Чун, Сесилия

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Чжан Бочжи»)
Перейти к: навигация, поиск
Сесилия Чун
кит. трад. 張栢芝, упр. 张栢芝
Имя при рождении:

Cheung Pak-Chi

Дата рождения:

24 мая 1980(1980-05-24) (43 года)

Место рождения:

Британский Гонконг

Гражданство:

Гонконг Гонконг

Профессия:

актриса

Карьера:

с 1998 года

Направление:

драма

Сеси́лия Чун (кит. трад. 張栢芝, упр. 张栢芝, пиньинь: Zhāng Bǎizhī, палл.: Чжан Байчжи; род. 24 мая 1980 года) — гонконгская актриса и певица. Является одной из так называемых «звёздных девочек» (星女郎) — актрис, которые засветились благодаря сотрудничеству со Стивеном Чоу[1]. В 2004 году актриса получила награду Hong Kong Film Award в категории «Лучшая актриса» за роль в фильме «Затерянные во времени (англ.)».



Биография

Сесилия Чун родилась 24 мая 1980 года в Гонконге, у неё есть сводная сестра, сводный брат и два младших брата. Родители Сесилии кантонские китайцы (англ.), мать наполовину британка[2]. Когда Сесилии было 10 лет, её отец ушёл из дома, вследствие чего родители развелись, а немного позже, когда ей исполнилось четырнадцать, девочку отослали в Австралию, к тёте. Там Сесилия закончила колледж Melbourne Grace в 1998 году и получила первую работу — она работала официанткой в китайском ресторане.

Первые шаги в шоу-бизнесе Сесилия сделала в 18 лет — она приехала в Гонконг на каникулы и вскоре получила предложение сняться в рекламе лимонного чая. Там её заметил Стивен Чоу, как раз искавший девушку с ангельским лицом для своего нового проекта «Король комедии». Чун получила роль, и хотя фильм не стал мегахитом уровня лучших проектов Чоу, бойкую и обаятельную актрису заметили. Сразу же по окончанию съемок в «Короле комедии» Джингл Ма доверил ей главную роль в своей мистической мелодраме «Полетели со мной на полярную звезду». Очередная церемония HKFA стала настоящим триумфом для начинающей актрисы: она получила номинацию за лучшую женскую роль в «Полетели», номинацию за лучшую песню в этой же картине и две номинации как лучшая новая актриса (за «Короля комедии» и «Полетели»), и одну из них всё-таки взяла.

В том же 1999 году Сесилия сыграла в боевике «Легенда о скорости», а в следующем появилась в мелодраме «12 ночей», комедии «На помощь!!!» и боевике «Токийский расклад», а также нашла время озвучить японский сериал «Тосинден Субару: Новое поколение». 2001-й год принес ей роли в новогодней комедии «Уянь», романтических комедиях «Пара пара сакура» (с Аароном Квоком) и «Праздник каждый день» (с Леоном Лаем), а также эпизодические роли в фильме Стивена Чоу «Шаолиньский футбол» (вместе с Карен Мок они сыграли пару усатых футболистов, с которыми разделываются герои) и фэнтези-эпике «Легенда Зу». Плюс к этому Сесилия снялась в корейской драме «Файлан» и появилась в комедии «Мастер Кьют 2001», на съемках которой познакомилась с Николасом Се.

К этому моменту Сесилия была уже сложившейся звездой — она регулярно снималась в «новогодних» комедиях (признак большой популярности актёра) и полировала актёрское мастерство, соглашаясь на необычные и сложные роли. Так, в картине «Затерянные во времени» (2003) Дерека Йи она с блеском сыграла женщину, потерявшую любимого и вынужденного в одиночку воспитывать его сына. Работу Сесилии в этой ленте высоко оценили критики — она получила награду HKFA как лучшая актриса (в этом же 2003 её выдвигали как лучшую актрису и за другую роль — в экзистенциальной драме Джонни То «От судьбы не уйдешь»).

Как и другие популярные звезды Гонконга, параллельно с актёрской карьерой Сесилия начала вполне успешно петь — её узнаваемый, чуть хриплый голос понравился и её альбомы всегда неплохо продавались. Всего Чун выпустила около десятка альбомов с 1999 по 2005-й год. Помимо этого Сесилия всегда вела активную общественную жизнь и постоянно участвовала в благотворительных мероприятиях, на одном из которых чуть не рассталась с жизнью. На очередном пресс-ивенте она выполняла автомобильный трюк, но её машина перевернулась и Сесилия попала в больницу — травма была серьёзная и был риск, что Чун навсегда останется парализованной.

После замужества и скандала с фотографиями Эдисона Чэня Сесилия исчезла с экранов. На большой экран актриса смогла вернуться лишь через три года. В 2011 году в прокат вышло сразу несколько картин с её участием: «Всё хорошо, что хорошо кончается», «Охота за сокровищем», «Легендарные амазонки» и др.

Личная жизнь

На протяжении десяти лет (с 2002 по 2012 год) Сесилия состояла в отношениях с актёром Николасом Се. Отношения пары были далеко не простыми по той причине, что Николас неоднократно порывался вернуться к своей прежней возлюбленной — певице Ван Фэй, из-за чего пресса осуждала Сесилию как «третью лишнюю». В 2006 году пара объявила о помолвке, в августе 2007 года появился их первенец. В мае 2010 года Сесилия родила второго сына. Однако в августе 2011 года Сесилия и Николас объявили о разводе.

В 2008 году уже замужняя актриса была вовлечена в громкий скандал (англ.), связанный с публикацией фотографий Эдисона Чэня — гонконгского актёра и певца, чьи эротические фотографии его девушек стали доступны публике после того, как Эдисон сдал в ремонт ноутбук со всеми имеющимися на нём личными файлами. На 143 фотографиях в откровенных позах была изображена Сесилия Чун.

Актриса, которая до этого в связи с выходом замуж и беременностью добровольно отказывалась от съёмок, теперь была отстранена от участия в церемонии открытия Пекинской олимпиады: главный сценарист Олимпиады режиссёр Чжан Имоу снял с участия и её, и Николаса Се[3].

Напишите отзыв о статье "Чун, Сесилия"

Примечания

  1.  (кит.) 邱致理 (Qiu Zhili). [enjoy.eastday.com/e/20071012/u1a3160012.html 张雨绮亲述一夜成名:30秒搞定周星驰 (Zhang Yuqi's overnight fame: 30 seconds to win over Stephen Chow]. 南都周刊 (10 December 2007). Проверено 28 июня 2009.
  2. Asiaone.com. «[www.asiaone.com/News/Latest%2BNews/Showbiz/Story/A1Story20080218-50133.html Asiaone.com].» Will Edison’s Girls survive scandal?. Retrieved on 22 April 2008.
  3. Stars linked to nude photos shut out of Games opening ceremony, South China Morning Post (26 February 2008), стр. C1. Проверено 26 февраля 2008.

Отрывок, характеризующий Чун, Сесилия

А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.


Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.