Чехов, Михаил Павлович

Михаил Павлович Чехов
Михаил Чехов в Мелихово, 1892 год
Место рождения:	Таганрог
Место смерти:	Ялта

Михаил Павлович Чехов (6 октября 1865, Таганрог — 14 ноября 1936, Ялта) — русский писатель, театральный критик. Младший брат и биограф Антона Павловича Чехова.

Ранние годы и служба

Родился в 1865 году в Таганроге. Окончил первый класс Таганрогской мужской гимназии. В 11 лет определился во 2-ю московскую гимназию. Переписывал произведения брата, ходил по редакциям юмористических журналов и газет. Окончил курс на Юридическом факультете Московского университета (1885—1890). Курсовая «О договорах Олега, Игоря и Святослава с греками» (1889).

Служил податным инспектором в Ефремове и Алексине (1890—1892), Серпухове (1892—1894), Угличе (1894—1898). В 1891 году напечатал в «Вестнике иностранной литературы» свой перевод повести Уйды «Дождливый июнь». Первой книгой Михаила Чехова стал словарь для сельских хозяев «Закром», вышедший в 1894 году (второе издание под названием «Полная чаша» появилось в 1907 году). В Угличе Михаил Павлович был режиссёром, сценаристом, актёром и декоратором самодеятельной театральной труппы. В 1896 году познакомился с Ольгой Германовной Владыкиной, служившей гувернанткой у местного фабриканта; вскоре они поженились; дочь Евгения (1898) — певица, сын Сергей (1901) — художник.

В 1898 году назначен начальником отделения Ярославской казённой палаты. Часто посещал театр, его статьи и театральные рецензии печатались в местной прессе, затем и в столичном журнале «Театр и искусство». Служба ему не нравилась, а он не нравился сослуживцам и в 1901 году ему предложили подать в отставку или перевестись в другой город.

1900-е — 1920-е

Переехал в Петербург, назначен заведующим книжной торговлей на железных дорогах. В начале 1900-х годов напечатал ряд рассказов в газете «Новое время», однако ему не нравилась политика её редакции и с 1903 года он стал издавать собственный журнал «Европейская библиотека», но денег хватило только на несколько номеров. Его статьи, рассказы, юмористические произведения и очерки по общим вопросам печатались в «Свете и тенях», «Новостях дня», «Будильнике», «Русском сатирическом листке» и др. за подписями М. Б-ский, М. Ч., Максим Холява, Капитан Кук. Написал несколько драматических произведений («Голубой бант», «Хоть ложись, да умирай», «За 20 минут до звонка» и др.). В 1904 году был издан сборник «Очерки и рассказы» и вышла отдельным изданием повесть «Синий чулок», в 1905 году — повесть «Сироты». В 1910 году появился сборник рассказов «Свирель». Второе издание «Очерков и рассказов» по представлению почётного академика А. Ф. Кони получило Пушкинскую премию Академии наук (почётный отзыв).

С 1907 по 1917 год издаёт и редактирует, будучи и почти единственным автором, детский журнал «Золотое детство», выходивший два раза в месяц; значительное место в журнале занимают рассказы о природе и о животных. С 1914 года редакция журнала располагалась в «доме Бенуа», в котором М. П. Чехов проживал в эти годы. Под маркой «Золотого детства» в 1913 году в составе сборника «Английские сказки» вышел анонимный перевод «Алисы в стране чудес» Льюиса Кэррола («Алиса въ волшебной стране»); с большой долей вероятности переводчиком был сам Чехов.

Деятельно сотрудничал в «Детском чтении», «Детском отдыхе», «Друге детей», под псевдонимом М. Богемский. В 1920-х годах вышло в свет несколько книжек его рассказов для детей (под псевдонимами К. Треплев и С. Вершинин).

В 1920-е напечатал более десяти томов своих переводов с французского и английского языков (сочинения д’Эсма, Кервуда, Кеннеди).

«Брат своего брата»

Первый биограф своего знаменитого брата. В 1905 году на годовщину его смерти в «Ежемесячном журнале для всех» были опубликованы воспоминания о нём, новые их части публиковались в 1906 (там же), 1907 («Новое слово»). В 1911—1916 годах вместе с сестрой Марией Павловной работал над изданием шеститомного собрания писем А. П. Чехова, написал к нему биографические очерки. В 1923 году вышла его книга «Антон Чехов и его сюжеты». В 1924 году была напечатана книга «Антон Чехов, театр, актёры и „Татьяна Репина“». Принимал участие в работе музея Чехова в Москве. В 1930 году опубликованы воспоминания «Антон Чехов на каникулах». Принял участие в подготовке к публикации в 1930 году тома неизданных писем брата.

В 1926 году заболел грудной жабой и окончательно переехал в Ялту, где работал до самой смерти вместе с сестрой в доме-музее А. П. Чехова: вёл отчетность, работал научным сотрудником, а потом консультантом, описал личную библиотеку брата. Написал пьесу «Дуэль» по повести А. П. Чехова и киносценарий «Дело Петрашевского». В 1929 году был принят в члены Всероссийского союза писателей. В 1929 году пишет книгу «Вокруг Чехова», изданную в 1933 году — её называли «чеховской энциклопедией». В 1932 году ему была назначена персональная пенсия. В 1935 году была напечатана статья Михаила Павловича «Предки Антона Чехова со стороны матери». Последним его трудом был мемориальный каталог музея с подробной историей каждого экспоната (издан в 1937).

Умер в Ялте 14 ноября 1936 года после тяжёлой болезни. Был похоронен там же, на Ауткинском кладбище, рядом с матерью.

Некоторые публикации

• Закром. Словарь для сельских хозяев. — М.: Издание редакции журнала «Русская мысль», 1895. — 235 с.
• [chehov.niv.ru/chehov/vospominaniya/chehov-na-kanikulah.htm Антон Чехов на каникулах]
• Антон Чехов и его сюжеты. М., 1924
• Вокруг Чехова. М., 1935.
• [az.lib.ru/c/chehow_m_p/text_0050.shtml Вокруг Чехова. Встречи и впечатления]. — М.: Московский рабочий, 1960. — 352 с. — 75 000 экз.
• Свирель. Повести, рассказы, очерки. — М.: Московский рабочий, 1969. — 398 с. — 100 000 экз.

Источники

• Балабанович Е. З. Книга «Вокруг Чехова» и её автор // Чехов М. П. [az.lib.ru/c/chehow_m_p/text_0050.shtml Вокруг Чехова. Встречи и впечатления]. — М.: Московский рабочий, 1960. — 352 с. — 75 000 экз.
• Чехов, Михаил Павлович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Кони А. Ф. [dlib.rsl.ru/rsl01004000000/rsl01004824000/rsl01004824382/rsl01004824382.pdf "Очерки и рассказы" М. П. Чехова]. - Санкт-Петербург, 1908.

Отрывок, характеризующий Чехов, Михаил Павлович

С этою целью понемногу переформировался штаб, и вся существенная сила штаба Кутузова была уничтожена и перенесена к государю. Толь, Коновницын, Ермолов – получили другие назначения. Все громко говорили, что фельдмаршал стал очень слаб и расстроен здоровьем.
Ему надо было быть слабым здоровьем, для того чтобы передать свое место тому, кто заступал его. И действительно, здоровье его было слабо.
Как естественно, и просто, и постепенно явился Кутузов из Турции в казенную палату Петербурга собирать ополчение и потом в армию, именно тогда, когда он был необходим, точно так же естественно, постепенно и просто теперь, когда роль Кутузова была сыграна, на место его явился новый, требовавшийся деятель.
Война 1812 го года, кроме своего дорогого русскому сердцу народного значения, должна была иметь другое – европейское.
За движением народов с запада на восток должно было последовать движение народов с востока на запад, и для этой новой войны нужен был новый деятель, имеющий другие, чем Кутузов, свойства, взгляды, движимый другими побуждениями.
Александр Первый для движения народов с востока на запад и для восстановления границ народов был так же необходим, как необходим был Кутузов для спасения и славы России.
Кутузов не понимал того, что значило Европа, равновесие, Наполеон. Он не мог понимать этого. Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер.


Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал больным в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все таки выздоровел.
Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.
Во время своего выздоровления Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но во сне он еще долго видел себя все в тех же условиях плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из плена: смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.
Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!
То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.
Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру, – не веру в какие нибудь правила, или слова, или мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого бога. Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. Он в плену узнал, что бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне вселенной. Он испытывал чувство человека, нашедшего искомое у себя под ногами, тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя. Он всю жизнь свою смотрел туда куда то, поверх голов окружающих людей, а надо было не напрягать глаз, а только смотреть перед собой.
Он не умел видеть прежде великого, непостижимого и бесконечного ни в чем. Он только чувствовал, что оно должно быть где то, и искал его. Во всем близком, понятном он видел одно ограниченное, мелкое, житейское, бессмысленное. Он вооружался умственной зрительной трубой и смотрел в даль, туда, где это мелкое, житейское, скрываясь в тумане дали, казалось ему великим и бесконечным оттого только, что оно было неясно видимо. Таким ему представлялась европейская жизнь, политика, масонство, философия, филантропия. Но и тогда, в те минуты, которые он считал своей слабостью, ум его проникал и в эту даль, и там он видел то же мелкое, житейское, бессмысленное. Теперь же он выучился видеть великое, вечное и бесконечное во всем, и потому естественно, чтобы видеть его, чтобы наслаждаться его созерцанием, он бросил трубу, в которую смотрел до сих пор через головы людей, и радостно созерцал вокруг себя вечно изменяющуюся, вечно великую, непостижимую и бесконечную жизнь. И чем ближе он смотрел, тем больше он был спокоен и счастлив. Прежде разрушавший все его умственные постройки страшный вопрос: зачем? теперь для него не существовал. Теперь на этот вопрос – зачем? в душе его всегда готов был простой ответ: затем, что есть бог, тот бог, без воли которого не спадет волос с головы человека.


Пьер почти не изменился в своих внешних приемах. На вид он был точно таким же, каким он был прежде. Так же, как и прежде, он был рассеян и казался занятым не тем, что было перед глазами, а чем то своим, особенным. Разница между прежним и теперешним его состоянием состояла в том, что прежде, когда он забывал то, что было перед ним, то, что ему говорили, он, страдальчески сморщивши лоб, как будто пытался и не мог разглядеть чего то, далеко отстоящего от него. Теперь он так же забывал то, что ему говорили, и то, что было перед ним; но теперь с чуть заметной, как будто насмешливой, улыбкой он всматривался в то самое, что было перед ним, вслушивался в то, что ему говорили, хотя очевидно видел и слышал что то совсем другое. Прежде он казался хотя и добрым человеком, но несчастным; и потому невольно люди отдалялись от него. Теперь улыбка радости жизни постоянно играла около его рта, и в глазах его светилось участие к людям – вопрос: довольны ли они так же, как и он? И людям приятно было в его присутствии.