Чешкова, Энгельсина Сергеевна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Энгельсина Сергеевна Чешкова
Энгельсина Ардановна Маркизова
Место рождения:

Верхнеудинск, Бурят-Монгольская АССР, РСФСР, СССР

Место смерти:

Анталья, Турция

Научная сфера:

востоковедение

Место работы:

ИВ РАН

Учёная степень:

доктор исторических наук

Альма-матер:

истфак МГУ

Энгельси́на Серге́евна Че́шкова[1][2] (имя при рождении — Энгельсина Ардановна Маркизова) (16 ноября 1928[3], Верхнеудинск, Бурят-Монгольская АССР, РСФСР, СССР — 11 мая 2004, Анталья, Турция) — советский историк-востоковед, специалист по Юго-Восточной Азии[4], доктор исторических наук1980-х).

Энгельсина Маркизова — дочь наркома земледелия Бурят-Монгольской АССР Ардана Маркизова. В детстве Энгельсина (Геля) Маркизова получила большую известность после встречи 27 января 1936 года с Секретарем ЦК ВКП(б) Иосифом Сталиным, что было запечатлено на фотографиях, широко использовавшихся в советской пропаганде как символ благодарности «за счастливое детство»[5].





Биография

Геля родилась в 1928 году в семье участника Гражданской войны, бурят-монгольского советского, партийного и государственного деятеля Ардана Ангадыковича Маркизова (1898—1938) и Доминики Фёдоровны Маркизовой. Семья проживала в Верхнеудинске (с 1934 — Улан-Удэ) в доме по улице Сталина. Отец с 1936 года был наркомом земледелия Бурят-Монгольской АССР и вторым секретарем Бурят-Монгольского обкома ВКП(б). Мать — дочь забайкальского казака Фёдора Пушкарева, получившего золотые часы в качестве подарка от императора России Николая II, когда тот путешествовал по Сибири в 1896 году. У Энгельсины был старший брат Владлен (1926—1998), который родился в селе Баргузин[6].

Геля была названа в честь теоретика коммунизма Фридриха Энгельса, а её брат Владлен — в честь Владимира Ленина[7]. В большом доме Ардановых была большая библиотека[8], а их дачный дом был расположен по соседству с дачей наркома финансов Бурят-Монгольской АССР Батожаргала Базарона, дети которого дружили с Гелей[9].

Встреча со Сталиным

В начале 1936 года Геля находилась в Москве у матери — Доминика тогда была студенткой Московского медицинского института[10]. В это время руководство СССР принимало делегации советских республик. В январе 1936 года отец Гели был одним из руководителей делегации от Бурят-Монгольской АССР, прибывшей в Москву на общесоюзный слет колхозников[11] (по другой версии — на приём в честь трудящихся БМАССР[7]). Энгельсина в 2003 году рассказывала: «Папа как-то пришёл домой и сказал, что они пойдут на приём к Сталину. <…> я сказала, что я тоже хочу, чтобы папа меня взял к Сталину. Папа сопротивлялся и сказал, что „Ты не член делегации“ и „Кто тебя туда пустит“. <…> мама настояла на этом. Она сказала: „Почему бы тебе не взять её“. <…> Мама купила очень хороших два букета». Так, 27 января вместе с отцом и матерью девочка присутствовала на встрече с руководством ВКП(б) и СССР в Кремле. Из высшего руководства страны на встрече, кроме Сталина, в частности, были председатель Президиума ЦИК СССР Михаил Калинин, председатель СНК СССР Вячеслав Молотов, нарком обороны СССР Климент Ворошилов и главный редактор газеты «Известия» Борис Таль. Спутником семьи Маркизовых был также инициатор и организатор поездки бурят-монгольской делегации первый секретарь Бурят-Монгольского обкома и член Центральной ревизионной комиссии ВКП(б) Михей Ербанов. В составе делегации были доярки, чабаны, заведующие животноводческими фермами, председатели колхозов, директора совхозов, представители культуры и искусства, партийно-советские работники (всего 67 человек)[12]. Среди них председатель СНК БМАССР Дажуп Доржиев, писатель Хоца Намсараев, будущий народный артист РСФСР Чойжинима Генинов, будущий заслуженный деятель искусств РСФСР Цыренжап Сампилов и др.

Большинство членов делегации было награждено орденами СССР. Высший орден СССР — Орден Ленина — получили Ербанов и Доржиев, а также доярка колхоза «Заветы Ильича» Агафья Григорьевна Мясникова[13]; Орден Трудового Красного Знамени — 15 человек, «Знак Почёта» — 32, «Красной Звезды» — 1[12]. Российский общественный деятель Людмила Алексеева в своих мемуарах вспоминает, что, по рассказам Энгельсины, её отец договорился, что она «в нужный момент преподнесёт цветы» Сталину и маршалу Клименту Ворошилову[7]. Сама Энгельсина в интервью белорусскому режиссёру Анатолию Алаю в 2004 году рассказала об этом событии так: «Нарядили меня очень красиво — мама купила мне новую матроску и дала туфельки, которые папа, конечно, забыл мне сменить. Я потом так и стояла в президиуме в валенках. Когда мы подошли к Кремлю, папа очень волновался, но часовой сказал, что детей без пропуска пускают. Мы зашли в зал, все расселись за столики. И тут начались выступления колхозников. Эти бесконечные речи продолжались очень долго. Мне было страшно скучно»[7]. Выступающие члены делегации — передовики, писатели, военные БМАССР — на бурятском языке говорили о достижениях в сельскохозяйственном производстве, слова благодарности руководителям ВКП(б) и правительству СССР. Геля сидела на первых рядах у президиума[8].

С речью на приёме выступил Ербанов: «История бурят-монгольского народа полна кошмарных страниц. Мы имеем много фактов, когда бурят-монголы посылали своих представителей к царским чиновникам, генералам и к самому царю, ища правды и защиты. На это собирались большие народные деньги, писались челобитные. Но все эти челобитные оставались без ответа…»[12]. Энгельсина позже вспоминала: «Я терпела-терпела, а потом встала и пошла…». Это произошло во время выступления колхозницы Аржутовой[14]. На вопрос встретившегося на пути девочки наркома земледелия СССР Якова Яковлева[8] «Ты куда идешь?» (по другой версии, этот вопрос задал ей секретарь ЦК ВКП(б) Андрей Андреев[10]) Геля ответила: «К Сталину!» — и сказала, что ей нужно вручить ему цветы[7] (по мнению писателя Еремея Парнова, это были пионы[15]), на что получила ответ: «Ну иди, иди…».[16]

По словам Энгельсины, Сталин сидел к ней спиной, но сидевший рядом Яковлев (по версии Алексеевой, это был член Политбюро ЦК ВКП(б) Климент Ворошилов[7]) похлопал его по плечу и сказал: «К тебе пришли». Сталин обернулся, сказал: «Привет», взял оба букета цветов (один из которых Геля предполагала вручить Ворошилову[10]) и поставил девочку на стол президиума. «Девочка хочет сказать речь», — объявил Ворошилов[7], на что Геля «выпалила»: «Это вам привет от детей Бурят-Монголии». В ответ на просьбы наблюдавших за сценой гостей: «Поцелуй его, поцелуй», — девочка поцеловала Сталина, на что присутствующие разразились аплодисментами[7]. Этот момент был запечатлён множеством присутствующих фотографов и кинохроникёров. Энгельсина вспоминала: «Помню ощущение счастья от того, что оказалась на руках у Сталина»[17]. В интервью в 1995 году она сказала: «У меня не было ощущения, что… вот я вижу какого-то совершенно небожителя, великого человека. Просто… но какое-то счастье у меня присутствовало. Я чувствовала, что делаю что-то необыкновенное»[8].

После приёма в Кремле делегатам вручили подарки от Советского правительства, а колхозам, представленным на приёме, дали по грузовому автомобилю. Делегаты преподнесли руководителям партии и правительства национальные халаты, костюмы, ножи и трубки[12]. Людмила Алексеева, пообщавшись с Энгельсиной, писала: «Геля гордо сидела на сцене. Услышав слово „подарок“, она громко спросила: „А мне будет подарок?“ — что заставило всех притихнуть»[7] (в интервью Алаю Чешкова говорила, что вопрос о подарке она задала своему отцу[10]). Через некоторое время из президимума «начали кричать»: «Геля! Геля! Подойди сюда!»[10]. Геля подошла к президиуму; у Молотова в руках была красная коробочка. Сталин спросил у девочки: «Что ты хочешь получить в подарок — часы или патефон?»[18]. Геля попросила и часы, и патефон. Сталин взял коробочку у Молотова («Дай я сам») и открыл её. Внутри были золотые часы с золотым браслетом. Сталин поинтересовался у Гели, нравятся ли они ей, на что девочка ответила утвердительно. «Ну, а патефон ты не донесешь», — произнёс Сталин. «Я позову папу», — ответила Геля. На этой встрече Ардан Маркизов уже получил в подарок один патефон. Теперь он снова поднялся на сцену за другим патефоном с набором пластинок. На часах было выгравировано: «От вождя партии И. В. Сталина Геле Маркизовой. 27.1.36 г.»[10][18][19]; и на металлической пластинке, прикреплённой к патефону: «Геле Маркизовой от вождя партии И. В. Сталина. 27.1.36 г.»[10] (все эти вещи ещё до распада СССР стали экспонатами Музея Революции, где Энгельсине Сергеевне обещали создать стенд, посвящённый её отцу[10]). Кроме того, Сталин вручил Геле памятную медаль с надписью «От Вождя партии Сталина Геле Маркизовой»[20]. Данное событие было запечатлено в кинохронике («1936 г. Прием делегатов Бурят-Монгольской делегации в Кремле»)[14]. На следующий день[7] (по другой версии, 30 января[21]) газеты, среди которых газета «Бакинский рабочий», опубликовали фотопортрет Гели со Сталиным, сделанный «официальным фотографом Кремля» Михаилом Калашниковым[21], с надписью «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!»[22]. В течение всего дня Геля ходила по гостинице с газетой в руках и, показывая её каждому, кто ей встретится на пути, повторяла: «Смотрите, это я»[7]. Ставшей знаменитой девочке приносили подарки, и комната гостиницы, в которой остановилась семья Маркизовых, по воспоминаниям самой Энгельсины, «была просто заставлена игрушками…». Через несколько дней, 1 февраля 1936 года, отец Гели был награждён орденом Трудового Красного Знамени «за перевыполнение государственного плана по животноводству и за успехи в области хозяйственного и культурного строительства».

Энгельсина вспоминала, что её «возвращение в Улан-Удэ было триумфальным — встречали меня, как впоследствии космонавтов. Приглашали во все президиумы. Я была очень популярной в течение полутора лет…» Геля стала кумиром советских школьников. В то время сильно возросла продажа матросок, а стрижка «под Гелю» стала популярной среди советских детей[11].

Гибель родителей

В ноябре 1937 года, когда Геле было полных 8 лет, её отец — член ЦИК СССР[23], нарком земледелия Бурят-Монгольской АССР, второй секретарь Бурят-Монгольского обкома ВКП(б) — был арестован по обвинению в участии в контрреволюционной панмонгольской организации и проведении контрреволюционной шпионско-диверсионной работы[16]. Одним из поводов к арестам Маркизова и других руководителей БМАССР стал мор скота, прокатившийся в летний сезон 1937 года на сельхозугодиях республики. Тогда пало 40 тысяч голов молодняка.[11] В секретном Спецсообщении от 15 ноября 1937 года наркома внутренних дел СССР Николая Ежова Секретарю ЦК ВКП(б) И. В. Сталину (с приложением копии телеграммы[23] наркома внутренних дел БМАССР Василия Ткачева) Ежов просит дать санкцию на арест Д. Д. Доржиева (председатель СНК БМАССР), И. Д. Дампилона (председатель БурЦИКа) и Маркизова. В телеграмме Ткачева на имя Ежова, в частности, утверждалось, что по Бурятии «вскрывается контрреволюционная подпольная панмонгольская шпионско-повстанческая организация». Согласно телеграмме, по делу было арестовано 142 человека, в том числе: «наркомов — 5, секретарей райкома ВКП(б) — 7, председателей районных исполкомов — 5, сотрудников НКВД — 3, работников республиканской организации — 54, кулаков и лам — 68». По показаниям арестованных, в панмонгольскую организацию кроме Ардана Маркизова входили Михей Ербанов, Дажуп Доржиев, Иролто Дампилон, а также научные работники в Ленинграде, среди которых также был член-корреспондент Академии наук СССР Цыбен Жамцарано. В телеграмме утверждалось, что «организация охватила все основные участки народного хозяйства Бурятии, создав в ряде районов повстанческо-диверсионные филиалы. Ряд участников организации был связан с японской разведкой. <…> Аресты продолжаю. Проходящие по показаниям как активные участники центра и организации Доржиев <…>, Дампилон <…> и Маркизов <…> давно исключены из партии, сняты с работы, все они члены ЦИК СССР. Прошу в целях разворота следствия телеграфно санкционировать их арест»[23].

В постановлении о предъявлении обвинения и избрании меры пресечения от 17 ноября 1937 года, подготовленном оперуполномоченным НКВД БМАССР младшим лейтенантом госбезопасности Бюраевым, в частности, значится, что Маркизов А. А. «достаточно изобличается» в том, что «является участником контрреволюционной панмонгольской организации и проводил контрреволюционную шпионско-диверсионную работу». Данным постановлением Маркизов был привлечён в качестве обвиняемого по ст. 58-1 «а», 58-9, 58-11 УК РСФСР. «Мерой пресечения способов уклонения от следствия и суда» было избрано «содержание под стражей в Улан-Удэнской тюрьме» (см. фото фрагмента постановления).

В обвинительном заключении органов НКВД СССР, с которыми впоследствии познакомилась Энгельсина Сергеевна, значилось[16]:

«В октябре—ноябре 1937 года на территории Бурято-Монгольской АССР ликвидирована буржуазно-националистическая, антисоветская, пан-монгольская организация, проводившая по заданию японской разведки повстанческую, диверсионную деятельность… Одним из руководителей данной организации являлся Маркизов… Под руководством Маркизова большое вредительство было проведено в зоотехническом строительстве, в результате которого скот подвергался простудным заболеваниям и падежу. Отход молодняка составил 40 000 голов…».

По сообщению внучки Энгельсины искусствоведа Дарьи Андреевой, её прадеда «… арестовали по обвинению в организации антисоветского пан-монгольского заговора, целью которого был срыв посевной и использование колхозных лошадей для организации сабельных рейдов в тылы Красной Армии»[24]. Последний раз Геля увидела отца на улице в январе 1938 года около республиканского здания НКВД, недалеко от которого находился дом Маркизовых.[8]

Верившая в то, что её отец «никакой не японский шпион, не враг народа»[16], Геля под диктовку матери написала письмо Сталину. В этом письме, к которому она приложила фотографии с памятного приема, Геля писала, что её отец — «пламенный большевик, преданный партии и лично товарищу Сталину, он воевал в Гражданскую войну и помогал организовать Бурят-Монгольскую республику»[7]. Ответа не последовало. Ардан Маркизов был признан виновным и получил расстрельный приговор, который 14 июня 1938 года был приведён в исполнение.[8]

Мать Гели вскоре была арестована, заключена в тюрьму и через год[8][10] была сослана[24] с дочерью и сыном в город Туркестан[16] Южно-Казахстанской области Казахской ССР (по другой версии — в Туркменскую ССР[25]). Подаренные Сталиным патефон и часы Геля всегда возила с собой[26]. В 1995 году Энгельсина утверждала: «Моя судьба мало кого интересовала. Выезд в ссылку с мамой — это было какое-то спасение».[8] В ссылке Доминика каждую неделю отмечалась в органах НКВД, где она пыталась запрашивать информацию о судьбе мужа. По словам Энгельсины, её матери отвечали, что Ардан Маркизов был «арестован на 10 лет без права переписки».[5][7][8][26][27]

В ссылке Доминика Маркизова работала в городской больнице детским врачом. Спустя два года после их переезда мать Гели, которой тогда было 32 года, была найдена мёртвой на одном из ночных дежурств[18]; её тело на одном из обходов нашли медсёстры больницы[25]. По одной из версий, она покончила жизнь самоубийством[28] — отравилась каким-то ядом[25]. По другой версии, которой, в частности, придерживается сотрудница общества «Мемориал» М. Волкова, мать Гели была «убита при загадочных обстоятельствах, власти это преступление даже не расследовали»[29]. В будущем Энгельсине, по её словам, удалось получить из архивов ФСБ России дело матери, просматривая которое она нашла в одном из документов (это был запрос «начальника НКВД Туркестана» на имя народного комиссара внутренних дел СССР Лаврентия Берии[~ 1]) такой текст: «Здесь находится ссыльная Маркизова, которая хранит подарки от Сталина и пять портретов её дочери с вождем. Что делать?». Сбоку послания был сделан синим карандашом ответ в одно слово: «Устранить», что Энгельсина приняла как окончательное подтверждение того, что её мать не покончила с собой: «Мне стало ясно, что она не покончила с собой — она просто была устранена, убита. С перерезанным горлом её нашли в больнице»[16]. В одном из своих интервью, опубликованном в 2003 году в правительственной «Российской газете», писатель Анатолий Приставкин сообщает сведения, противоречащие словам Энгельсины, которые она сообщила режиссёру Алаю. На вопрос корреспондента Ядвиги Юферовой: «Говорят, вы успели записать историю жизни Гели Маркизовой…» Приставкин, говоря о судьбе Доминики Маркизовой, сообщил, что её «отравили»[30]. В интервью 2015 года внучка Доминики Маркизовой — российский психолог Лола Комарова — об обстоятельствах смерти бабушки сообщила следующее: «Бабушка там работала детским врачом; и там умер какой-то ребёнок, и уже её коллеги как бы стали её обвинять в этом. И, видимо, она не выдержала и покончила с собой»[25].

Школа и университет

После смерти матери Геля вместе с братом поехала в Москву (примерно в 1941 году, когда Геле было ок. 13 лет), так как в своё время Доминика дала ей наказ: «Если со мной что-нибудь случится, забирай братика и поезжай в Москву — к тёте».[16] Согласно утверждению российского педагога Евгения Ямбурга, «Геля, оставшись сиротой, долго жила в нищете и безвестности»[31]; по версии, которой придерживается внучка Энгельсины Дарья Андреева: «Моя бабушка прошла через детдома, но к счастью, её нашли родственники»[24]. По мнению публициста Сергея Цыркуна, Геля «попала в спецприёмник НКВД для детей врагов народа»[32].

Как утверждает дочь Энгельсины Лола Комарова[16], в то время тётя, которая была лишь на 12 лет старше Гели, жила в Москве со своим мужем Сергеем Дорбеевым. По утверждению Комаровой, удочеривший Гелю Сергей Дорбеев был сотрудником аппарата[10] НКВД СССР «на какой-то мелкой должности, вроде завхоза» и уволился «ради Гели»[16]. Супруги удочерили Гелю и дали ей свою фамилию (Дорбеева[2]) и новое отчество (Сергеевна[20]). С новыми фамилией и отчеством Геля пошла в школу, расположенную во дворе своего нового дома. В школе учителя и ученики знали о том, что именно эта девочка запечатлена на плакатах со Сталиным. Энгельсина позже рассказывала: «И первое, что я увидела на лестнице, — это огромный портрет девочки со Сталиным. Скорее всего тётя нечаянно проговорилась директору, что это я. Началось настоящее паломничество детей — все хотели на меня посмотреть». Между тем, Лола Комарова придерживалась несколько иной версии: «Может, мама и сама тогда проболталась. Она по натуре своей не была скрытным человеком»[16]. Писатель Анатолий Приставкин в 2003 году, рассказывая о своей беседе с Энгельсиной, однако, выдал совершенно другую историю: «Она мне рассказывала, как сидела в школе под типовым портретом и боялась, что её узнают и с ней тоже расправятся»[30]. Сама же Энгельсина вспоминала: «После гибели мамы моя жизнь была совершенно незаметной. Я была абсолютно отлучена от этого портрета. Никому не нужно было говорить, что это я. Потому что никто бы и не поверил. Я практически забыла об этом эпизоде и жила как обыкновенный советский человек…»[33].

Вскоре Энгельсина Дорбеева переселилась в Йошкар-Олу, где жила её двоюродная сестра Гета (Церима). В это время йошкар-олинский стадион «Спартак» был украшен огромным плакатом, в котором были изображены Геля и Сталин[20]. В 1947 году она поступила в Марийский государственный педагогический институт[20][34]. В Йошкар-Оле Энгельсина Дорбеева входила в компанию молодёжи, среди которых был Юрий Николаевич Башнин, впоследствии — доцент кафедры литературы Карельского педагогического института, кандидат филологических наук[35]. Юрий Башнин вспоминал: «Я познакомился с Гелей в 1947 году в Марийском государственном пединституте, куда мы почти одновременно поступили, только на разные факультеты. Я, мой друг Виталий, Энгельсина, её двоюродная сестра Гета (Церима) и ещё несколько парней и девушек составили прекрасную компанию, где установились тёплые и доверительные отношения». Друг Башнина — Виталий Бондаревский (впоследствии учёный-историк) — был «влюблён» в Энгельсину, но она на его предложение ответила отказом[20]. В 1948 году Энгельсина Дорбеева поступила на исторический факультет МГУ (отделение «Востоковедение»[10]), где училась вместе с дочерью Сталина Светланой[16]. Энгельсина вспоминала про это так: «Мы учились на одном факультете. Я знала, что она — дочь Сталина. А она знала, что я — та девочка, которая была на приёме у её отца. Но сблизиться мы с ней не пытались. Если наши отцы — враги, как же мы можем с ней общаться…»[16].

По словам сына Энгельсины, когда умер Сталин, «мать плакала». По словам самой же Энгельсины: «Все плакали. У меня была восьмимесячная дочь, и я сожалела, я думала — вот умер Сталин, — и она его никогда не увидит».[10]

Взрослая жизнь

После окончания университета Энгельсина Дорбеева была в дружеских отношениях с будущей деятельницей диссидентского движения в СССР Людмилой Алексеевой[7], обучавшейся на историческом факультете МГУ с 1945 года. У них была общая подруга — Лида Фурсова, с которой Энгельсина дружила, ещё будучи студенткой. Алексеева, описывая эту дружбу в мемуарах, опубликованных в 2006 году, вспоминала, как она, Фурсова и Энгельсина посещали ресторан «Прага»: «Расположенная в начале Арбата, в десяти минутах ходьбы от Ленинской библиотеки, она стала нашим любимым местом. Мы частенько заходили сюда днём. Заказывали салат, кофе с тортом и часа два разговаривали о своих делах и поклонниках, не забывая в то же время флиртовать с официантом. <…> Забавно было наблюдать, с каким нескрываемым интересом посматривают посетители на изящную темноглазую Гелю. Она была из тех красавиц, чьё присутствие в ресторане заставляет и мужчин, и женщин нечаянно ронять вилки».

По информации, сообщённой писателем и востоковедом Киром Булычёвым, после университета Энгельсина работала в школе[36]. В дальнейшем она также преподавала русский язык в университете, работала в МИД СССР, Институте востоковедения АН СССР и Библиотеке им. В. И. Ленина[10].

Вскоре Энгельсина Дорбеева вышла замуж за советского культурного атташе в Индии Эрика Наумовича Комарова (впоследствии — востоковед-индолог)[4]. Свекровью Энгельсины Сергеевны стала советский архитектор Лидия Комарова[4]. Вместе с мужем Энгельсина работала в Индии[37], оказывалась в компании с премьер-министром Джавахарлалом Неру, а также посещавшими Индию первым секретарём ЦК КПСС Никитой Хрущёвым и министром культуры СССР Екатериной Фурцевой, фотографии с которыми были опубликованы во множестве газет[16]. От брака с Комаровым у неё родилась дочь — Лола Эриковна Комарова, впоследствии российский учёный-психолог[4]. В 1989 году Энгельсина стала бабушкой — её дочь Лола родила сына, Арсения Лопухина[4].

В 1960-х годах Энгельсина вышла замуж во второй раз — за учёного-востоковеда Марата Чешкова, с которым прожила вплоть до её смерти[20]. От этого брака родился сын Алексей[~ 2]. Живя в Москве с мужем, сыном и другими родственниками, работала[36] в Институте востоковедения[37]. Кандидат исторических наук (1974, диссертация «Вьетнамо-камбоджийские отношения в первой половине XIX в.»).

Своей подруге Людмиле Алексеевой она обещала рассказать всю свою историю, о чём Алексеева напомнила ей в 1976 году, когда готовился выпуск самиздатского журнала «Память». Но тогда Энгельсина Сергеевна отказалась («Ещё не время»)[7].

В годы перестройки историей Гели Маркизовой интересовался немецкий журналист. В июле 1988 года Энгельсина дала интервью корреспонденту газеты «Труд»[7].

В 1995 году в интервью, данном при съёмках документального фильма «Энгельсина, дочь наркома», она рассказывала, как ознакомилась с уголовным делом отца: «Как ни странно, мне очень быстро дали это дело. Это большая папка — 800 страниц. Постановление об аресте, допросы… Меня поразило, что всё было составлено очень грамотно, без единой орфографической ошибки, абсолютно… Но отец — бурят. Он, конечно, был образованным человеком, но не настолько, чтобы писать абсолютно грамотно.[~ 3] И впоследствии я узнала, что эти все признания были написаны одним следователем, который был прислан… И приговор о том, что он признан виновным…»[8].

О судьбе Гели Маркизовой также планировал снять документальный фильм («Сталин и Геля») белорусский кинодокументалист Анатолий Алай, который в 2004 году встретился с Чешковой и записал 10-минутное интервью (в другом месте Алай сообщает о 40-минутном интервью[38]). Была договорённость о съёмках документального фильма[16]. В интервью «Комсомольской правде в Беларуси» режиссёр сообщает: «Мы договорились, что она отдохнёт, подлечится, тогда и будем снимать по-серьёзному»[38]. По словам Алая: «Она очень хотела выглядеть на телеэкранах ещё краше и поехала в Турцию подзагореть. Её нашли на шезлонге без движения»[16]. 11 мая 2004 года Энгельсина Сергеевна скончалась от сердечного приступа на отдыхе в Анталии[27], куда она поехала с сыном[37]. Фильм «Геля и Сталин» был доснят уже после смерти Энгельсины Сергеевны. Фильм создавался из спонтанно снятых 40 минут и старых кадров 1950-х годов, которые Алай разыскал в архивах[38].

Семья

Брат — Владлен Арданович Маркизов — во время Великой Отечественной войны стал артиллеристом, участвовал в разгроме Квантунской армии в 1945 году. До 1953 года служил в армии на Дальнем Востоке; демобилизовался в звании капитана. После этого поступил в Московский институт механизации и электрификации сельского хозяйства (окончил в 1959); участвовал в освоении целинных земель в Казахстане, был начальником проектного отдела «Агропрома» в Улан-Удэ. В 1985 года был награждён Орденом Отечественной войны II степени[39]. Умер в 1998 году.[40]

Энгельсина Сергеевна была супругой советского востоковеда-индолога Эрика Комарова и приходилась невесткой советскому архитектору Лидии Комаровой; затем вышла замуж за советского востоковеда Марата Чешкова. Её дочь от первого брака — Лола Комарова — является российским психологом.

Э. С. Чешкова как историк

Работы Чешковой

Э. С. Чешкова специализировалась на истории Юго-Восточной Азии. Как специалист по Юго-Восточной Азии Чешкова, главным образом, изучала историю Камбоджи и, в частности, участвовала в написании статьи о Камбодже (раздел о просвещении) в 3-м издании Большой советской энциклопедии[41]. Среди её работ также:

  • Чешкова Э. С. Тезисы к докладу «Отношения Камбоджи с Южным Вьетнамом», конференция научных работников и аспирантов. — М.: Институт народов Азии АН СССР, 1965.
  • Чешкова Э. С. Вьетнамо-Камбоджийские отношения в 1-й половине XIX в. — М.: Б. и., 1974.
  • Чешкова Э. С. Становление советской историографии Камбоджи // Советская историография Юго-Восточной Азии. — М.: Наука, 1977. — С. 206—234.

Чешкова о Сталине

В 1995 году в интервью кинодокументалистам из Центральной студии документальных фильмов доктор исторических наук Энгельсина высказала своё мнение о Сталине так: «Сталин был генералиссимус. Дети на Мавзолей бегали косяками с портретами… Ведь это постепенно приходило осознание того, что представляет из себя Сталин и его тирания. Это же постепенно шло, потому что поначалу это же был восторг полнейший. Ну а вот сейчас эти ходят с плакатами… Они же боготворят Сталина, забывая, что многие миллионы были уничтожены просто…»[8].

Образ Гели Маркизовой в советской пропаганде

Сюжет фотографии Гели Маркизовой со Сталиным широко использовался в советской пропаганде с конца 1930-х и до 1950-х годов. Как утверждает Анатолий Алай, главный редактор газеты «Правда» Лев Мехлис заметил: «Сам Бог послал нам эту буряточку! Мы сделаем её живым символом счастливого детства»[16]. Если на фотографии, опубликованной в газете «Правда» 30 января 1936 года, ещё присутствовал Михей Ербанов, то на фотографии, вновь опубликованной через несколько месяцев, 1 мая 1936 года, в «Известиях», его изображение было заретушировано[21]. Фотография была также опубликована в газете «Правда» 29 июня 1936 года.[43]

Портреты Гели со Сталиным появлялись на детских праздниках, висели в пионерских лагерях, школах, детских домах, детских садах, дворцах пионеров, иных детских учреждениях (в частности, у входа в Центральный детский театр в Москве[~ 4]), часто публиковались на страницах газет и журналов[1]. Кроме этого, фотография стала основой для плакатов, открыток, а также использовалась в оформлении грамот[44] и коробок конфет[24] кондитерской фабрики «Красный Октябрь»[45]. В 1936 году советский скульптор Георгий Лавров создал пятиметровую скульптуру «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!» (известна также под названием «Сталин и Геля»[16]), установленную в московском метрополитене в 1944 году[2] на станции «Сталинская»[7]. По утверждению Алая, вдова скульптора рассказывала ему, что, как только скульптура была готова, было изготовлено три миллиона копий, которые были установлены на школьных дворах, в парках, скверах и иных учреждениях страны[16]. Автором другого варианта скульптуры, в котором был использован сюжет фотографии, был скульптор Пётр Яцыно[46]. Скульптуру Сталина с Гелей из гипса, в частности, изготавливала Калужская скульптурная фабрика, начавшая работать 1 июня 1938 года[47]. После осуждения отца Гели образовалась ситуация, недопустимая с точки зрения дальнейшего использования образа Гели в пропагандистских целях, — получилось, что на скульптурах Лаврова, воспевающих счастливое детство в СССР, вождь обнимает дочь «врага народа»[16]. Пропагандистскими органами было принято решение поменять имя Гели в надписях на постаментах к скульптурам Лаврова[16] и на плакатах с её изображением[11] на имя Мамлакат Наханговой — пионерки-участницы стахановского движения, которая в 1935 году была награждена орденом Ленина. Публицист Александр Фельдман пишет: «Например, <…> и в 30-е, и в 40-е годы ХХ-го столетия журнал „Советское фото“ нес в массы культуру фотографического тем, что публиковал великих портретов вождя… <…> Там есть, например, такой шедевр фотожурналистики, как карточка „Сталин и Мамлакат“. Что с того, что девочка вовсе была и не Мамлакат, а Геля Маркизова»[48]. Как и Энгельсина, Малмакат в декабре 1935 года получила широкую известность в СССР благодаря фотографии, где она запечатлена со Сталиным во время встречи в числе передовых колхозников южных республик СССР. Как утверждает Алай, вдова Лаврова Валентина рассказывала, что «Мамлакат даже приводили в мастерскую к её мужу»[16]. Как отметила дочь Энгельсины Лола: «И у матери, и у Мамлакат был монгольский разрез глаз. А то, что Мамлакат к этому времени было уже 13 лет, — тоже не беда. Можно сказать, что со Сталиным Нахангову сфотографировали в раннем детстве»[16]. По словам Дарьи Андреевой, «Гелю вымарывали из всех изображений, а на тех, где её сложно было стереть, переименовывали в Мамлакат Нахангову»[24]. Как утверждается в статье А. Гнединской, беседовавшей с Алаем, после интервью Алаю Энгельсина Сергеевна позвонила Мамлакат Наханговой, «чтобы расставить все точки над „i“. Но разговора не получилось». Нахангова общаться не захотела[16]. Плакаты с изображением Гели со Сталиным продолжали печататься и расходиться по всему СССР и после ареста отца Гели[5]. В 1947 году художник Николай Жуков создал плакат «Окружим сирот материнской лаской и любовью!», в оформлении которого была использована фотография Гели со Сталиным[~ 5]. Как пишет А. Шклярук: «В 1947 году Н. Жуковым был выполнен великолепный плакат, пропагандировавший усыновление семьями детей, потерявших родителей. На плакате художник изобразил свою жену и старшую дочь. Портрет И. Сталина с шестилетней[~ 6] Гелей Маркизовой на руках на стене комнаты напоминал всем об отеческом отношении вождя к детям»[49].

Скульптура с Гелей под названием «Сталин и Мамлакат», в частности, была установлена в сквере на улице Пушкинской в городе Туле напротив школы № 8[50][~ 7]. Плакат был размещён на стене Центрального детского театра в Москве[~ 8]. В 1937 году большой плакат с Гелей и Сталиным был установлен на территории пионерского лагеря «Артек»[51][~ 9]. В бывшем Мемориальном музее И. В. Сталина в Иркутске хранилась одна из копий скульптуры[~ 10]. Скульптура «Геля и Сталин», в частности, сохранилась на одной из улиц грузинского города Гурджаани.

Немецкий исследователь, научный сотрудник Института Макса Планка в Берлине Ян Плампер в 2011 году написал: «до начала Второй мировой войны широкое распространение получили изображения Сталина с маленькими девочками нерусского происхождения — такими, как Геля Маркизова из Бурят-Монголии или Мамлакат Нахангова из Таджикистана. В соответствии со своим образом отца Сталин „целовал детей <…>“[~ 11]. <…> Мало кто с таким успехом укреплял образ Сталина-отца, эксплуатировавшийся в рамках „мифа о великой семье“ советских народов, как несовершеннолетние девочки нерусской национальности, поскольку именно их отделяла от „отца“ максимальная дистанция: принадлежа к „слабому полу“ и будучи родом из „отсталых“ республик, они являлись идеальными антиподами Сталина».[52]

По мнению публициста С. Цыркуна, «культ Сталина-отца символически довершался изображением вождя с ребёнком на руках, что по замыслу должно было вытеснить культ Богоматери с младенцем»[32].

Э. С. Чешкова в документально-публицистическом кино

  • 1936, СССР. Кинохроника «1936 г. Прием делегатов Бурят-Монгольской делегации в Кремле»[14]. В музейном фонде Музея им. М. Н. Ербанова в Бурятском аграрном колледже в качестве экспоната числится кинофрагмент «Геля Маркизова».[53]
  • 1995, Россия. «Энгельсина, дочь наркома». Режиссёр: О. Базилов. Оператор: В. Горбатский. Производство: РЦСДФ.[54]
  • 2001, США. «Величайшие злодеи мира в истории. И. Сталин». Производство Discovery Civilization.
  • 2004, Россия, Беларусь. «Сталин и Геля». Режиссёр: А. И. Алай при участии А. Котелевского. Продолжительность фильма — 26 минут. Производство «Беларусьфильм»[55] и Федерального фонда социальной и экономической поддержки отечественной кинематографии[10][56][57] (Россия).

Мифы и интеллигентский фольклор о Геле Маркизовой

В публицистической литературе об истории встречи Сталина и Гели Маркизовой распространён миф, согласно которому Сталин якобы произнёс по-грузински будто бы присутствовавшему на встрече Л. П. Берии: «Момашоре ег тилиани!» («Убери эту вшивую!»). Версия относится к мифам: маловероятно, чтобы в то время живший в Тбилиси первый секретарь Закавказского крайкома ВКП(б) Берия 27 января 1936 года присутствовал в Москве (куда он переедет только в 1938 году); фото- и кинохроника встречи также не запечатлели присутствие Берии рядом со Сталиным.[~ 12] Об этой фразе также не упоминает в своих интервью сама Энгельсина Сергеевна. О ложности этой истории говорит и внучка Энгельсины Сергеевны Дарья Андреева: «Говорят, что, держа на руках мою бабушку, Сталин сказал Берии „Мамашоры эктилианы“ — то есть, „убери эту вшивую“, но мне кажется, что это уже мифология»[24]. Автор публикации (2014) в журнале «Искусство кино» Сергей Цыркун вместо Берии называет «охранников-грузин»: «Поднимая эту девочку (бурятку Гелю Маркизову) на руки и позируя фотографам, Сталин сквозь зубы бросил своим охранникам-грузинам: „Момашоре ег тилиани“. Грузинский язык Геля не знала, лишь через много лет ей сказали, что фраза переводится „Уберите эту вшивую“»[58].

Литературовед Юрий Борев в сборнике интеллигентского фольклора «Сталиниада» в зарисовке «Друг детей» пишет:

«Люди моего поколения с детства знали и любили фотопортрет вождя с черноволосой девочкой на руках. Вождь умилённо улыбается. Девочка восторженно сияет. Это бурятка Геля Маркизова.
Её родители, не зная, на кого оставить маленькую дочь, взяли её на прием к Сталину. Девочка подарила вождю цветы и оказалась у него на руках. Все детские учреждения страны украшали фотопортрет вождя с Гелей на руках и лозунг: „Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство“. Большое спасибо! От Гели особенно большое: ведь она вскоре осиротела, её отца — наркома земледелия Бурят-Монгольской АССР — арестовали, а вслед за ним и мать ушла в лагеря.
В тридцатых годах Сталин издал приказ о том, что уголовной ответственности, вплоть до расстрела, подлежат дети, начиная с 12 лет.
Тем не менее всё моё поколение с детства знало, что товарищ Сталин — лучший друг советских детей».[59]

В рассказе А. С. Приставкина «Кукушата, или Жалобная песнь для успокоения сердца» встречается упоминание Гели Маркизовой: «Тут рядом, за воротами, вдоль стены, вместе с Климом Ворошиловым гуляет товарищ Сталин. Он-то в обиду нас не даст! Увидит, позовет, посадит, как Гелю Маркизову, на колени, подарит коробку конфет…».

В очерке писателя Владимира Бараева история Гели Маркизовой представлена следующим образом: «Мать знаменитой девочки вместе с ней сослали в Среднюю Азию. 7-летняя Геля, придя домой, нашла её с перерезанным горлом. А картины Сталина с девочкой продолжали украшать города и сёла страны. Символ счастливого детства стал символом лицемерия эпохи. Сироту вырастили родичи Дырхеевы. Под этой фамилией она поступила в МГУ. Выйдя замуж за сокурсника, Энгельсина Ардановна Чешкова окончила истфак, защитила диссертацию, работала в вузах Москвы. У неё родились две дочери, которые сейчас живут в Лондоне и Нью-Йорке»[60].

По сюжету советского художественного фильма «Сибиряки» (режиссёр Лев Кулешов), созданного в 1940 году, главной героине — Вале, ученице 6-го класса (играет актриса Александра Харитонова) — снится сон, в котором Сталин на разведенном на территории Московского Кремля пионерском костре общается с приехавшими к нему детьми из сибирского села Новая Уда и поднимает на руки бурятскую девочку, дарящую ему цветы.

См. также

Напишите отзыв о статье "Чешкова, Энгельсина Сергеевна"

Примечания

Комментарии
  1. Маловероятно, чтобы руководитель подразделения НКВД в городе Туркестане мог направить запрос наркому НКВД СССР напрямую — минуя руководителей органов НКВД Южно-Казахстанской области (в состав которой входил город Туркестан) и НКВД Казахской ССР.
  2. Работает руководителем отдела протокола, помощником Президента ООО НПО «Космос», Москва
  3. В 1920-х годах, после окончания сибирских шестимесячных курсов командно-политического состава, А. А. Маркизов работал сотрудником организационно-инструкторского отдела Иркутского губкома РКП(б) и затем по приглашению будущего знаменитого чешского писателя Ярослава Гашека в августе 1920 года был также откомандирован в распоряжение Интернационального отделения Политотдела 5-й армии. (См.: Вамилов Б. Н. От Алари до Вьетнама. — М.: Наука, 1986 г., с. 29). В дальнейшем Ардан Маркизов публиковался в бурятской прессе. В 1933 году была опубликована статья А. А. Маркизова „Борьба на два фронта за ленинскую национальную политику“ (См.: Маркизов А. Борьба на два фронта за ленинскую национальную политику // Советская Бурятия. 1933. № 1 (июль-август). С. 3-13.)
  4. См. [www.oldmos.ru/upload/photos/2/8/3/800_283844b263385778c07378a89a72fac7.jpg Фото] на oldmos.ru
  5. См. [www.materinstvo.ru/skins/default/public/images/articles/s6218_1290068689_1.jpg Плакат Н. Жукова «Окружим сирот материнской лаской и любовью!»]
  6. В действительности, Геле Маркизовой в тот момент было 7 полных лет. В интервью А. Алаю в фильме „Сталин и Геля“, Энгельсина Сергеевна говорит „мне было шесть лет“
  7. См. [www.tulainpast.ru/site/images/phocagallery/Stalin/thumbs/phoca_thumb_l_0005.jpg Фото с изображением скульптуры] по состоянию на июль 1955 год
  8. См. [oldmos.ru/photo/view/39133 материал на сайте oldmos.ru]
  9. См. [artekovetc.ru/zstalin1937pohod.jpg Плакат на территории пионерского лагеря «Артек»]
  10. См. [i127.photobucket.com/albums/p134/Transsib/2010_10/IMG_8295.jpg Фото экспозиции Мемориального музея И. В. Сталина в Иркутске]
  11. В действительности в случае с Гелей Маркизовой было наоборот — Геля по просьбе присутствующих на торжестве поцеловала Сталина.
  12. См. подробный разбор мифов о Геле Маркизовой в публикации: Василий Иванов. [shkolazhizni.ru/archive/0/n-29446/ Правда, которая ложь, или Немного о Сталине и девочках.] // shkolazhizni.ru
Источники
  1. 1 2 Валерий Шумилин. [www.vzov.ru/2006/09/04.html Девочка из моего детства.] // www.vzov.ru
  2. 1 2 3 Дашибалова И. Н. [ik.childsoc.ru/doc/tashibalova.pdf Образ детства в советском визуальном дискурсе 1930-х гг.] // ik.childsoc.ru
  3. [kirian.info/n/209.php Жители Москвы и пригородов. Телефоны, примерные адреса, Дни Рождения. Фамилии, Имена, Отчества] // kirian.info
  4. 1 2 3 4 5 [www.rusperson.com/html/16/RU01007404.htm Комарова Лола Эриковна] // www.rusperson.com
  5. 1 2 3 [ria-sibir.ru/viewnews/13187.html Судьба бурятской девочки Гели Маркизовой — знаменитый снимок со Сталиным и… потеря родителей, фамилии] // РИА «Сибирь»
  6. [reallystory.com/post/257 Судьба деда] (рус.). reallystory.com. Проверено 25 февраля 2014. [www.webcitation.org/6OkzEOjeY Архивировано из первоисточника 11 апреля 2014].
  7. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 Людмила Алексеева. [www.zakharov.ru/index2.php?option=com_books&task=show_viderjka&id=123&no_html=1&width=640&height=400 Поколение оттепели]. — М.: Твердый Переплет, 2006 г., — 430 стр.
  8. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 См. документальный фильм Российской Центральной студии документальных фильмов «Энгельсина, дочь наркома», 1995
  9. Жаргалма Базарова. [www.kizhinga.ru/index.php/ru/smi/dk/41-year-to-families/116-sudba Непростая судьба простого человека] // www.kizhinga.ru
  10. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 Фильм [partizzan1941.ucoz.ru/load/ljudi_vojny_i_ikh_sudby/2-1-0-6860 «Сталин и Геля»] // partizzan1941.ucoz.ru
  11. 1 2 3 4 Анатолий Довбня. [tvplus.dn.ua/pg/news/11/full/id=6598 Обман зрения] // tvplus.dn.ua
  12. 1 2 3 4 Людмила Сахаровская. [www.zabaykal.net/ulan-ude/net-bolshe-otstaloi-polukochevoi-negramotnoi-buryat-mongolii «Нет больше отсталой, полукочевой, неграмотной Бурят-Монголии»] // www.zabaykal.net
  13. [adm.kizhinga.ru/index.php/2010-06-24-11-53-10/2010-06-24-11-58-31/875-2011-06-10-09-06-46 История образования поселения] // adm.kizhinga.ru
  14. 1 2 3 [uude.sibhost.ru/rayon/oktyabr/index.php?ELEMENT_ID=45334 Час истории] // uude.sibhost.ru
  15. Парнов Е. И. Заговор против маршалов. — М.: Политиздат, 1991. — с. 30
  16. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 Анастасия Гнединская. [www.mk.ru/social/article/2009/05/18/278178-stalin-prigovoril-schastlivoe-detstvo.html Сталин приговорил счастливое детство] // Московский комсомолец, 18 февраля 2009
  17. См. интервью Гели Маркизовой в фильме Discovery Civilization [www.youtube.com/watch?v=WepjsJ7Bqzs «Величайшие злодеи мира в истории. И. Сталин»] // www.youtube.com
  18. 1 2 3 Тендряков В. Ф. [elib.tendryakovka.ru/book17.html Параня] // elib.tendryakovka.ru
  19. Эльчин. [azeribooks.narod.ru/proza/elchin/smertniy_prigovor.htm Смертный приговор] / Перевод на русский — Татьяны Ивановой // //azeribooks.narod.ru
  20. 1 2 3 4 5 6 Сергей Хохлов. [gov.karelia.ru/Karelia/1213/14.html Геля-Энгельсина] // Карелия, № 82 (1213), 29.07.2004.
  21. 1 2 3 [rus.ruvr.ru/2010/02/25/4809165.html Каждый день Сталин ставил спектакли в жанре бодрого террора] // rus.ruvr.ru (перевод статьи, опубликованной в итальянской газете Il Giornale)
  22. [www.hrono.ru/biograf/bio_m/markizova.html Маркизова-Чешкова] // www.hrono.ru
  23. 1 2 3 [www.alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/61247 Спецсообщение Н. И. Ежова И. В. Сталину с приложением копии телеграммы В. А. Ткачева о «панмонгольской шпионской» организации] // www.alexanderyakovlev.org
  24. 1 2 3 4 5 6 Анастасия Чуковская, Катерина Беленкина. [www.bg.ru/article/8631/ 26 рассказов наших современников о репрессированных родственниках] // Большой город, № 19 (264), 8 ноября 2010 (из интервью с внучкой Энгельсины Сергеевны Дарьей Андреевой)
  25. 1 2 3 4 Фильм «[www.youtube.com/watch?v=mvpJV7zFY1U Добрый дедушка Сталин]» из цикла фильмов «Обложка» на ТВЦ
  26. 1 2 [news.babr.ru/?IDE=27698 Судьба бурятской девочки Гели Маркизовой] // news.babr.ru
  27. 1 2 [www.regions.ru/news/1949701/ Самая счастливая бурятская девочка боялась воспоминаний] // www.regions.ru
  28. Геллер М., Некрич А. [krotov.info/history/11/geller/gell_1935.html История России: 1917—1995. Т. 1. Утопия у власти 1917—1945.] — М.: «МИК», «Агар», 1996, стр. 297
  29. [www.memorial.krsk.ru/Articles/KP/5/03.htm Книга памяти жертв политических репрессий Красноярского края. Том 3 (Д-И)] // www.memorial.krsk.ru
  30. 1 2 Ядвига Юферова. [www.rg.ru/2003/10/11/Pristavkin.html Анатолий Приставкин: Остров милости в океане зла. Интервью на фоне стендов Франкфуртской книжной ярмарки] // «Российская газета» — Неделя, № 3319 от 11 октября 2003 г.
  31. Ямбург Е. А. Педагогический декамерон. — М.: Дрофа, 2008. — 367 стр.
  32. 1 2 Сергей Цыркун. [kinoart.ru/archive/2014/04/abyrvalg Абырвалг] // Искусство кино, № 4, апрель 2014
  33. [dangina.yvision.kz/blog/Сториз/116528.html История одной девочки] // dangina.yvision.kz
  34. Оксана Бида, Елена Францева. [novaya.com.ua/?/articles/2008/10/15/142138-19 Вместо штыка — красный карандаш] // novaya.com.ua
  35. [www.gov.karelia.ru/Karelia/813/img/6.html Юрий Николаевич Башнин] // www.gov.karelia.ru
  36. 1 2 Кир Булычёв [www.homepc.ru/offline/2002/67/15821/ Имена нашего века] // Домашний компьютер, № 1, 1 января 2002
  37. 1 2 3 Ирина Завадская. [www.sb.by/printv.php?area=content&articleID=42575 Геля-Энгельсина]// www.sb.by
  38. 1 2 3 [kp.by/daily/23867.3/144061/ Режиссёр-кинодокументалист Анатолий Алай: От съёмок в Чернобыле меня отстранили и вычли деньги за плёнку] // kp.by
  39. [podvignaroda.mil.ru/?#id=1516408701&tab=navDetailManUbil Маркизов Владлен Арданович] // podvignaroda.mil.ru
  40. Маркизова Юлия. [reallystory.com/post/257 Судьба деда] // reallystory.com
  41. [bse.sci-lib.com/article058152.html Камбоджа] — статья из Большой советской энциклопедии (3-е издание)
  42. Александр Даниэль. [archive.is/20120911203758/www.izvestia.ru/person/article30667/ Логика восточной деспотии] // www.izvestia.ru
  43. Катриона Келли [magazines.russ.ru/nlo/2003/60/katrion.html «Маленькие граждане большой страны»: интернационализм, дети и советская пропаганда] (авторизованный пер. с англ. Я. Токаревой) // magazines.russ.ru
  44. Филютович Петр Войцехович. [www.world-war.ru/printer_579.html Этапы большого пути. Сталинград.] // www.world-war.ru
  45. [vernoye-almaty.kz/a-z/f3.shtml Фантики от Наркомпищепрома] // vernoye-almaty.kz
  46. [www.mke.su/doc/YaTsYNO.html Яцыно, Пётр Петрович] // www.mke.su
  47. Афанасьев К. М. [letopis20vek.narod.ru/Age/1938.htm Калужская летописная хроника ХХ века в зеркале периодической прессы] // letopis20vek.narod.ru
  48. [journal.foto.ua/likbez/theory/o-portrete-ot-aleksandra-feldmana.html О портрете от Александра Фельдмана] // journal.foto.ua
  49. [www.plakat.ru/Info/p_r16.htm Альбом «Материнство и детство в русском плакате»] / Составители А. Снопков, П. Снопков, А. Шклярук // www.plakat.ru
  50. [www.tulainpast.ru/site/index.php/mempries/14-sights/113-stalinmonuments Памятники И. В. Сталину в Туле] // www.tulainpast.ru
  51. [artekovetc.ru/foto3.html «Артек» довоенный] // artekovetc.ru
  52. Ян Плампер. [www.nlobooks.ru/node/1143 Грузин Коба или «отец народов»? Культ Сталина сквозь призму этничности] // www.nlobooks.ru
  53. [www.buragrocollege.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=14&Itemid=17 Музей] // www.buragrocollege.ru
  54. Справка к фильму [www.net-film.ru/ru/film-14764/?sp=ru&s=Энгельсина%2c+дочь+наркома «Энгельсина, дочь наркома»] // www.net-film.ru.
  55. Справка к фильму [www.belarusfilm.by/studio/projects/678/ «Сталин и Геля»] // www.belarusfilm.by
  56. Справка к фильму [www.pygmalion-film.ru/index.php?option=com_jmovies&Itemid=56&task=detail&id=98 «Сталин и Геля»] // www.pygmalion-film.ru
  57. Справка к циклу фильмов [www.dtak.ua/index.php/dtak/Video/Lyudi-vojny-i-ih-sud-by-dok.fil-m «Люди войны и их судьбы»] // www.dtak.ua
  58. Сергей Цыркун. [kinoart.ru/archive/2014/04/abyrvalg Абырвалг]. // Искусство кино, № 4, апрель 2014
  59. Борев Ю. Б. [www.independent-academy.net/science/library/borev_staliniada/terror.html Сталиниада.] — М.: Советская Россия, 1990
  60. Бараев В. В. [windowrussia.ruvr.ru/news/2012_05_22/250189852/ Потомки Сталина за истину] // windowrussia.ruvr.ru

Ссылки и литература

Внешние изображения
[img-fotki.yandex.ru/get/4111/na-blyudatel.16/0_25fa4_55c540bf_orig Полная версия фотографии Гели со Сталиным]
[www.buryatia.org/modules/My_eGallery/gallery/womans/cheshkov170586_gelia.jpg Повзрослевшая Геля Дорбеева]
[www.buryatia.org/modules/My_eGallery/gallery/womans/cheshkov331062_mama.jpg Фото из семейного архива]
[www.buryatia.org/modules/My_eGallery/gallery/womans/cheshkov312845_mama_and_me.jpg Энгельсина Сергеевна с сыном]
[www.buryatia.org/modules/My_eGallery/gallery/womans/cheshkov128776_meeting_neru1.jpg Энгельсина Сергеевна Комарова с индийским лидером Джавархарлалом Неру]
[www.buryatia.org/modules/My_eGallery/gallery/womans/cheshkov898900_markizova_engelsina1.jpg Чешкова Э.С. со знаменитым портретом]
[oldmos.ru/upload/photos/d/9/e/800_d9ed751692a22632dfe3d81b0fc64212.jpg Плакат на стене Центрального детского театра в Москве]
  • Бида О., Францева Е. [novaya.com.ua/?/articles/2008/10/15/142138-19 Вместо штыка — красный карандаш] // novaya.com.ua
  • Дашибалова И. Н. [ik.childsoc.ru/doc/tashibalova.pdf Образ детства в советском визуальном дискурсе 1930-х гг.] // ik.childsoc.ru
  • Довбня А. [tvplus.dn.ua/pg/news/11/full/id=6598 Обман зрения] // tvplus.dn.ua
  • Малыгин А. Дочь наркома // Правда Бурятии,14 июля 1988
  • Маркизова Э. Девочка с букетом на руках у вождя // Смена, № 3, март 1990
  • Медовой Б. Меня зовут Энгельсина, а не Мамлакат // Известия, 8 февраля 1995
  • Интервью Гели Маркизовой в фильме Discovery Civilization [www.youtube.com/watch?v=WepjsJ7Bqzs «Величайшие злодеи мира в истории. И. Сталин»] // www.youtube.com
  • [www.peoples.ru/family/children/engelsina_markizova-cheshkova/ Энгельсина Ардановна Маркизова-Чешкова] // www.peoples.ru
  • [dangina.yvision.kz/blog/Сториз/116528.html История одной девочки] // dangina.yvision.kz
  • Матвиевский В. Сталин, девочка, судьба: Об истории одной фотографии Гели Маркизовой. // Правда Бурятии. — 1995. — 21 декабря. — С. 3.
  • Родионов Д. Бурятская девочка со Сталиным // Московский комсомолец в Бурятии. — 2004. — № 20. — С. 2.
  • Галерея фотографий Чешковой Э. С. на [www.buryatia.org/modules.php?op=modload&name=My_eGallery&file=index&do=showgall&gid=8&offset=0&orderby=dateD сайте бурятского народа].
  • [www.168ora.hu/tudas/mi-tortent-a-kislannyal-akit-sztalin-olelgetett-36674.html Mi történt a kislánnyal, akit Sztálin ölelgetett?] // www.168ora.hu
  • [www.xn--90ahkamspdoi7k.xn--p1ai/people.php?code_main=0301800001000&one_vid=440 Лобсанов Будажап Лобсанович] // селобурятии.рф
  • Сборник фотодокументов РГАКФД [rgakfd.altsoft.spb.ru/showObject.do?object=1806354548 «Прием знатных людей Бурят-Монгольской АССР»] // rgakfd.altsoft.spb.ru


Отрывок, характеризующий Чешкова, Энгельсина Сергеевна

Тут он не мог уже более держаться и стал отрывисто смеяться и сквозь этот смех проговорил:
– И весь свет узнал…
Тем анекдот и кончился. Хотя и непонятно было, для чего он его рассказывает и для чего его надо было рассказать непременно по русски, однако Анна Павловна и другие оценили светскую любезность князя Ипполита, так приятно закончившего неприятную и нелюбезную выходку мсье Пьера. Разговор после анекдота рассыпался на мелкие, незначительные толки о будущем и прошедшем бале, спектакле, о том, когда и где кто увидится.


Поблагодарив Анну Павловну за ее charmante soiree, [очаровательный вечер,] гости стали расходиться.
Пьер был неуклюж. Толстый, выше обыкновенного роста, широкий, с огромными красными руками, он, как говорится, не умел войти в салон и еще менее умел из него выйти, то есть перед выходом сказать что нибудь особенно приятное. Кроме того, он был рассеян. Вставая, он вместо своей шляпы захватил трехугольную шляпу с генеральским плюмажем и держал ее, дергая султан, до тех пор, пока генерал не попросил возвратить ее. Но вся его рассеянность и неуменье войти в салон и говорить в нем выкупались выражением добродушия, простоты и скромности. Анна Павловна повернулась к нему и, с христианскою кротостью выражая прощение за его выходку, кивнула ему и сказала:
– Надеюсь увидать вас еще, но надеюсь тоже, что вы перемените свои мнения, мой милый мсье Пьер, – сказала она.
Когда она сказала ему это, он ничего не ответил, только наклонился и показал всем еще раз свою улыбку, которая ничего не говорила, разве только вот что: «Мнения мнениями, а вы видите, какой я добрый и славный малый». И все, и Анна Павловна невольно почувствовали это.
Князь Андрей вышел в переднюю и, подставив плечи лакею, накидывавшему ему плащ, равнодушно прислушивался к болтовне своей жены с князем Ипполитом, вышедшим тоже в переднюю. Князь Ипполит стоял возле хорошенькой беременной княгини и упорно смотрел прямо на нее в лорнет.
– Идите, Annette, вы простудитесь, – говорила маленькая княгиня, прощаясь с Анной Павловной. – C'est arrete, [Решено,] – прибавила она тихо.
Анна Павловна уже успела переговорить с Лизой о сватовстве, которое она затевала между Анатолем и золовкой маленькой княгини.
– Я надеюсь на вас, милый друг, – сказала Анна Павловна тоже тихо, – вы напишете к ней и скажете мне, comment le pere envisagera la chose. Au revoir, [Как отец посмотрит на дело. До свидания,] – и она ушла из передней.
Князь Ипполит подошел к маленькой княгине и, близко наклоняя к ней свое лицо, стал полушопотом что то говорить ей.
Два лакея, один княгинин, другой его, дожидаясь, когда они кончат говорить, стояли с шалью и рединготом и слушали их, непонятный им, французский говор с такими лицами, как будто они понимали, что говорится, но не хотели показывать этого. Княгиня, как всегда, говорила улыбаясь и слушала смеясь.
– Я очень рад, что не поехал к посланнику, – говорил князь Ипполит: – скука… Прекрасный вечер, не правда ли, прекрасный?
– Говорят, что бал будет очень хорош, – отвечала княгиня, вздергивая с усиками губку. – Все красивые женщины общества будут там.
– Не все, потому что вас там не будет; не все, – сказал князь Ипполит, радостно смеясь, и, схватив шаль у лакея, даже толкнул его и стал надевать ее на княгиню.
От неловкости или умышленно (никто бы не мог разобрать этого) он долго не опускал рук, когда шаль уже была надета, и как будто обнимал молодую женщину.
Она грациозно, но всё улыбаясь, отстранилась, повернулась и взглянула на мужа. У князя Андрея глаза были закрыты: так он казался усталым и сонным.
– Вы готовы? – спросил он жену, обходя ее взглядом.
Князь Ипполит торопливо надел свой редингот, который у него, по новому, был длиннее пяток, и, путаясь в нем, побежал на крыльцо за княгиней, которую лакей подсаживал в карету.
– Рrincesse, au revoir, [Княгиня, до свиданья,] – кричал он, путаясь языком так же, как и ногами.
Княгиня, подбирая платье, садилась в темноте кареты; муж ее оправлял саблю; князь Ипполит, под предлогом прислуживания, мешал всем.
– Па звольте, сударь, – сухо неприятно обратился князь Андрей по русски к князю Ипполиту, мешавшему ему пройти.
– Я тебя жду, Пьер, – ласково и нежно проговорил тот же голос князя Андрея.
Форейтор тронулся, и карета загремела колесами. Князь Ипполит смеялся отрывисто, стоя на крыльце и дожидаясь виконта, которого он обещал довезти до дому.

– Eh bien, mon cher, votre petite princesse est tres bien, tres bien, – сказал виконт, усевшись в карету с Ипполитом. – Mais tres bien. – Он поцеловал кончики своих пальцев. – Et tout a fait francaise. [Ну, мой дорогой, ваша маленькая княгиня очень мила! Очень мила и совершенная француженка.]
Ипполит, фыркнув, засмеялся.
– Et savez vous que vous etes terrible avec votre petit air innocent, – продолжал виконт. – Je plains le pauvre Mariei, ce petit officier, qui se donne des airs de prince regnant.. [А знаете ли, вы ужасный человек, несмотря на ваш невинный вид. Мне жаль бедного мужа, этого офицерика, который корчит из себя владетельную особу.]
Ипполит фыркнул еще и сквозь смех проговорил:
– Et vous disiez, que les dames russes ne valaient pas les dames francaises. Il faut savoir s'y prendre. [А вы говорили, что русские дамы хуже французских. Надо уметь взяться.]
Пьер, приехав вперед, как домашний человек, прошел в кабинет князя Андрея и тотчас же, по привычке, лег на диван, взял первую попавшуюся с полки книгу (это были Записки Цезаря) и принялся, облокотившись, читать ее из середины.
– Что ты сделал с m lle Шерер? Она теперь совсем заболеет, – сказал, входя в кабинет, князь Андрей и потирая маленькие, белые ручки.
Пьер поворотился всем телом, так что диван заскрипел, обернул оживленное лицо к князю Андрею, улыбнулся и махнул рукой.
– Нет, этот аббат очень интересен, но только не так понимает дело… По моему, вечный мир возможен, но я не умею, как это сказать… Но только не политическим равновесием…
Князь Андрей не интересовался, видимо, этими отвлеченными разговорами.
– Нельзя, mon cher, [мой милый,] везде всё говорить, что только думаешь. Ну, что ж, ты решился, наконец, на что нибудь? Кавалергард ты будешь или дипломат? – спросил князь Андрей после минутного молчания.
Пьер сел на диван, поджав под себя ноги.
– Можете себе представить, я всё еще не знаю. Ни то, ни другое мне не нравится.
– Но ведь надо на что нибудь решиться? Отец твой ждет.
Пьер с десятилетнего возраста был послан с гувернером аббатом за границу, где он пробыл до двадцатилетнего возраста. Когда он вернулся в Москву, отец отпустил аббата и сказал молодому человеку: «Теперь ты поезжай в Петербург, осмотрись и выбирай. Я на всё согласен. Вот тебе письмо к князю Василью, и вот тебе деньги. Пиши обо всем, я тебе во всем помога». Пьер уже три месяца выбирал карьеру и ничего не делал. Про этот выбор и говорил ему князь Андрей. Пьер потер себе лоб.
– Но он масон должен быть, – сказал он, разумея аббата, которого он видел на вечере.
– Всё это бредни, – остановил его опять князь Андрей, – поговорим лучше о деле. Был ты в конной гвардии?…
– Нет, не был, но вот что мне пришло в голову, и я хотел вам сказать. Теперь война против Наполеона. Ежели б это была война за свободу, я бы понял, я бы первый поступил в военную службу; но помогать Англии и Австрии против величайшего человека в мире… это нехорошо…
Князь Андрей только пожал плечами на детские речи Пьера. Он сделал вид, что на такие глупости нельзя отвечать; но действительно на этот наивный вопрос трудно было ответить что нибудь другое, чем то, что ответил князь Андрей.
– Ежели бы все воевали только по своим убеждениям, войны бы не было, – сказал он.
– Это то и было бы прекрасно, – сказал Пьер.
Князь Андрей усмехнулся.
– Очень может быть, что это было бы прекрасно, но этого никогда не будет…
– Ну, для чего вы идете на войну? – спросил Пьер.
– Для чего? я не знаю. Так надо. Кроме того я иду… – Oн остановился. – Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь – не по мне!


В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто очнувшись, князь Андрей встряхнулся, и лицо его приняло то же выражение, какое оно имело в гостиной Анны Павловны. Пьер спустил ноги с дивана. Вошла княгиня. Она была уже в другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей встал, учтиво подвигая ей кресло.
– Отчего, я часто думаю, – заговорила она, как всегда, по французски, поспешно и хлопотливо усаживаясь в кресло, – отчего Анет не вышла замуж? Как вы все глупы, messurs, что на ней не женились. Вы меня извините, но вы ничего не понимаете в женщинах толку. Какой вы спорщик, мсье Пьер.
– Я и с мужем вашим всё спорю; не понимаю, зачем он хочет итти на войну, – сказал Пьер, без всякого стеснения (столь обыкновенного в отношениях молодого мужчины к молодой женщине) обращаясь к княгине.
Княгиня встрепенулась. Видимо, слова Пьера затронули ее за живое.
– Ах, вот я то же говорю! – сказала она. – Я не понимаю, решительно не понимаю, отчего мужчины не могут жить без войны? Отчего мы, женщины, ничего не хотим, ничего нам не нужно? Ну, вот вы будьте судьею. Я ему всё говорю: здесь он адъютант у дяди, самое блестящее положение. Все его так знают, так ценят. На днях у Апраксиных я слышала, как одна дама спрашивает: «c'est ca le fameux prince Andre?» Ma parole d'honneur! [Это знаменитый князь Андрей? Честное слово!] – Она засмеялась. – Он так везде принят. Он очень легко может быть и флигель адъютантом. Вы знаете, государь очень милостиво говорил с ним. Мы с Анет говорили, это очень легко было бы устроить. Как вы думаете?
Пьер посмотрел на князя Андрея и, заметив, что разговор этот не нравился его другу, ничего не отвечал.
– Когда вы едете? – спросил он.
– Ah! ne me parlez pas de ce depart, ne m'en parlez pas. Je ne veux pas en entendre parler, [Ах, не говорите мне про этот отъезд! Я не хочу про него слышать,] – заговорила княгиня таким капризно игривым тоном, каким она говорила с Ипполитом в гостиной, и который так, очевидно, не шел к семейному кружку, где Пьер был как бы членом. – Сегодня, когда я подумала, что надо прервать все эти дорогие отношения… И потом, ты знаешь, Andre? – Она значительно мигнула мужу. – J'ai peur, j'ai peur! [Мне страшно, мне страшно!] – прошептала она, содрогаясь спиною.
Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив, что кто то еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; и он с холодною учтивостью вопросительно обратился к жене:
– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!


Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
– Я очень жалею бедного графа, – проговорила гостья, – здоровье его и так плохо, а теперь это огорченье от сына, это его убьет!
– Что такое? – спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухого.
– Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, – проговорила гостья, – этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.
– Скажите! – сказала графиня.
– Он дурно выбирал свои знакомства, – вмешалась княгиня Анна Михайловна. – Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина – того отец как то замял. Но выслали таки из Петербурга.
– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.
– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.


Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.


Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.