Православная церковь Чешских земель и Словакии

Pravoslavná církev v Českých zemích a na Slovensku Православная Церковь Чешских земель и Слова́кии
Кафедральный собор Святых Кирилла и Мефодия в Праге, местонахождение кафедры предстоятеля Чешской церкви
Основная информация
Основатели	Горазд (Павлик)
Автокефалия	1951 год
Признание автокефалии	1998 год
Предстоятель в настоящее время	Ростислав (Гонт), архиепископ Прешовский, Митрополит Чешских земель и Словакии
Центр	Прага, Чехия
Резиденция Предстоятеля	Прешов
Юрисдикция (территория)	Чехия, Словакия
Церковь-мать	Русская православная церковь
Календарь	новоюлианский
Численность
Епархий	4
Приходов	249
Священников	197
Верующих	около 100 000

Правосла́вная Це́рковь Че́шских земе́ль и Слова́кии (чеш. Pravoslavná církev v Českých zemích a na Slovensku, до 1992 года — Чехословацкая православная церковь, чеш. Pravoslavná církev v Československu, встречается употребление словосочетания «Чешская Церковь») — автокефальная поместная православная Церковь, имеющая 14-е место в диптихе автокефальных поместных Церквей. Юрисдикция — Чехия и Словакия.

В 2013 году, в присутствии иерархов РПЦ, митрополитом Чешских земель и Словакии был избран Ростислав (Гонт), архиепископ Прешовский.

История

Основана на территории Великоморавского княжества в 863 году трудами святых равноапостольных Кирилла и Мефодия. Однако после смерти Солунских братьев инициатива перешла к сторонникам латинского обряда. В дальнейшем православие удержалось только в пределах Мукачевской епархии, охватывавшей преимущественно территорию Подкарпатской Руси (нынешняя Закарпатская область Украины). Однако в результате Ужгородской унии 1646 году большинство священнослужителей этой епархии вошли в унию с Католической Церковью.

В XIX веке начали организовываться первые сообщества православных. В 1903 году в Праге возникло общество «Православная беседа». В 1920 году благодаря сербской инициативе в Карпатах снова возникли православные приходы в юрисдикции Сербской православной церкви.

В период между Первой и Второй мировыми войнами на территории Чехословакии существовали православные приходы нескольких юрисдикций. Наиболее многочисленной была группа, подчинявшаяся Сербской Православной Церкви.

25 сентября 1921 года патриарх Димитрий хиротонисал Горазда Павлика в епископы Чешско-Моравские.

В 1929 году СПЦ создала в Чехословакии две епархии — Чешскую с центром в Праге и Мукачевско-Прешевскую с центром в Мукачеве.

В 1942 году епископ Горазд и несколько клириков за укрывание убийц Рейнхарда Гейдриха были расстреляны. Чешская Православная Церковь была запрещена, её имущество конфисковано, храмы закрыты, духовенство подвергнуто арестам и заключениям.

После войны в 1946 году Чехословацкая Православная Церковь перешла от сербской юрисдикции под юрисдикцию Московского Патриархата и была организована в экзархат. Окончательным решением юрисдикционного вопроса можно считать определение Священного Синода СПЦ от 15 мая 1948 года.

После закрытия Обители преподобного Иова Почаевского в Ладомировой в 1946 году в Чехословакии не осталось ни одного православного монастыря.

14 ноября 1948 года была основана духовная семинария в Карловых Варах. В следующем году она была переведена в Прагу.

7 декабря 1949 года решением епархиального собрания, состоявшегося в Праге, Чешская православная епархия была разделена на две самостоятельные епархии: Пражскую и Оломоуцко-Брненскую.

30 января 1950 года Совет Министров СССР в секретном постановлении продекларировал необходимость предоставления независимости (автокефалии) Православной Церкви в Чехословакии.

28 апреля 1950 года в Пряшеве под давлением властей был созван собор греко-католического духовенства и верующих, который объявил об отмене Ужгородской унии 1646 и 1649 годов и о воссоединении с Православной Церковью. В связи с увеличением паствы на территории Словакии были созданы две епархии — Прешевская во главе с епископом Алексием (Дехтярёвым) и Михайловская во главе с епископом Александром (Михаличем).

В том же году году Семинария была преобразована в Православный богословский факультет и перенесена в Словакию в город Прешов, в связи с чем проблема духовного просвещения бывших греко-католиков стала особенно актуальной.

8 октября 1951 года Патриарх Алексий I и Священный Синод по просьбе Собора архиереев Православной Церкви в Чехословакии дали предварительное согласие на автокефалию последней.

23 ноября 1951 года от лица Святейшего Патриарха и всего Архиерейского Собора Русской Православной Церкви, в Патриархии был подписан Акт о даровании автокефалии Чехословацкой Православной Церкви. Однако Константинопольский Патриархат этой автокефалии не признал, считая, что Русская Церковь не имела право на её дарование, так как со времен святых Кирилла и Мефодия Чешская Церковь находилась в юрисдикции Константинопольского Патриарха.

В 1968 году в ходе Пражской весны была легализована Грекокатолическая Церковь. Данный факт вкупе с массовым недовольством вторжением советских войск, учитывая что православие в массовом сознании ассоциировалось прежде всего с Россией, привёл к массовому переходу в унию числившихся православными многих верующих Восточной Словакии.

По переписи 1991 года на территории Чехии и Словакии проживало около 53 тысяч православных верующих — около 0,34 % из 15,6 миллионного населения. Большинство на территории Словакии.

В связи с прогнозируемым распадом Чешской и Словацкой Федеративной Республики Поместный Собор Чехословацкой Православной Церкви, состоявшийся 11—12 декабря в Прешове, высказался за сохранение единой автокефальной Церкви, распространяющей свою юрисдикцию на территории Чехии и Словакии. Однако по политическим причинам было принято решение о переименовании Церкви в Православную Церковь в Чешских землях и Словакии. Тогда же был принят новый Устав, согласно которому единый Митрополичий совет был разделен на два самостоятельных органа — Митрополичий совет Чешских земель в Праге и Митрополичий совет Словакии в Прешове, а предстоятелем Церкви мог быть избран как архиепископ Пражский, так и архиепископ Прешовский. Едиными для всей Церкви остались Священный Синод и Поместный Собор. Прешовский Собор 1992 года принял решение о канонизации моравского князя Ростислава, инициатора кирилло-мефодиевской миссии среди славян. Торжества по случаю канонизации проходили 29—30 октября 1994 года в Прешове и Брно.

27 августа 1998 года Константинопольским Патриархатом, не признававшим до этого автокефального статуса Чехословацкой церкви, был издан «Патриарший и Синодальный Томос о даровании автокефалии святой Православной церкви в Чешских землях и Словакии», который рассматривался современными чешскими канонистами как акт признания Константинополем уже существовавшей ранее автокефалии, полученной в 1951 году от Русской православной церкви. Фактически автокефалия патриарха Варфоломея обозначала признание ранее сложившегося status quo, «ибо невозможно даровать то, чем уже обладает тот, кому преподносится мнимый дар». В послании Константинопольского Патриарха Варфоломея, составленном 25 июля 1998 г., говорится о том, что «получение Чехословацкой Церковью в 1951 г. автокефалии от Русской Церкви было единственной возможностью для выживания в коммунистическом окружении». Таким образом, в этом письме не оспаривается очевидный факт дарования Чехословацкой Церкви автокефалии Русской Церковью — дарования, продиктованного материнской заботой о её выживании. Однако, в марте 2012 года, Константинопольский патриарх направил митрополиту Христофору (Пулец) свой протест по поводу произошедшего празднования в декабре 2011 года 60-летия автокефалии как незаконного, в связи с чем митрополит Христофор принёс Константинопольскому патриарху свои объяснения. Они сводились к тому, что никакого празднования 60-летия автокефалии не было, и об автокефалии, полученной от Русской Православной Церковью в 1951 году, говорил с амвона только представитель Московского Патриархата.

По переписи 2001 года в Словакии насчитывалось 50 363 верующих, православные наиболее многочисленны в Прешовском крае (4 % населения, особенно в районах Медзилаборце (29 %), Снина (21,1 %), Свидник (19,8 %)) и Кошицком крае (1,8 % населения). В Чехии насчитывалось 23053 православных верующих. 4 епархии Церкви объединяли 166 приходов с 184 храмами. Из всех традиционных религиозных объединений Чехии и Словакии Православная Церковь считается Церковью с самым быстрым ростом числа верующих. После кончины митрополита Николая (Коцвара) в 2006 года предстоятелем Церкви становится Христофор (Пулец).

На 2007 год насчитывала 249 приходов (78 в Чехии и 171 в Словакии), окормляемых 197 священниками и диаконами.

По оценкам предстоятеля церкви митрополита Христофора на 2011 год в Чехии и Словакии насчитывается порядка 100 000 православных христиан. Институт монашества очень малочислен. Однако, в последние десятилетия трудами митрополитов Дорофея и Христофора было основано несколько небольших монастырей и скитов.

В 2013 году Предстоятель Чехословацкой церкви митрополит Христофор был вынужден уйти на покой в связи с начавшейся против него кампанией в средствах массовой информации, что положило начало кризису в Православной Церкви Чешских земель и Словакии. До момента избрания нового Предстоятеля местоблюстителем Чехословацкой кафедры был назначен архиепископ Оломоуцкий и Брненский Симеон (Яковлевич). Однако между членами Синода возникли разногласия и, поскольку архиепископ Симеон остался в меньшинстве, он предпринял попытку пригласить на Синод двух архиереев Константинопольской церкви — митрополитов Гальского Эммануила (Адамакиса) и Венского Арсения (Кардамакиса), чтобы уравновесить голоса своих оппонентов.

После того, как архиепископ Симеон заявил о том, что двое константинопольских архиереев будут иметь на Синоде право голосовать, трое остальных членов Синода решили отстранить владыку от должности, избрав на его место архиепископа Прешовского Ростислава (Гонта).

Несмотря на недовольство Константинопольского патриархата и заявления архиепископа Симеона, объявившего всех остальных членов Синода раскольниками, последовавший за этим Поместный Собор Православной Церкви Чешских земель и Словакии поддержал владыку Ростислава и избрал его на кафедру Предстоятеля церкви, что не было признано архиепископом Симеоном, который был поддержан властями Чехии. С митрополитом Ростиславом и поддерживающими его иерархами Константинополь прервал всякое общение.

6 февраля 2015 года в Вене состоялась встреча, в которой помимо владыки Симеона приняли участие архиереи Константинопольского патриархата — митрополиты Галльский Эммануил и Венский Арсений. В ходе встречи было принято решение об архиерейской хиротонии архимандрита Исаии (Сланинки) с целью создания «альтернативного синода» Православной Церкви Чешских земель и Словакии. 22 февраля года в кафедральном соборе в Брно состоялась хиротония викарного епископа Шумперкского Исаии (Сланинки).

Епископат

• Ростислав (Гонт), архиепископ Прешовский, Митрополит Чешских земель и Словакии
• Иоаким (Грди), архиепископ Бероунский
• Михаил (Дандар), архиепископ Пражский
• Симеон (Яковлевич), архиепископ Оломоуцкий и Брненский
• Георгий (Странский), архиепископ Михаловский и Кошицкий
• Исаия (Сланинка), епископ Шумперкский

Предстоятели

• Елевферий (Воронцов) (8 декабря 1951 — 28 ноября 1955)
• Иоанн (Кухтин) (17 мая 1956 — 23 октября 1964)
• Дорофей (Филип) (25 октября 1964 — 30 декабря 1999)
• Николай (Коцвар) (14 апреля 2000 — 30 января 2006)
• Христофор (Пулец) (28 мая 2006 — 12 апреля 2013)
• Симеон (Яковлевич) (12 апреля — 9 декабря 2013), с точки зрения Константинопольского патриархата: с 12 апреля 2013 по 14 января 2016 года в/у, архиеп. Оломоуцко-Брненский
• Ростислав (Гонт) (с 11 января 2014) в/у с 9 декабря 2013 года

См. также

• Храм Святителя Николая в Котельниках — подворье Православной Церкви Чешских земель и Словакии в Москве

Ссылки

• [www.pravoslavnacirkev.cz Пражская епархия — епархия Православной церкви Чешских земель и Словакии]
• [www.ikonapress.info Журнал Икона]
• [www.hlas.pravoslavi.cz Журнал «Голос Православия»]
• Владимир Бурега. [www.pravoslavie.ru/cgi-bin/sykon/client/display.pl?sid=689&did=94 Православная Церковь Чешских земель и Словакии. Исторический экскурс] // Православие.Ru
• [slovari.yandex.ru/~%D0%BA%D0%BD%D0%B8%D0%B3%D0%B8/%D0%A0%D0%B5%D0%BB%D0%B8%D0%B3%D0%B8%D1%8F/%D0%9F%D1%80%D0%B0%D0%B2%D0%BE%D1%81%D0%BB%D0%B0%D0%B2%D0%BD%D0%B0%D1%8F%20%D0%A6%D0%B5%D1%80%D0%BA%D0%BE%D0%B2%D1%8C%20%D0%A7%D0%B5%D1%88%D1%81%D0%BA%D0%B8%D1%85%20%D0%97%D0%B5%D0%BC%D0%B5%D0%BB%D1%8C%20%D0%B8%20%D0%A1%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D0%B0%D0%BA%D0%B8%D0%B8/ Православная Церковь Чешских Земель и Словакии](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2872 дня)) // Энциклопедия «Религия»
• [www.pravoslavni.sk/rus/ Православный приход в Братиславе]
• [www.pccs.ru/ Подворье Православной Церкви Чешских земель и Словакии в Москве]
• [www.bg-znanie.ru/article.php?nid=33541 Чехословацкая Православная Церковь: путь к автокефалии]
• [www.youtube.com/watch?v=YHAQLy3IJDo Православная Чехословакия 1/2] [www.youtube.com/watch?v=bs3OcffuDzQ&feature=related 2/2]

Отрывок, характеризующий Православная церковь Чешских земель и Словакии

Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованной землей, французы убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше.
Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут. Еще менее других знал это гений Наполеона, так как никто ему не приказывал. Но все таки он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки: писались приказы, письма, рапорты, ordre du jour [распорядок дня]; называли друг друга:
«Sire, Mon Cousin, Prince d'Ekmuhl, roi de Naples» [Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский.] и т.д. Но приказы и рапорты были только на бумаге, ничто по ним не исполнялось, потому что не могло исполняться, и, несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись.


Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтобы уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.
Сначала наполеоновские войска еще давали о себе знать – это было в первый период движения по Калужской дороге, но потом, выбравшись на Смоленскую дорогу, они побежали, прижимая рукой язычок колокольчика, и часто, думая, что они уходят, набегали прямо на русских.
При быстроте бега французов и за ними русских и вследствие того изнурения лошадей, главное средство приблизительного узнавания положения, в котором находится неприятель, – разъезды кавалерии, – не существовало. Кроме того, вследствие частых и быстрых перемен положений обеих армий, сведения, какие и были, не могли поспевать вовремя. Если второго числа приходило известие о том, что армия неприятеля была там то первого числа, то третьего числа, когда можно было предпринять что нибудь, уже армия эта сделала два перехода и находилась совсем в другом положении.
Одна армия бежала, другая догоняла. От Смоленска французам предстояло много различных дорог; и, казалось бы, тут, простояв четыре дня, французы могли бы узнать, где неприятель, сообразить что нибудь выгодное и предпринять что нибудь новое. Но после четырехдневной остановки толпы их опять побежали не вправо, не влево, но, без всяких маневров и соображений, по старой, худшей дороге, на Красное и Оршу – по пробитому следу.
Ожидая врага сзади, а не спереди, французы бежали, растянувшись и разделившись друг от друга на двадцать четыре часа расстояния. Впереди всех бежал император, потом короли, потом герцоги. Русская армия, думая, что Наполеон возьмет вправо за Днепр, что было одно разумно, подалась тоже вправо и вышла на большую дорогу к Красному. И тут, как в игре в жмурки, французы наткнулись на наш авангард. Неожиданно увидав врага, французы смешались, приостановились от неожиданности испуга, но потом опять побежали, бросая своих сзади следовавших товарищей. Тут, как сквозь строй русских войск, проходили три дня, одна за одной, отдельные части французов, сначала вице короля, потом Даву, потом Нея. Все они побросали друг друга, побросали все свои тяжести, артиллерию, половину народа и убегали, только по ночам справа полукругами обходя русских.
Ней, шедший последним (потому что, несмотря на несчастное их положение или именно вследствие его, им хотелось побить тот пол, который ушиб их, он занялся нзрыванием никому не мешавших стен Смоленска), – шедший последним, Ней, с своим десятитысячным корпусом, прибежал в Оршу к Наполеону только с тысячью человеками, побросав и всех людей, и все пушки и ночью, украдучись, пробравшись лесом через Днепр.
От Орши побежали дальше по дороге к Вильно, точно так же играя в жмурки с преследующей армией. На Березине опять замешались, многие потонули, многие сдались, но те, которые перебрались через реку, побежали дальше. Главный начальник их надел шубу и, сев в сани, поскакал один, оставив своих товарищей. Кто мог – уехал тоже, кто не мог – сдался или умер.


Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.


Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.