Чеханков, Фёдор Яковлевич

Фёдор Чеханков
Имя при рождении:	Фёдор Яковлевич Вайнштейн
Место рождения:	Челябинск, РСФСР, СССР
Место смерти:	Москва, Россия
Профессия:	актёр
Гражданство:	СССР СССР → Россия Россия
Годы активности:	1961—2012
Театр:	ЦАТРА
Награды:

Фёдор Я́ковлевич Чеханко́в (21 сентября 1939, Челябинск — 1 августа 2012, Москва) — советский и российский актёр театра и кино. Народный артист РСФСР (1991).

Биография

Фёдор Чеханков (Вайнштейн) родился 21 сентября 1939 года в Челябинске. Мать, Валентина Авраамовна Чеханкова (23 февраля 1917—1987) — актриса Ярославского театра юного зрителя, позже областного Орловского драматического театра. Отец, Яков Файбышевич Вайнштейн (1906, Приворотье Подольской губернии — 1942, пропал без вести на фронте), — полковник, полковой комиссар, состоял на партийной работе и до войны служил начальником Управления культуры Ярославля. Перед самой войной отца направили на работу в Ригу — начальником политорганов Прибалтийского военного округа.

В 1961 году окончил Театральное училище им. М. С. Щепкина (курс В. Н. Пашенной).

С 1961 года — актёр Центрального театра Советской армии (с 1993 года театр Российской Армии).

С 1971 по 1979 год — ведущий музыкальных ТВ-передач «Артлото» (с Жанной Горощеней, затем с Людмилой Сенчиной) и «Вас приглашает оперетта…».

Много выступал на эстраде, любил жанр оперетты и очень хотел служить артистом в Московском театре оперетты. Нет сомнений, что он украсил бы эту сцену на долгие годы и гораздо органичнее вписался бы именно в оперетту, нежели на сцену Театра Армии. Однако тогдашнее руководство театра Чеханкова не приняло (он несколько раз в разные годы пытался "подать себя" руководству, но всё тщетно), так как считало его недостаточным вокалистом. У Федора Чеханкова было прекрасное актерское образование, в оперетту же тогда набирали только вокалистов, с музыкальным вокальным образованием и опытом работы именно по этой части. Однако в оперетте не всегда были одни лишь вокалисты. Например, знаменитый Г.Я.Ярон. Там было много таких, без особых вокальных данных, но зато с яркой индивидуальностью, пластичностью, танцующих, подпевающих, солирующих, кумиров публики. Да и пел Чеханков весьма неплохо, пусть и не в классической оперной манере. Примерно таким и представлял себя в разные годы Федор Чеханков, всю жизнь мечтая об артистической карьере в Театре оперетты. Но судьба оставила его там, где он прослужил всю жизнь.

В 1997 году выпустил компакт-диск «Грустить не надо», в 2001 — компакт-диск «Память сердца». Автор книги «Моя дырявая память» (2003).

Скончался в Москве 1 августа 2012 года. После кремации урна с прахом захоронена в могилу матери на Ваганьковском кладбище (28 участок).

Творчество

Театральные работы

Орловский драматический театр

• «Анна Каренина» — Серёжа Каренин

ЦАТРА

• «Сватовство майора» — Порохов
• «Душа солдата» — Сержант Дым
• «Шоссе на Большую Медведицу» (Семёнов Ю. С.) — Артем Грибков
• «Конец» (Шатров М. Ф.) — Доктор Геббельс
• «Когда танцуют розы» — Велосипедист
• «Лес» — Алексей Буланов
• «Человек для любой поры» (Болт Р.) — Генрих VIII
• «Идиот» — Ганя Иволгин
• «Учитель танцев» (Лопе де Вега) — Альдемаро
• «Смерть Иоанна Грозного» (Толстого А. К.) — Фёдор
• «Есть у моря свои законы» (Чертков Е.) — Зеленчук
• «Укрощение строптивой» — Люченцо
• «Солдат и Ева» (Борисова Е.) — Солдат
• «Парочка комедиантов» (Гордон Дж.) — Ник Барбер
• «Шлюк и Яу» (Гауптман Г.) — Шлюк
• «Боже, храни короля!» (Моэм С.) — Сидней
• «Осенняя кампания 1799 года» — князь Константин Павлович
• «Контракт на убийство» (Мрожек С.) — Морис
• «Ваша сестра и пленница…» (Разумовская Л.) — Генри Дарнлей
• «Ужасные родители» (Кокто Ж.) — Мишель
• «Условия диктует леди» (Элис Э., Риз Р.) — Дункан Макфи
• «Любовь дона Перлимплина» (Лорка Ф. Г.) — Дон Перлимплин
• «Шинель» (Гоголь Н. В.) — Акакий Башмачкин

Роли в кино

• 1961 — Командировка — эпизод (нет в титрах)
• 1963 — Человек, который сомневается — Игорь
• 1964 — Лушка — Фёдор
• 1967 — Там, где длинная зима — Генка Пушкин
• 1974 — Бенефис Сергея Мартинсона
• 1976 — Ансамбль неудачников  — абитуриент
• 1982 — Праздник оперетты — американец
• 1983 — Карамболина-Карамболетта — Простак
• 1983 — Любовью за любовь — Борачио
• 1983 — Понедельник — день тяжёлый — Мартышкин
• 1989 — Как в старом кино
• 2000 — Игра в любовь
• 2003 — Ключ от спальни — слуга Захарыч
• 2006 — Андерсен. Жизнь без любви — Бурнонвиль

Вокал

• 1973 — Жили три холостяка

Участие в фильмах

• 2008 — «Владимир Зельдин. Влюбленный Дон Кихот»

Телепрограммы

• 1971—1979 — Артлото, ведущий программы

Книги

• Чеханков Ф. Я. Моя дырявая память / Под ред. Б. М. Поюровского. — 2-е изд., испр., доп. — М.: АСТ-Пресс книга, 2012. — 368 с., ил. — (Выдающиеся мастера). — ISBN 978-5-462-01270-9

Признание и награды

• Заслуженный артист РСФСР (15 февраля 1978)
• Народный артист РСФСР (13 мая 1991)
• Орден Почёта (1999 год)
• Орден Дружбы (2005 год)
• Орден «За заслуги перед Отечеством» IV степени (2009 год)

Ссылки

• [chehankov.ucoz.ru Сайт о Фёдоре Чеханкове]
• [ruskino.ru/art/5175 Фёдор Чеханков на сайте «RUSKINO.RU»]
• [www.kinocross.ru/articles/13-03-2010-3 Фёдор Чеханков о дружбе с Андреем Мироновым]

Отрывок, характеризующий Чеханков, Фёдор Яковлевич

Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.