left damaged at end of the first day
• Baltimore Left damaged at end of the first day
• Unicorn Mark Harrison
• Paul
• Assistance
• Centurion
• Hampshire
• Kentish
• Portland
• Providence
• Rainbow
• Royal Oak Joseph Jordan
• Saint George
• Triumph
• Vanguard
• Gloucester 58
• Rupert 66

Голландский флот

Командующий — лейтенант-адмирал Михаэль де Рюйтер.

• Zeven Provinciën, 80 пушек. Командир — Cpt Jan Jacobszoon Nes de Oude Boer Jaep

(R) Flagship

• Dordrecht, 44 пушки. Командир — Philips van Almonde (R)
• Groot Hollandia, 64 пушки. Командир — Laurens Davidszoon van Convert (R)
• Klein Hollandia, 54 пушки. Командир — Evert van Gelder (R)
• Gelderland, 64 пушки. Командир — Willem Josef Baron van Ghent (R)
• Ridderschap van Holland, 66 пушек. Командир — Jan Evertszoon de Liefde (R) Vice-Admiral
• DNS Eendracht, 76 пушек. Командир — Cornelis de Liefde (R) lt-adm Aert van Nes
• Delft, 62 пушки. Командир — Laurens Kerseboom (R) Schout-bij-Nacht Jan Janszoon van Nes
• Wassenaer, 56 пушек. Командир — Ruth Maximiliaan (R)
• DNS Hollandia, 80 пушек. Командир — Hendrik Hondius (A) lt-adm Cornelis Tromp
• DNS Westfriesland, 78 пушек. Командир — Jan Corneliszoon Meppel (NQ)
• Pacificatie, 73 пушки. Командир — Volckert Schram (NQ)
• DNS Wapen van Enkhuisen, 72 пушки. Командир — Egbert Pieterszoon Quispel

(NQ) Schout-bij-Nacht Frederik Stachouwer

• DNS Reigersbergen, 72 пушки. Командир — Hendrik Adrianszoon (A)
• DNS Gouda, 72 пушки. Командир — Jacob Philips (A) SbN Isaac Sweers
• DNS Liefde, 68 пушек. Командир — Pieter Salomonszoon (A)
• Spieghel, 68 пушек. Командир — Pieter Thomaszoon de Sitter (A) Vice-Adm Abraham van der Hulst, killed in battle
• Vrijheid, 60 пушек. Командир — Jan van Amstel (A)
• Zon, 44 пушки. Командир — Floris Floriszoon Bloem (A)
• Vrede, 46 пушек. Командир — Jan du Bois (A)
• Dom van Utrecht, 46 пушек. Командир — Jacob Willemszoon Broeder (A)
• Huis Tijdverdrijf, 60 пушек. Командир — Thomas Fabricius (A)
• Wapen van Utrecht, 66 пушек. Командир — Hendrick Gotskens (A)
• Kalandsoog, 70 пушек. Командир — Jan de Haan (A)
• Zuiderhuis, 50 пушек. Командир — Cornelis van Hogenhoeck (A)
• Raadhuis van Haarlem, 46 пушек. Командир — Jan de Jonge (A)
• Geloof, 68 пушек. Командир — Nicolaes Marrevelt (A)
• Amsterdam, 60 пушек. Командир — Jacob van Meeuwen (A)
• Haarlem, 42 пушек. Командир — Pieter Middelandt (A)
• Stad en Lande, 60 пушек. Командир — Hugo van Nieuwenhof (A)
• Huis te Kruiningen, 60 пушек. Командир — Francois Palm (A)
• Stavoren, 46 пушек. Командир — Jacob Pauw (A)
• Gouda, 46 пушек. Командир — Dirck Schey (A)
• Gouden Leeuw, 50 пушек. Командир — Enno Doedes Star (A)
• Kampen, 46 пушек. Командир — Michiel Suis (A)
• Deventer 66 Jacob Andrieszoon Swart

(A)

• Provincie van Utrecht 46 Jacob Corneliszoon Swart

(A)

• Harderwijk 44 Thomas Tobiaszoon

(A)

• Duivenvoorde 46 Otto van Treslong

(A)

• Landman 46 Pieter Janszoon Uyttenhout

(A)

• Jaarsveld 46 Joost Verschuur

(A)

• Tromp 46 Hendrik van Vollenhoven

(A)

• Wakende Boei 46 Hendrik Vroom

(A)

• Haarlem 44 Wouter Wijngaarden

(A)

• Beschermer 54 Willem van der Zaan

(A)

• Kleine Harder 34 Jan Davidszoon Bondt

(A)

• IJlst 34 Jacob Dirkszoon Boom

(A)

• Asperen 34 Jan Gijselszoon van Lier

(A)

• Overijssel 34 Arend Simonszoon Vader

(A)

• Fortuijn 0 Rein Pieterszoon Mars

(A) Fireship

• Kat Hendrik Dirkszoon Boekhoven

(A) Fireship

• Wapen van Engeland Hendrik Hendrikszoon

(A) Fireship

• Wapen van Utrecht 36 Eland du Bois

(R)

• Kwartier van Nijmegen 34 Willem Broudewijnszoon van Eyk

(R)

• Gorichem 34 Huybert Jacobszoon Huygen

(R)

• Harderwijk 32 Nicolaas Naalhout

(R)

• Prinses Louise 34 Frans van Nijdek

(R)

• Schiedam 22 Jacob Pieterszoon Swart

(R)

• Lopende Hert 8 Dirk de Munnik

(R) Yacht

• Swol 18 Pieter Wijnbergen

(R) Yacht

• Rotterdam 6 Jan van Brakel

(R) Fireship

• Gouden Ruiter 2 Jan Broerszoon Vermeulen

(R) Fireship

• Sint Paulus Barend Volckertszoon

(R) Fireship

• Drie Helden Davids 48 Adriaan Teding van Berckhout

(NQ)

• Hollandsche Tuijn 56 Jan Crook

(NQ)

• Jozua 54 (NQ) Schout-bij-Nacht Govert Albertszoon 't Hoen
• Gelderland 56 Johan Belgicus, Graaf van Hoorn

(NQ)

• Jonge Prins 66 Adriaan Dirckszoon Houttuijn

(NQ)

• Caleb 50 Cornelis Victol

(NQ)

• Wapen van Nassau 60 David Vlugh

(NQ)

• Noorderkwartier 60 Pieter Claeszoon Wijnbergen

(NQ)

• Tholen 60 Pieter de Mauregnault

(Z) Vice-Adm Adriaan Banckert

• Hof van Zeeland 58 Simon Block

(Z)

• Dordrecht 50 Adriaan van Cruiningen

(Z)

• Zierikzee 60 (Z) Schout-bij-Nacht Cornelis Evertsen de Jonge
• Walcheren 70 Cornelis Evertsen de Jongste

(Z) Lt-Admiral Cornelis Evertsen de Oude

• Ter Veere 50 Adriaan de Haaze

(Z)

• Vlissingen 50 Jan Matthijssen

(Z)

• Middelburg 50 Jacob Adriaanszoon Penssen

(Z)

• Utrecht 50 Jan Pieterszoon Tant

(Z)

• Zeelandia 36 Abraham Crijnssen

(Z)

• Delft 36 Dirck Jacobszoon Kiela

(Z)

• Schakerloo 30 Jan Krijnssen

(Z)

• Zeeridder 36 Willem Mariniszoon

(Z)

• Dishoek 6 Gilles Geleynszoon

(Z) Yacht

• Zouteland 6 Klaas Reinierszoon

(Z) Yacht

• Oost-Souburg 6 Frans Roys

(Z) Yacht

• West-Souburg 6 Daniel Verdiest

(Z) Yacht

• Vrijheid 2 Engel Adriaanszoon

(Z) Fireship

• Hoop 6 Willem Meerman

(Z) Fireship

• Westergo 56 Wytze Johannes Beyma

(F)

• Prins Hendrik Casimir 72 Sijmon Fockes

(F) Schout-bij-Nacht Hendrik Bruynsveld

• Stad en Lande 52 Joost Hermanszoon Clant

(F)

• Groningen 72 Jacob Marion

(F) Vice-Adm Rudolf Coenders

• Prinses Albertina 50 Joost Michielszoon Cuyck

(F)

• Omlandia 48 Christiaan Ebelszoon Uma

(F)

• Oostergo 60 Jan Janszoon Vijselaer

(F)

• Elf Steden 54 Barend Hiddes de Vries

(F)

• Groot Frisia 72 Ide Hilkeszoon Colaart

(F) Lt-Admiral Tjerk Hiddes de Vries

• Klein Frisia 38 Jan Pieterszoon Vinckelbos

(F)

• Rob 2 Roelof Janszoon de Rob

(F) Fireship

Корабли, потерянные в ходе сражения

Английские

• Prince Royal, 100 пушек, 1432 тонны, 600 человек. Сожжён 3 июня (На момент сражения имел 92 пуш.)
• Swiftsure, 64 пушки, 860 тонн, 380 человек. Захвачен.
• Essex, 60 пушек, 652 тонны, 260 человек. Захвачен.
• Black Bull, 36 пушек, 480 тонн, 160 человек. Захвачен 4 июня
• Black Spred Eagle, 44 пушки, 307 тонн, 180 человек. Захвачен 2 июня
• Clove Tree, 62 пушки, 700 тонн, 250 человек. Захвачен 4 июня
• Seven Oakes, 52 пушки, 684 тонны, 190 человек. Захвачен 2 июня
• Convertine, 42 пушки, 379 тонн, 190 человек. Захвачен 2 июня
• St. Paul, 48 пушек, 291 тонна, 160 человек. Сожжён.
• Greyhound, 6 пушек, 224 тонны, 45 человек. Сожжён.
• Happy Entrance, 6 пушек, 233 тонны, 35 человек. Сожжён.
• Hound, 8 пушек, 206 тонн, 45 человек. Сожжён.
• Litle Unicorn, 4 пушки, 185 тонн, 40 человек. Сожжён.
• Spred Eagle, 6 пушек, 240 тонн, 40 человек. Сожжён
• Young Prince, 8 пушек, 375 тонн, 50 человек. Сожжён.

Итого на кораблях находилось: 546 пушек, 2620 человек.

Ссылки

• Fox, Frank L., A Distant Storm: The Four Days' Battle of 1666, Rotherfield, 1996. ISBN 0-948864-29-X.
• Van Foreest, HA, Weber, REJ, De Vierdaagse Zeeslag 11-14 June 1666, Amsterdam, 1984.

Отрывок, характеризующий Четырёхдневное сражение

Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.