Музыка Чехии

Музыкальная культура чешского народа черпает свои истоки в глубокой древности, о чём свидетельствуют археологические находки на чешских землях, среди которых найдены предметы, служившие первобытному человеку в качестве элементарных музыкальных инструментов. На чешском языке музыкальное искусство называется «Гудба». Это слово происходит от праславянского «гудеть» — «играть» (на музыкальном инструменте).

Истоки

В IX веке просветители Кирилл и Мефодий ввели на чешских землях старославянскую литургию. Хотя в XI веке она была вытеснена латинской, старославянские духовные песни сохранились в чешской музыке, в частности это «Hospodine, pomiluj ny!» и «Svatý Václave». Чешские летописцы, в частности Косма, упоминают и светскую народную песню и профессиональных музыкантов, в частности менестрелей, приезжавших в Чехию из соседней Германии.

В 10-13 веках с принятием католицизма утверждаются католические песнопения. Известным памятником 13 века является «Пражский тропарь» — рукописный сборник песен, включающий тропы, музыкальный материал которых связан с народным творчеством.

С 12 века были популярны массовые, т. н. рождественские и пасхальные действа, ставшие впоследствии основой средневековых драм; в них наряду с низшим духовенством принимали участие студенты и представители народа, что способствовало проникновению в эти действа народных обрядов и обычаев. Одновременно развивались светские жанры чешской музыки. Среди композиторов-исполнителей 12 века — Добржата (служил у князя Владислава I) и Коята (служил при дворе князя Собеслава II).

Новое время

В эпоху Возрождения церковные песнопения сопровождались игрой на органе; самый известный из органов был установлен в соборе святого Вита в Праге. Император Фердинанд I (1526—1564 гг.) основал первую в Чехии придворную капеллу, которая впоследствии включила также оркестр. По её примеру в XVI—XVII веках придворные капеллы были созданы в различных городах Чехии.

В противовес католической музыке, гуситы вызвали к жизни особый жанр народной музыки — гуситские песни, духовные песнопения, исполнявшиеся без сопровождения на чешском языке.

Адам Михно с Отрадовиц вошёл в историю как автор сборников «Чешская Мариинская музыка» (1647 г.) и «Священная музыка» (1661 г.), также он является автором известной песни «Chtíc, aby spal». Более поздними известными представителями чешского барокко считаются Дисмас Зеленка и Богуслав Матей Черногорский. Среди самых известных композиторов классической эпохи — Ян Вацлав Антонин Стамиц, Йозеф Мисливечек.

Параллельно в Чехии развивается оперное искусство. Первый оперный спектакль в Чехии предположительно был дан в 1627 году по случаю коронации Фердинанда II. С этого времени в Праге и Брно постоянно гастролировали итальянские оперные труппы, а в 1724 граф Шпорк открыл первый чешский оперный театр в своем замке Кукса. В 1811 по инициативе дворянства в Праге была открыта консерватория.

В эпоху романтизма Чехия, как и соседние страны, переживает эпоху становления национального возрождения и становления профессионального искусства. Учредителями чешской композиторской школы считаются Бедржих Сметана, и Антонин Дворжак, преподававший в Пражской консерватории в конце XIX века. В 1888 году в Праге был открыт оперный театр.

Чешская музыка начала XX века представлена творчеством Йозефа Богуслава Фёрстера, Витезслава Новака и Леоша Яначека. Провозглашение независимости Чехословакии в 1918 году способствовало подъёму национальной культуры, появились чешские музыкальные издательства и звукозаписывающее производство. Начиная с 1923 года, музыку в Чехословакии стали передавать по радио. Возникали новые концертные и оперные сцены. Середину XX века представляют такие композиторы, как Богуслав Мартину (жил и работал преимущественно за границей), Алоис Хаба, Павел Боржковец, Иша Крейчи, Ярослав Ежек, Эрвин Шульгоф и другие.

В чешской музыке 2-й половины XX века выделились композиторы Франтишек Хаун, Сватоплук Гавелка, Вацлав Кучера, Петр Эбен, Цтирад Когоутек (также видный музыковед), Любош Фишер (Luboš Fišer, в т.ч. автор музыки к 300 фильмам), Милош Штедронь. Среди чешских композиторов послевоенного поколения — Иван Курц (р. 1947), Ян Йирасек (р. 1955), Лукаш Хурник (р. 1967), Мирослав Срнка (Srnka; р. 1976).

В послевоенные годы с установлением коммунистического режима чешская музыкальная культура находилась под идеологическим давлением, что замедляло развитие музыкального искусства. Некоторое послабление идеологии наблюдалось в 1960-е годы, однако после подавления «Пражской весны» советскими войсками, жесткий контроль был восстановлен. Несмотря на это, современные музыкальные течения жили в чешском подполье, как например воодушевлённый американской культурой чешский блюграс. Также идеологическая доктрина почти не коснулась джазовой музыки — с 1964 года в Праге ежегодно проводится международный джазовый фестиваль.

Современность

Сегодня в Чехии действует 11 оперных театров, несколько филармоний, в частности в Праге, Брно и Оломоуце. Среди ведущих оркестров — Оркестр чешской филармонии и Оркестр чешского радио. Среди высших учебных заведений музыкального профиля — Пражская консерватория, Пражская академия музыкальных искусств и Академия музыки имени Яначека в Брно.

В Чехии проводятся такие известные международные музыкальные фестивали, как Пражская весна, Международный джазовый фестиваль, ежегодные фестивали экстремальной музыки Obscene Extreme, Brutal Assault, Masters Of Rock.

Литература

• Бэлза И. История чешской музыкальной культуры. — Изд-во Академии наук СССР, 1959. — Т. 1.
• Бэлза И. Из истории русско-чешских музыкальных связей. — Гос. музыкальное изд-во, 1955. — Т. 1.
• Друскин М. С. История зарубежной музыки второй половины XIX века. — Гос. музыкальное изд-во, 1963.

Ссылки

• [www.ville-ge.ch/meg/musinfo_ph.php?what=pays=Tch%E8que,%20R%E9publique&debut=0&bool=AND Аудио клипы — традиционная музыка Чехии] Musée d’Ethnographie de Genève. Accessed November 25, 2010.
• [www.czech.cz/kultura/article_detail.aspx?id=2103-Contemporary-music Современная чешская музыка]

Отрывок, характеризующий Музыка Чехии

Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
– Я очень жалею бедного графа, – проговорила гостья, – здоровье его и так плохо, а теперь это огорченье от сына, это его убьет!
– Что такое? – спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухого.
– Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, – проговорила гостья, – этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.
– Скажите! – сказала графиня.
– Он дурно выбирал свои знакомства, – вмешалась княгиня Анна Михайловна. – Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина – того отец как то замял. Но выслали таки из Петербурга.
– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.
– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.


Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.