Чжан Сяньлян
| Чжан Сяньлян | |
| кит. 张贤亮 | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Место смерти: | |
| Род деятельности: | |
| Язык произведений: | |
Чжан Сяньлян (кит. 张贤亮; 8 декабря 1936, Нанкин — 27 сентября 2014) — китайский поэт, прозаик.
Писатель
Родился в потомственной чиновничьей семье. Глубокое влияние на характер Чжан Сяньляна оказала мать, происходившая из слоя образованной аристократии. Отец, крупный предприниматель, почти не имел отношения к воспитанию сына. После создания в 1949 КНР семья будущего писателя подверглась репрессиям.
В 1952, после ареста отца и заключения его в пекинскую тюрьму, семья переезжает в Пекин. В 1955, после смерти отца, Чжан Сяньлян, так и не окончив школу, вместе с матерью и младшей сестрой переезжает на запад Китая, где становится преподавателем в школе для кадровых работников г. Иньчуаня. В это же время Чжан Сяньлян под воздействием политической атмосферы того времени, в частности курса «пусть расцветают сто цветов», целиком посвящает себя литературным занятиям. В 1957 его стихи публикует сианьский литературный журнал «Яньхэ». Известность Чжан Сяньляну принесла судьбоносная для него поэма «Да фэн гэ» («Песнь могучего ветра», 1957), посвященная построению нового общества. Под натиском развернувшейся борьбы против «буржуазных правых элементов» в мае 1958 Чжан Сяньлян на 20 с лишним лет попадает в трудовые лагеря и тюрьмы.
Официальная реабилитация Чжан Сяньляна состоялась в сентябре 1979 года после публикации рассказов, которые привлекли внимание местного руководства. Уже после первых лит. опытов писателя пригласили на работу в отд. ВАРЛИ Нинся-Хуэйского автономного р-на. Чжан Сянь-лян сразу занял место в авангарде литературы новейшего периода. Пик популярности и творческого расцвета писателя пришёлся на 1980-е. Всекитайских премий удостоились его рассказы «Лин юй жоу» («Душа и плоть», 1980) и «Сяоэрбулакэ» («Горький источник», 1983)， а также повесть «Люйхуашу» («Акация», 1984). К значимым произведения первого десятилетия писательской карьеры Чжан Сяньляна также относятся: рассказ «Син лаохань хэ гоу ды гуши» («История про старика Сина и его собаку», 1980)，повести «Тулао цин хуа» («Любовь за решеткой», 1981), «Хэ ды цзысунь» («Дети реки», 1983), «Наньжэнь ды и бань ши нюйжэнь» («Половина мужчины —женщина», 1985), романы «Наньжэнь ды фэнгэ» («Мужской характер», 1983)，"Цзаоань, пэнъю!" («Доброе утро, друг!», 1987), «Сигуань сыван» («Привыкая умирать», 1989).
Выбрав четкую позицию служения новой эпохе всесторонних перемен, Чжан Сяньлян начинает свой творческий путь с описания пережитых в 1960—1970-е злоключений кит. интеллигента и простого человека. На втором этапе (1981—1983) акцент писателя сместился в сторону пропаганды реформ. Далее Чжан Сянь-лян на первое место ставит человека — его судьбу и чувства, что проявляется в глубоком психологизме его произведений. Активное участие в общественной жизни стало причиной избрания Чжан Сяньляна членом НПКСК Китая, вступления в ряды КПК, назначения на руководящие посты Нинсяхуэйских отделений ВАРЛИ и СКП. В 1980-е состоялось и первое знакомство писателя с заграницей. В это время Чжан Сянь-лян совершает частые командировки не только по всему Китаю, но и в страны Западной Европы, в США.
В 1990-х в творчестве Чжан Сяньляна наметилась некоторая переориентация, он начинает работать в жанре публицистической прозы. В это время выходят в свет несколько сборников его очерков: «Бяньюань сяопинь» («Произведения пограничной прозы», 1994)，"Сяошо бяньюй" («За рамками прозы», 1996), «Чжуйцю чжихуй» («В погоне за мудростью», 1997). Известность Чжан Сяньляну как публицисту принесла книга «Сяошо Чжунго» («Немного о Китае», 1997), рассматривающая ряд социальных проблем современного Китая. Худ. произведения 1990-х, в частности дилогия «Во ды ботишу» («Мое древо прозрения», 1993) и повесть «Цинчунь ци» («Период созревания», 1999), продолжают развитие автобиографич. тематики. В начале 1990-х Чжан Сянь-лян одновременно с творческой деятельностью встал на путь предпринимательства в качестве главы Западно-Китайской киностудии.
Переводы на русский
- Горький родник / Пер Д. Сапрыки // Встреча в Ланьчжоу: Китайские писатели о молодежи. М., 1987，с. 94-122;
- Душа и тело / Пер. А. Монастырского // Современная новелла Китая. М., 1988，с. 427—447;
- Женщина — половинка мужчины / Пер. Д Сапрыки. М., 1990;
- Любовь за решеткой / Пер. 3. Абдрахмановой, В. Семанова // Из жизни красной императрицы: Повести. М., 1993，с. 219—283;
- Мимоза / Пер. И Смирнова // ИЛ. 1988, № 8, с. 95-170.
- [hyperion-book.ru/novosti/post_66.html Избранные произведения] / Пер. З. Ю. Абдрахмановой, О. П. Родионовой, Д. А. Саприки, В. И. Семанова, И. С. Смирнова. СПб., Гиперион, 2014;
Напишите отзыв о статье "Чжан Сяньлян"
Литература
- Родионова О. Творчество современного китайского писателя Чжан Сяньляна. Автореф. канд. дис. СПб., 2003;
- Родионова О. Поиск корней: семейный портрет Чжан Сяньляна // Материалы Междунар. синологического семинара «От национальной традиции к глобализации, от реализма к постмодернизму: Пути развития современной китайской литературы»… СПб., 2004，с. 221—237;
- Родионова О. Литературное творчество Чжан Сяньляна: от поэзии юности — к прозе о юности // Ван Мэн в контексте современной китайской литературы. М., 2004, с. 130—151.
Отрывок, характеризующий Чжан Сяньлян
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…
Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
