Чжан И

Zhang Yi
традиционный китайский:	張儀
упрощённый китайский:	张仪
Транслитерация Путунхуа — пиньинь: Zhāng Yí — Уэйда — Джайлза: Chang I

Чжан И (кит. трад. 張儀, упр. 张仪, пиньинь: Zhang Yi, палл.: Чжан И, род. ранее 329 до н. э. — 309 год до н. э.) — главный советник (сян) царства Цинь, дипломат, выполнявший также миссии в других царствах, и исполнявший должность сяна в царстве Вэй. Принимал ключевые стратегические решения и привёл к укреплению царства Цинь и расстройству союза других царств против Цинь. Он способствовал созданию союзов по горизонтали между царствами вокруг Цинь. Его основным соперником был Су Цинь, который укреплял союзы по вертикали.

Биография

Биографии Чжан И посвящён отдельный том 70 Исторических Записок Сыма Цяня. При этом исследования показывают хронологические неувязки и неточности в повествовании Сыма Цяня.

Ранние годы

Родом из царства Вэй,

Он учился у знаменитого Гуй Гу-цзы вместе с Су Цинем, изучал политику и дипломатию, и был готов стать странствующим советником.

Неудача в царстве Чу

Сначала он отправился в царство Чу, где попал в неприятный инцидент. Сян (премьер-министр) царства Чу обвинил его в краже драгоценности (к которой он был непричастен), он был бит и выпровожен из чуского двора. Его друг Су Цинь, который к этому моменту уже был на высокой должности в царстве Чжао и собирал «союз по вертикали» царств Ци, Чу, Янь, Хань, Чжао и Вэй против мощного царства Цинь, принял его холодно, отказался найти ему должность и разъяснил, что теперь политическая карьера Чжан И безнадёжна. Расчёт Су Циня был в том, что у Чжан И не останется другого выбора как искать должность при дворе циньского вана, а он опасался что Цинь первым нападёт на Чжао и расстроит весь союз царств, который он создал. . Поэтому Су через некоторое время тайно помог Чжан И предстать (в 329 году до н. э.) перед двором Циньского Хуэй-вана, где получил должность министра (при этом ранее кандидатура самого Су была отвергнута).

На службе в Цинь

Получив должность, он написал чускому сяну письмо, что он не крал яшму и был несправедливо наказан, а теперь он намерен украсть у Чу города.

Чжан И был приглашён на обсуждение сложного конфликта, который требовал нового нового подхода. Он пытался уговорить вана напасть на сильное царство Хань, которое угрожало Цинь вторжением, чтобы укрепиться среди борющихся царств и вынудить дом Чжоу отдать Цинь девять треножников — регалии центральной власти. Но совет Чжан И был отвергнут, ван решил пойти походом на богатое продовольствием и ресурсами, но слабое царство Шу. Войска Цинь пошли в поход против Шу, и одержали большую победу (316 до н. э.), подчинив Шу как вассала, понизив статус шуского вана ( царь) до хоу (графа).

Далее Чжан И включился в борьбу с царством Вэй, откуда он сам происходил. Сначала на Вэй были двинуты войска и осаждён а потом занят город Пуян. Чжан И настоял на возврате города вэйскому вану, но путём сложной дипломатии и хитрого манипулирования он вынудил Вэй отдать Цинь другую стратегически важную область Шанцзюнь, в которой были построены укрепления. За эту дипломатическую победу получил должность сяна (премьер-министра), которую он занимал вплоть до 322 года.

Возврат в Вэй

Во время дипломатической поездки на встречу с советниками царств Ци и Чу Чжан И был снят с должности сяна. В 322 году до н. э. он отправился в царство Вэй, где получил это звание снова. Занимая соответствующий пост, Чжан И действовал в интересах Цинь: пытался оказывать давление на вэйских правителей (Сян-вана, а после 318 до н. э. Ай-вана), побуждая их служить циньцам. Когда Ай-ван высказал недовольство, Чжан И порекомендовал циньскому вану напасть на Вэй. В 316 году до н. э. циньская армия совершила победный поход против царств Шу и Ба. Чжан И использовал победы Цинь для устрашения Вэйского Ай-вана, стал снова настойчиво доказывать Ай-вану, что «союз по вертикали», построенный Су Цинем (318 до н.э.), не сможет противостоять натиску Цинь, и царство Вэй должно искать союза с Цинь. Ай-ван заключил с Цинь союзный договор.

Чжан И, выполнив миссию, вернулся обратно в Цинь и снова стал там сяном.

Снова на службе Цинь

Миссия в Чу

Следующей миссией Чжан И было внесение раздора между царствами Чу и Ци, скрепленные договорами союза по вертикали Су Циня.

Согласно Сыма Цяню, Чжан И пообещал царству Чу значительную территорию (600 ли) за разрыв отношений с Ци. Советник Чэнь Чжэнь возражал против плана Чжан И, настаивая на союзе с Ци и предсказывая обман (что и случилось), но чуский Хуай-ван захотел получить обещанные земли и заставил его молчать.

Хуай-ван стал вести себя заносчиво и оскорблять циского вана. Это привело обиде и к разрыву отношений с Ци; циский ван заключил союз с Цинь. Только после этого Чжан И заявил чускому послу о передаче 6 ли земли (вместо 600 ли), отчего Хуай-ван объявил ему войну (вопреки советам Чэнь Чжэня, который считал что в данной ситуации лучше уже нападать на Ци), но теперь уже объединённые войска Ци и Цинь нанесли ему тяжёлое поражение, обезглавив 80 тысяч воинов. После поражения Чуский ван собрал снова большую армию и напал на Цинь, но снова потерпел поражение.(312 год до н.э.)

Чуский ван, разгневанный коварством Чжан И, потребовал его выдачи, но тот сам неожиданно явился в Чу как циньский посол. В результате сложных переговоров Чжан И опять же убедил Хуай-вана в недееспособности союза по вертикали и необходимости искать союза с Цинь, и безнадёжности новой войны против Цинь. Сыма Цянь приводит обстоятельную речь Чжан И перед чуским ваном с аргументацией необходимости союза с Цинь.

После дипломатической победы в Чу, он последовательно объехал царства Хань, Ци, Чжао и Янь, где искусно играл на противоречиях между царствами, раздувая угрозы вероломного нападения соседей, и угрозами, посулами, интригами уговаривал порвать союзные отношения по вертикали и заключить союз с Цинь. Одержав крупные дипломатические победы, он вернулся в Цинь в 310 году до н. э.

Миссия в Хань

В царстве Хань Чжан И убедил вана в силе циньцев и опасности распада царства и огромных потерь в случае войны с Цинь, и необходимости действий против Чу и соза с Цинь. За успешную миссию в Хань циньский ван пожаловал Чжан И звание Усинь-цзюна и пять деревень.

Миссия в Ци

После Хань последовал визит на восток, в Ци, где Чжан И беседовал с Минь-ваном. Он сначала стал превозносить Ци, но потом доказывать опасность конфликта с Цинь и бесперспективность союза с Чжао, оперируя также союзническими договорами Цинь с Вэй, Хань и Чу. Минь-ван перепугался и принял предложения Чжан И.

Миссия в Чжао

В царстве Чжао Чжан И обрисовал мощность циньцев, которые якобы переместили к себе девять чжоуских треножников, и стал озвучивать угрозу перехода Циньским войском Хуанхэ. Деятельность Су Циня по созданию союза по вертикали против Цинь была охарактеризована как обман. Чжаоский ван был вынужден согласиться с доводами Чжан И и заявить о лояльности по отношению к Цинь

Миссия в Янь

В царстве Янь Чжан И рассказал о вероломности и жестокости чжаоских правителей и мощи Цинь, убедив яньского вана занять лояльную позицию по отношению к Цинь.

Смена власти в Цинь и отстранение Чжан И

На обратном пути в Цинь Чжан И узнал, что циньский Хуэй-ван скончался. Трон занял У-ван, который отстранил Чжан И от должности сяна. По мнению Сыма Цяня, это привело к восстановлению союза по вертикали между царствами. Тогда Чжан И предложил У-вану сложный план, в результате которого тот сможет через царство Хань овладеть центральным царством Чжоу и завладеть девятью треножникми. Для этого нужно было побудить царство Ци напасть на царство Вэй. Учитывая, что правитель Ци был крайне возмущён его деятельностью, Чжан И попросил у У-вана должность посла в Вэй. Циский ван был уже готов начать поход против Вэй, но посол царства Чу при циском дворе раскрыл ему суть интриги, заключавшейся в отвлечении циских войск и предоставлении возможности циньцам совершить поход через Хань в царство Чжоу.

Последний год в царстве Вэй

Приехав в Вэй, Чжан И снова получил должность сяна, однако вскоре умер в 309 году до н. э.

Отражение в культуре

Чжан И является одним из центральных персонажей исторического телесериала "Великая Циньская Империя" (второй выпуск 2011 года) .

Литература

• Сыма Цянь. Исторические записки. Перевод Р. В. Вяткина. т. VII. Глава 70 (Чжан И ле чжуань).с.120 — 142.
• [oldevrasia.ru/library/Vasilev-L-C-_Drevniy-Kitay--Tom-3--Period-CHzhango--V-III-vv--do-n-e--/20 Л.C. Васильев/ Древний Китай. Том 3. Период Чжаньго (V—III вв. до н. э.). Чжан И и политико-дипломатическая деятельность в пользу Цинь]

Отрывок, характеризующий Чжан И

– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.


Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.