Чешуя

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Чешуя́ — наружный покров некоторых живых существ, образуемый роговымиамниот) или костнымирыб) пластинками.

Большинство рыб покрыты чешуёй, хотя у некоторых она редуцируется. Их чешуя развивается в кориуме[1] и представляет собой защитное костное образование в коже, иногда имеющее сложное строение. Чешуя рыб сочетается с наличием слизистых желёз в коже[2].

Расположение чешуи на теле организма называется фолидоз. На коже человека образования, напоминающие чешую, появляются вследствие ихтиоза.





Форма чешуй

Чешуя костных рыб

У рыб в зависимости от характера костного образования различают[3] пять форм чешуй:

  • плакоидные — пластинки, лежащие в волокнистом слое кожи и заканчивающиеся зубцом с вершиной, направленной назад (состоят из костного вещества остеодентина; термин «плакоидные» образован от греческих слов «плакос» ‘плоскость’ и «эйдос» ‘форма’). В течение жизни рыбы она неоднократно сменяется. Эта форма чешуи состоит из трёх слоёв: витродентина (наружное вещество, подобное эмали), дентина (органическое вещество, содержащее известь) и пульпы[4].
  • ганоидные — большие окостеневшие щитки. Состоят из трёх слоёв: плотного верхнего ганоина, среднего космина с многочисленными канальцами и нижнего костного изопедина[4].
  • космоидные — толстые пластинки округлой или ромбической формы, сверху покрытые космином (видоизменённым дентином). Эта форма представляет собой разновидность ганоидной чешуи[4].
  • циклоидные — тонкие округлые полупрозрачные пластинки с гладким наружным краем;
  • ктеноидные — тонкие округлые полупрозрачные пластинки с зазубренным наружным краем. У двух последних форм чешуи сохранился только костный слой[4].

Плакоидные чешуи характерны для хрящевых рыб[5], ганоидные — для низших лучепёрых (хрящевые и костные ганоиды[6], панцирниковых рыб, многопёров, сохраняется на хвосте у осетровых)[4], циклоидные — для костистых рыб[7] (сельдевые, карповые)[4], ктеноидные — для высших костистых рыб[7] (окуневые)[4], космоидные — для лопастепёрых (у современных двоякодышащих чешуя утрачена)[8]. Плакоидная чешуя является наиболее древней[4] .

Чешуя пресмыкающихся является роговым образованием эпителиального происхождения.

См. также

В Викисловаре есть статья «чешуя»

Напишите отзыв о статье "Чешуя"

Примечания

  1. Наумов, 1982, с. 51.
  2. Наумов Н. П., Карташёв Н. Н.  Зоология позвоночных. — Ч. 1. — Низшие хордовые, бесчелюстные, рыбы, земноводные: Учебник для биолог. спец. ун-тов. — М.: Высш. школа, 1979. — 333 с. — С. 116.
  3. Наумов, 1982, с. 51,64,65,82.
  4. 1 2 3 4 5 6 7 8 Ильмаст Н. В. Введение в ихтиологию. — Петрозаводск: Карельский научный центр РАН, 2005. — С. 70—72. — ISBN 5-9274-0196-1.
  5. Наумов, 1982, с. 50,51.
  6. Наумов, 1982, с. 64.
  7. 1 2 Наумов, 1982, с. 65.
  8. Наумов, 1982, с. 82.

Литература


Отрывок, характеризующий Чешуя

– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.