Богемия

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Чехия (историческая область)»)
Перейти к: навигация, поиск

Богемия (чеш. Čechy, нем. BöhmenБёмен, от лат. Boiohaemum, Bohemia, родина бойев) — историческая область в Центральной Европе, занимающая западную половину современного государства Чехия.





Географическое положение

В настоящее время Богемия наряду с Моравией и Чешской Силезией входит в состав Чешской республики.

Площадь — 52 750 км². Граничит на севере и юго-западе с Германией, на северо-востоке — с Польшей, на востоке — с Моравией, а на юге — с Австрией. Население Богемии составляет около 6,25 миллионов человек.

Территория Богемии с четырёх сторон окружена горами:

На юго-западе — горный массив Богемский лес (Шумава) (граница с Австрией (горы Мюльфиртель) и Баварией)

На северо-западе — Рудные горы (граница с Саксонией)

На севере и северо-востоке — горы Судеты (граница с Верхней Лужицей и Силезией)

На востоке и на юге — Чешско-Моравская возвышенность (граница с Моравией и с горами Вальдфиртель)

Тем самым образуется природный ландшафт, ограниченный водоразделами бассейнов рек Влтавы (Молдавы) и Лабы (Эльбы) (до границы с Германией). В Лабу впадает также Огрже (Эгер), чьи истоки находятся во Франконии (в горах Фихтель). Таким образом, южные границы Чехии имеют свою часть в главном европейском водоразделе. Бассейны Дуная и Одера занимают только 6,4 % территории области (3 184 км²), тогда как главную часть занимает бассейн Эльбы (48 772 км²).

Самые высокие горы Чехии это: Энгельхейзер (713 м), Бугберг (591 м), Георгенберг (455 м), Токберг (853 м), Тршемчинберг (822м), Кубаны (1358 м).

Административное деление

Современным границам Богемии уже более 1000 лет, только Эгерланд присоединен в позднем Средневековье.

Богемия занимает две трети территории Чешской республики.

На территории Богемии полностью расположены административно-территориальные единицы Чешской Республики — Пражский столичный край, Среднечешский край, Пльзеньский край, Карловарский край, Устецкий край, Либерецкий край и Краловеградецкий край, а также большая часть Пардубицкого края, около половины территории края Высочина и один населённый пункт Южноморавского края.

Основными городами являются Прага, Пльзень, Либерец, Усти над Лабем, Ческе-Будейовице и Градец-Кралове.

История

Устаревшее название исторической Чехии — Богемия — происходит от названия кельтских племён бойев, населявших эту территорию в течение нескольких веков и позднее вытесненных другими племенами. В 15261918 — «Богемия» — официальное название Чехии (без Моравии) как части Габсбургской империи (Австро-Венгрии).

Термин Богемия также ранее использовался в российской историографии для обозначения исторической области Чехия и Чешского государства в Средние века, а также (вместе с понятиями Моравия и Чешская Силезия) иногда используется в регионоведении современной Чехии.

Культура Чехии

Покровителем и национальным святым Чехии является святой Вацлав.

Богемия была регионом, в котором религиозные и этнические контрасты были тесно переплетены друг с другом. Таким образом, богемская культура являлась синтезом немецкой, чешской и еврейской культур. Такие писатели, как Адальберт Штифтер, Райнер Мария Рильке, Ярослав Гашек, Франц Кафка, Карел Чапек, Франц Верфель и Фридрих Торберг, или композиторы Бедржих Сметана, Антонин Дворжак, Леош Яначек, Густав Малер, Богуслав Мартину, Франтишек Правда и Виктор Ульман черпали своё вдохновение в богатых культурных традициях страны. Газета на немецком языке «Tagblatt» (рус. Ежедневный вестник) считалась одной из лучших газет своего времени. Яркая природа и история Богемии описывается в романе Жорж Санд «Консуэло».

Влияние чешской культуры, в особенности на Австрию, не ограничивалось только искусством и литературой. Так австрийская кухня заимствовала множество чешских блюд. На весь мир славится и чешское пиво. Типичными блюдами чешской кухни являются кнедлики, гуляши и сладкие мучные блюда.

Хорошо известно в нашей стране также богемское стекло или чешское стекло. Изделия из чешского хрусталя и бижутерия являются неотъемлемой частью индустрии туризма. Нельзя не упомянуть о скаковых лошадях Кински, редкой породе лошадей, разводимой в Чехии с 1838 года графом Октавианом Кински.

Примечательные факты

См. также


Напишите отзыв о статье "Богемия"

Отрывок, характеризующий Богемия

– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.