Чеченский конный полк

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Чеченский конный полк

Офицеры 2-й бригады дивизии, в центре — командир дивизии Великий князь Михаил Александрович и командир Чеченского конного полка А. С. Святополк-Мирский.
Годы существования

1914 — 1918

Страна

Российская империя Российская империя

Подчинение

командиру конного полка

Входит в

Кавказскую туземную конную дивизию

Тип

конный полк, кавалерия

Численность

воинская часть

Дислокация

Грозный

Участие в

Первая мировая война

Чеченский конный полкнациональная (туземная) кавалерийская часть (конный полк) Русской императорской армии.



Формирование и кампании полка

Начиная с июля 1914 года чеченское население Терской области обращалось к местному начальнику с просьбами о формировании национальной части. 5 августа 1914 года начальник штаба Кавказского военного округа генерал Юденич известил начальника Тер­ской области и наказного атамана Терского казачьего войска ге­нерал-лейтенанта Флейшера о Высочайшем разрешении сформировать из чеченцев и ингушей четырёхсотенный полк, в котором чеченцы должны были составлять три, а ингуши — одну сотню. Однако ввиду большого количества добровольцев было решено сформировать два отдельных четырёхсотенных полка.

Формирование Чеченского полка началось 9 августа в Грозном. Начальники Грозненского и Веденского округов организовали запись добровольцев во всех десяти участках. 26 августа командиром полка был назначен подполковник Александр Сергеевич Святополк-Мирский из дворян Витебской губернии, бывший командир 3-го Черноморско­го полка Кубанского казачьего войска.

6 сентября полк во главе с новым командиром прибыл в состав Кавказской туземной конной дивизии. В начале октября полк отбыл к месту сбора частей дивизии на Украине.

С 12 декабря 1914 года 2-я бригада Кавказской туземной конной дивизии в составе Чеченского и Татарского полков проводила усиленную разведку в районе сел Волосате, Буковиц, у высоты 1251 и в районе Шандровец, обеспечивая правый фланг 7-го стрелкового корпуса.

19 декабря бригада, совершив обходной манёвр, атаковала австрийцев, которые вышли в тыл Жлобинской позиции, обороняемой Кишиневским пехотным полком. Австрийцы отступили, в бою полки 2-й бригады взяли в плен 9 офицеров (в том числе полковника и майора) и 458 нижних чинов, а также захватили 400 винтовок. После боя командир бригады полковник Хагондоков сообщал командованию: «Вне всякого сомнения, что успехом нашего первого боя мы обязаны превосходной деятельности командующего Чеченским полком подполковника Святополк-Мирского, проявившего и громадную личную храбрость, и блестящую подготовленность к командованию»[apsnyteka.narod2.ru/o/kavkazskaya_konnaya_diviziya_1914-1917_vozvraschenie_iz_nebitiya/chast_pervaya/index.html].

С середины января 1915 года 2-я бригада вела бои на право­бережье Сана и в верховьях Днестра, в районе населенных пунктов Ломна и Лутовиска. С целью прикрыть город Ломну со стороны Карпатских гор, был сформирован отряд в составе Чеченского конного, Татарского конного, 491-го Варнавинского пехотного полка и четырёх орудий 2-го конно-горного артдивизиона под общим командованием полковника Хагондокова.

12 февраля северо-западнее Станиславова 1-я сотня Чеченского полка под командованием штабс-ротмистра Топоркова до темноты отбивала атаки усиленного конницей австрийского батальона, а на следующий день выбила противника из деревни Пойко, после чего при поддержке двух кубанских сотен удерживала эту деревню до 14 февраля.

15 февраля 2-я бригада в рукопашном бою выбила противника из села Бринь северо-западнее Станиславова. В бою был смертельно ранен полковник Святополк-Мирский. 17 февраля командиром полка был назначен персидский принц полковник Фейзулла Мирза Каджар.

Командиры полка

См. также


Напишите отзыв о статье "Чеченский конный полк"

Отрывок, характеризующий Чеченский конный полк

«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.