Чьеу Ву-де

Чьеу Ву-де

кит. 趙武帝, вьетн. Triệu Vũ Đế

Чьеу (Чиеу) Ву-дэ (вьетн. Triệu Vũ Đế, «Воинственный император»), по-китайски Чжао У-ди (кит. 趙武帝, пиньинь: Zhào Wǔ dì) — военный чиновник китайской империи Цинь, который, уйдя со службы, основал вьетско-китайское государство Намвьет и династию Чьеу. Личное имя — Да (вьетн. Đà, кит. 佗, пиньинь: Tuó, палл.: То)

Чьеу Да ушёл со службы после того, как империя Цинь пала. Основанное им государство Наньюэ (Намвьет) включало в себя север современного Вьетнама и юг Китая, столицей стал город Панью, современный Гуанчжоу. Чьеу Да правил как ханьцами, так и байюэ, он поощрял браки между ними и взаимную ассимиляцию. Династию, которую он основал, называют Династия Чьеу (кит. трад. 趙朝, упр. 赵朝, пиньинь: zhàocháo, палл.: чжаочао). Традиционная вьетнамская историческая наука считала Чьеу вьетнамским императором, однако современные историки утверждают, что в 208 году до нашей эры он был завоевателем вьетов.

Жизнеописание

Молодость

Чьеу Да родился примерно в 230 году до н. э. в Чжэндине, в то время это была территория царства Чжао. Династия Цинь победила и поглотила Чжао в 222 году до н. э., Чжао То становится подданым Цинь. Чжао служил в экспедиционных войсках, которые послали на юг, и в 206 году до н. э. (согласно вьетнамским легендам) он победил Аулак Ан Зыонг-выонга и присоединил его территорию к Гуандуну и Гуанси, которые к тому времени были под его командованием.

Создание Наньюэ

В конце правления династии Цинь Чьеу Да получил контроль над обширной территорией, в частности, благодаря альянсам с юэской знатью. Чьеу провозгласил себя правителем Южного Юэ (Наньюэ) и установил столицей Паньюй (кит. трад. 番禺, пиньинь: Pānyú), район современного Гуанчжоу.

Государство Чьеу сотрясали конфликты. На севере располагался город Чанша, с которым территория Наньюэ конфликтовала ещё до Чьеу; на востоке находилось военизированное Миньюэ; на западе — Юго-западное И (кит. трад. 西南夷, пиньинь: xīnán yí, палл.: синань и), сопротивлявшееся ханьским порядкам. В составе самого́ Наньюэ были Западное Оу (кит. трад. 西甌, пиньинь: Xīōu, палл.: сиоу) и народ лаквьеты, не подчинявшиеся правительству. Однако главной угрозой была Династия Хань, желавшая захватить Наньюэ.

В 196 году до н. э. к Чьеу Да прибыл посол Хань, который привёз печать, удостоверяющую получателя в том, что император считает его независимым правителем. По этому случаю Чьеу сделал юэскую причёску-пучок. В начале своего правления Лю Бан дал три области (кит. трад. 郡, пиньинь: jùn, палл.: цзюнь) графу Чанши У Жуй, назначил человека по имени Яо Уюй маркизом Хайяна (кит. трад. 海陽侯徭無餘, упр. 海阳侯徭无余, пиньинь: Hǎiyáng hóu yáowúyú, палл.: Хайян хоу яоуюй), а Чжи — ваном Наньхая (кит. трад. 南海王織, упр. 南海王织, пиньинь: Nánhǎi wángzhī, палл.: Наньхай ванчжи). Лю Бан ввёл войска в Чаншу, чтобы следить за ситуацией в Наньюэ; Чьеу Да это тревожило. Чьеу попробовал торговать с центральным Китаем, импортировал оттуда множество товаров, а также платил дань китайскому императору. После смерти Лю Бана трон получил его сын, Хуэй-ди (汉惠帝). Новый правитель Китая уважал порядки, установленные отцом, и мир продолжался.

Регентша Люй-хоу

После семи лет правления Хуэй-ди к власти пришла императрица Люй-хоу, которая в 183 до н. э. внезапно запретила империи Хань торговлю, в том числе важными для Наньюэ железными инструментами и лошадьми. Это произошло из-за У Жуя, правителя Чанши, единственного правителя не из Лю, к которому Люй-хоу хорошо относилась. Торговая блокада имела сильный отрицательный эффект на экономику Наньюэ, народ был недоволен.

Чьеу решил, что эмбарго — это козни владыки Чанши, и послал в тогдашнюю столицу Чанъань несколько гонцов с просьбой прекратить блокаду. Однако У Жуй приказал заточить посланцев в Чанъане и оклеветал Чьеу Да перед императрицей, что привело её в ярость. Она убила родственников Чьеу, живших в Китае, а также уничтожила могилы предков Чьеу, что в Древнем Китае расценивалось как смертельное оскорбление. Чьеу понял, что политическими манёврами проблему решить не удастся.

В 183 году Чьеу провозгласил себя императором Наньюэ У (кант. трад. 南越武帝, ютпхин: Nām⁴yūd⁶ Mou⁵-Dei³, кант.-рус.: на:мъют моутай). Чьеу долго был в ссоре с У Жуем, поэтому наньюэские войска разграбили Чаншу. Люй-хоу приказала атаковать Наньюэ, но её военные силы подкосили болезни, и армия стала небоеспособна. Тем не менее, война продолжалась до самой смерти Люй-хоу. Победитель Чьеу Да расширил свои владения, завоевав города у границы, а также установил отношения с Миньюэ, Западным Оу и лаквьетами; тем не менее, война почти уничтожила торговые связи Наньюэ с Китаем.

Конец жизни

В 179 году до нашей эры император Вэнь-ди взошёл на китайский трон. Он запретил некоторые циньские жестокие наказания, и Чьеу Да воспользовался предоставленной возможностью; Чьеу сказал императору, что если тот уберёт двоих генералов из Чанши и восстановит родственников Чьеу в Чжэньдине, то Наньюэ будет в мире с Хань. Император немедленно восстановил могилы предков Чьеу, нашёл его выжившего родственника, а также вывел войско из Чанши. Чьеу снял с себя титул императора, снова став вассалом Хань, хотя автономия Наньюэ сохранилась, а Чьеу называли императором по всей территории Наньюэ. Чьеу умер в 137 году до н. э. в возрасте 93 лет. На трон взошёл его внук Чьеу Мат.

Литература

• Концевич Л. Р. [search.rsl.ru/ru/catalog/record/4696545 Хронология стран Восточной и Центральной Азии]. — Москва: Восточная литература РАН, 2010. — 806 с. — ISBN 978-5-02-036350-2.

Отрывок, характеризующий Чьеу Ву-де

– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.


Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.