Чжоу (династия)
 История Китая
| |||
| Доисторическая эпоха | |||
| 3 властителя 5 императоров | |||
| Династия Ся | |||
| Династия Шан | |||
| Чжоу | |||
| Восточная Чжоу | Вёсны и Осени | ||
| Сражающиеся царства | |||
| Империя Цинь | |||
| (Династия Чу) — смутное время | |||
| Хань | Западная Хань | ||
| Синь: Ван Ман | |||
| Восточная Хань | |||
| Троецарствие: | Вэй, Шу, У | ||
| Западная Цзинь | |||
| 16 варварских государств | Восточная Цзинь | ||
| Южные и Северные Династии | |||
| Династия Суй | |||
| Династия Тан | |||
Династия Чжоу (кит. упр. 周朝, пиньинь: Zhōu Cháo, палл.: Чжоу Чао; с 1045 до н. э. по 221 до н. э.[1]) — китайская династия и период в истории Китая. Династия Чжоу свергла династию Шан и прекратилась после победы династии Цинь.
Хотя династия длилась формально около 800 лет, этот период был неоднородным, и историки делят его на несколько периодов.
- Западная Чжоу (1045 до н. э. — 770 до н. э.) — когда дом Чжоу владел территорией в бассейне Средней Хуанхэ.
- Восточная Чжоу (770 до н. э. — 256 до н. э.) — когда дом Чжоу постепенно утрачивал гегемонию, а территория Китая была поделена между отдельными царствами.
- 2.1 Период Вёсен и осеней (Чуньцю), соответствующий хронике (чуньцю) царства Лу, которую редактировал Конфуций, период заканчивается в 481 г. до н. э., а берёт своё начало ещё в 722 г. до н. э.. Тогда на территории Китая существовало большое число отдельных владений (часть из них было китайскими, а часть — создана другими народами). Правитель (ван) царства Чжоу обладал центральной властью — сначала реальной, потом всё более номинальной.
- 2.2 Период Сражающихся царств (Чжаньго) начиная с 403 до н. э. и далее до 249 до н. э., когда царство Чжоу было уже уничтожено — политику в Китае определяли другие царства.
При этом, говоря о Восточной Чжоу, имеют в виду скорее само царство Чжоу, превратившееся к тому времени в удельное царство и утратившее главенство, а периоды Чуньцю и Чжаньго рассматривают с точки зрения взаимоотношения всех государств и удельных княжеств на территории Китая.
Содержание
Столицы
Первой столицей государства Чжоу стал город Хао (кит. трад. 鎬, упр. 镐, пиньинь: Hào, палл.: Хао, тж. Хаоцзин 鎬京 и Фэнхао 酆鎬, см. en:Haojing) на реке Вэйхэ, в непосредственной близости от современного города Сиань. Началом эпохи Восточной Чжоу стало перенесение столицы в Лои 雒邑 (совр. Лоян). Два политических центра также носили названия, соответственно, Цзунчжоу 宗周 и Чэнчжоу 成周.
История и конфуцианская интерпретация
Племена Чжоу проживали к востоку от царства Шан, в долине реки Вэй, ок. XII в. до н. э. Согласно гадательным надписям как Шан, так и Чжоу, правитель Шан У-дин часто направлял своих вассалов против Чжоу, и в определенный момент Чжоу приняло статус подчиненной территории, который сопровождался подачей дани, политическими браками и поклонением предкам-основателям Шан. Усилившись в XI в. до н. э., княжество Чжоу, возглавляемое правителем У, повело коалицию своих сторонников против Шан, атаковало столицу и свергло шанскую гегемонию. Переход власти к династии Чжоу характеризовался установлением ритуалов почитания Неба взамен почитанию предков, при этом император именовался Сыном Неба.
Китайская историческая традиция, сформировавшаяся в конфуцианской среде, объясняет падение династии Шан в космогоническом ключе, как утрату небесного мандата:
Последний император Шан Чжоу Синь изображался крайне жестоким и развратным, утратившим добродетели и не внимающим увещеваниям, в то время как чжоуский Вэнь-ван скрыто совершенствовал добродетели и завоёвывал себе сторонников. Сын Вэнь-вана У-ван продолжал дело отца. После серии жестоких казней вельмож и князей по приказу Чжоу Синя он поднял восстание, Чжоу Синь покончил с собой, бросившись в огонь. Была установлена новая династия, правители которой стали носить титул ван вместо прежнего титула ди. Сыну Чжоу Синя У-гэну по имени Лу-фу был пожалован удел земли для продолжения жертвоприношений предкам и титул при новом дворе.[2] В это время прославился также мудрец Чжоу-гун — советник У-вана.
Государство Чжоу при этом продолжало культурную традицию Шан, расширяя своё культурное влияние и увеличивая империю.
Армия Чжоу
Войско Западного Чжоу делилась на Шесть западных армий и Восемь армий Чжэнчжоу. Армии действовали на северном плато и в долине Хуанхэ. Во времена Чжоу получили распространение боевые колесницы, заимствованные из Средней Азии .[3]
Феодальная система
Общественная система в Китае времён Чжоу состояла в том, что император (ван) утверждал и назначал удельных правителей (чжухоу), которые получали титул гуна и хоу. Во главе многих удельных владений были поставлены представители младших линий династии Чжоу, в частности, во главе княжеств Лу, Старшая (Малая) Вэй, У, Цай, Цао, Цзинь, Чжэн. Удельными правителями становились также правители отдельных царств, признававших гегемонию вана. Чжухоу обязаны были регулярно являться ко двору и приносить дары, за что получали от вана также богатые подарки.
В случае слабости или неадекватности центрального правительства чжухоу переставали являться ко двору. Удельные правители постоянно враждовали друг с другом, завоёвывали соседние княжества, и нередко устраивали в своем владении систему, подобную дому Чжоу.
В 403 г. до н. э. правители царств Чжао, Хань, Вэй провозгласили себя ванами, после чего формальная централизованная система отношений нарушилась, с ваном Чжоуского домена вообще перестали считаться.
Западное и восточное Чжоу
Датировка начала династии Чжоу остаётся предметом дискуссий, годом установления власти в Китае и победы над династией Шан традиционно считается 1122 до н. э., критики указывают на 1027 до н. э., существуют и другие концепции.
Западное Чжоу
История и жизнь Западного Чжоу известна по классическим трактатам «Чжоули» — Чжоуские ритуалы, «Шуцзин» — Книга Истории, «Шицзин» — Книга Песен, «Ицзин» — гадательная Книга Перемен, дополнительно имеются многочисленные надписи на бронзовых сосудах.
Поначалу семейство Цзи осуществляло достаточно крепкий контроль над всей страной. В 771 до н. э., после того как Ю-ван устранил свою жену, заменив её наложницей, столица была занята войсками отца свергнутой царицы, который заключил союз с кочевниками. Новым царём был провозглашён сын царицы, и его признали гуны Чжэн, Лу и Цинь и хоу Шэнь — отец бывшей старшей жены. Столица была перенесена в Лоян.
Это событие, связанное с ослаблением центральной власти и перенесением столицы с запада на восток, для историков знаменует переход от периода Западного Чжоу (кит. упр. 西周, пиньинь: Xī Zhōu) к периоду Восточного Чжоу (кит. трад. 東周, упр. 东周, пиньинь: Dōng Zhōu).
Стабильная хронология начинается с 841 до н. э., с этой даты история достаточно аккуратно прослеживается в Исторических записках (Шицзи) Сыма Цяня и других летописях.
Восточное Чжоу
Перенос столицы (формально по соображениям безопасности от жунов) был предпринят удельными князьями, утвердившими Пин-вана на царствование после свержения Ю-вана. При этом значение дома Чжоу резко упало, получив ограниченный удел, дом Чжоу, по сути дела, превратился в такое же удельное княжество, а ван стал «первым среди равных». Тем не менее формальное главенство чжоуского вана сохранялось.
Период Восточного Чжоу с 722 до н. э. по 481 до н. э называется Период Весны и Осени (Чуньцю) — по названию известной исторической летописи.
Чунцю
Более детально события этого периода изложены в хронике «Цзочжуань», которая является комментарием на скупую хронику «Чуньцю». В этот период с центром (Чжоу) взаимодействовали вассальные царства Цай, Чэнь, Чу, Хуа, Цзинь, Лу, Ци, Цинь, Шу, Сун, Вэй, У, Янь, Юэ, Чжэн.
Наибольшее значение приобрели царства Цзинь, Чу, Ци и Цинь, а также царство Чжэн, которые активно вмешивались в дела центрального двора и нередко определяли политику.
Среди удельных князей в это время стали выделяться гегемоны, которые потом формально утверждались ваном. Гегемоны нередко обладали большей властью и влиянием, чем чжоуский ван.
Чжаньго
Следующий период называется Период Сражающихся царств — с 480 до н. э. по 221 до н. э. по другому хронологическому сочинению. Период Сражающихся царств длится 34 года уже после падения Восточного Чжоу в 256 году до н. э. Этот период описан в первую очередь в поздней хронике «Стратегии Сражающихся царств» (кит. упр. 戰國策/战国策, пиньинь: Zhàn Guó Cè, палл.: Чжаньгоцэ, буквально: «Стратегии Сражающихся царств»). В начале этого периода могущественное царство Цзинь в 403 распалось на три части — Хань, Чжао и Вэй. В дальнейшем история периода характеризуется как противодействие царств Чу, Хань, Ци, Цинь, Шу, Сун, Вэй, Янь, Юэ, Чжао. Многие правители этих царств получили титул вана (императора), ван царства Чжоу практически полностью утратил власть и влияние. В результате длительной борьбы за гегемонию император Цинь Шихуан смог объединить Китай и основал новую династию Цинь.
Литературное наследие эпохи Чжоу
В этот период созданы произведения, не только заложившие основу китайской цивилизации, но и оказавшие своё влияние на развитие всего человечества. Наиболее значимы следующие сочинения:
- Ши-Цзин. Книга песен и гимнов.
- Шуцзин. Книга историй.
- Шаншу. Книга преданий.
- Чуньцю (хроника). Весны и осени.
- Цзочжуань. Комментарии Цзо.
- Го юй. Речи царств.
- Чжаньго цэ. Планы сражающихся царств.
- И-цзин. Книга перемен.
- Лунь Юй. Суждения и беседы.
- Мэн-цзы.
- Даодэцзин. Канон Пути и Благодати.
- Чжуан-цзы.
- Мо-цзы.
- Сюнь-цзы.
- Хань Фэйцзы.
Существенная часть чжоусских источников была использована Сыма Танем и Сыма Цянем при компиляции Исторических записок. Известно, что чжоусский двор хранил архивы, и они оберегались как историческая и, возможно, ритуальная ценность. Так, согласно Цзо чжуань, в 517 до н. э. Чао, сын покойного чжоусского монарха, бежал от армии царства Цзинь в Чу; сопровождаемый другими членами дома Чжоу, он увёз с собой архивы династии. Сам Сыма Цянь упоминает, что его предки были хранителями архивов Чжоу. Мифологизированноое повествование из Анналов Люй Бувэя сообщает, что чжоусские архивы представляли собой хранилище документов прошлых династий: «[на закате династии Ся] старший историограф Чжун Гу с рыданиями извлёк документы и постановления… и сбежал ко двору Шан. Когда [последний шанский монарх] становился всё более безрассудным и лживым, историограф Сян Чжи сбежал в Чжоу — вместе с документами».[4]
Важный источник по изучению языка и литературной стилистики Чжоу представляют собой надписи на бронзе: в отличие текстов, сохранённых традицией, они избежали редакторских правок.
Упадок
Сельское хозяйство
Археологические находки времён династии Чжоу
В Шанхайском музее хранится большая коллекция находок и реликвий, связанных с династией Чжоу. Особое значение имеют бронзовые ритуальные сосуды, количество которых отображало иерархический статус их обладателя. Создание таких сосудов являлось делом государственной важности и требовало сложной экономической и дизайнерской планировки.
- Defang Ding.jpg
Бронзовый сосуд, Дэфан, Западное Чжоу
- Dake Ding.jpg
Бронзовый сосуд, Дакэ, Западное Чжоу
- You with zigzag thunder pattern.jpg
Бронзовый ритуальный сосуд Ю, Западное Чжоу
- Qizhong Hu.jpg
Бронзовый ритуальный Цичхун Ху, Западное Чжоу
- Dou with an inland hunting scene.jpg
Сосуд Доу с изображением сцены охоты, Восточное Чжоу
- Bo of Duke of Qin.jpg
Сосуд Бо князя Цинь, Восточное Чжоу
- Pu with openwork interlaced dragons design.jpg
Сосуд Пу с лунами, Восточное Чжоу
- Bi with two dragons and grain pattern.jpg
Нефритовый амулет Би с двумя лунами, Восточное Чжоу
См. также
- Фамильное дерево Чжоу (англ.)
Напишите отзыв о статье "Чжоу (династия)"
Примечания
- ↑ [www-chaos.umd.edu/history/ancient1.html#zhou Ancient Dynasties]
- ↑ [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/China/I/Syma_Tsjan/Tom_I/text3.htm Сыма Цянь Ши цзи Глава 3 Инь бэнь цзи Основные записи о деяниях дома Инь]
- ↑ Shaughnessy, Edward L. Historical Perspectives on The Introduction of The Chariot Into China. Harvard Journal of Asiatic Studies, Vol. 48, No. 1 (Jun., 1988), pp. 189—237
- ↑ Tsien, Written on Bamboo and Silk, 2004:9-10.
Источники
- Lee, Yuan-Yuan and Shen, Sinyan. (1999). Chinese Musical Instruments (Chinese Music Monograph Series). Chinese Music Society of North America Press. ISBN 1-880464-03-9
- Shen, Sinyan (1987), Acoustics of Ancient Chinese Bells, Scientific American, 256, 94.
- Sun, Yan. 2006. «Cultural and Political Control in North China: Style and Use of the Bronzes of Yan at Liulihe during the Early Western Zhou.» In: Contact and Exchange in the Ancient World. Edited by Victor H. Mair. University of Hawai’i Press, Honolulu. Pages 215—237. ISBN 978-0-8248-2884-4; ISBN 0-8248-2884-4.
- Feng, Li. 2006. Landscape and Power in Early China: The Crisis and Fall of the Western Zhou 1045—771 BC
Литература
- Сыма Цянь. Исторические записки. Т. 1-2. (перевод Р. В. Вяткина)
- [www.chinaportal.ru/memories/history/1basis/4/ Западное Чжоу: Государство и общество]
- [www.chinaportal.ru/memories/history/2chjou/1/ Период Чуньцю]
- [www.chinaportal.ru/memories/history/3chjango/1/ От Чуньцю к Чжаньго: усиление центростремительных тенденций]
- [evrasiabooks.narod.ru/Pilgrim/Cryll_China_text.htm Х. Г. Крил. Становление государственной власти в Китае. Империя Западная Чжоу]
- [www-chaos.umd.edu/history/ancient1.html#zhou History of the Zhou Dynasty by Leon Poon]
- [kronsh.prihod.ru/publikacii,_doklady,_vystuplenija/view/id/1119466/ Законодательство и судопроизводство династии Чжоу]
Ссылки
| ||||||
Отрывок, характеризующий Чжоу (династия)
– Уж эта барышня! – сказал Фока, притворно хмурясь на Наташу.Никто в доме не рассылал столько людей и не давал им столько работы, как Наташа. Она не могла равнодушно видеть людей, чтобы не послать их куда нибудь. Она как будто пробовала, не рассердится ли, не надуется ли на нее кто из них, но ничьих приказаний люди не любили так исполнять, как Наташиных. «Что бы мне сделать? Куда бы мне пойти?» думала Наташа, медленно идя по коридору.
– Настасья Ивановна, что от меня родится? – спросила она шута, который в своей куцавейке шел навстречу ей.
– От тебя блохи, стрекозы, кузнецы, – отвечал шут.
– Боже мой, Боже мой, всё одно и то же. Ах, куда бы мне деваться? Что бы мне с собой сделать? – И она быстро, застучав ногами, побежала по лестнице к Фогелю, который с женой жил в верхнем этаже. У Фогеля сидели две гувернантки, на столе стояли тарелки с изюмом, грецкими и миндальными орехами. Гувернантки разговаривали о том, где дешевле жить, в Москве или в Одессе. Наташа присела, послушала их разговор с серьезным задумчивым лицом и встала. – Остров Мадагаскар, – проговорила она. – Ма да гас кар, – повторила она отчетливо каждый слог и не отвечая на вопросы m me Schoss о том, что она говорит, вышла из комнаты. Петя, брат ее, был тоже наверху: он с своим дядькой устраивал фейерверк, который намеревался пустить ночью. – Петя! Петька! – закричала она ему, – вези меня вниз. с – Петя подбежал к ней и подставил спину. Она вскочила на него, обхватив его шею руками и он подпрыгивая побежал с ней. – Нет не надо – остров Мадагаскар, – проговорила она и, соскочив с него, пошла вниз.
Как будто обойдя свое царство, испытав свою власть и убедившись, что все покорны, но что всё таки скучно, Наташа пошла в залу, взяла гитару, села в темный угол за шкапчик и стала в басу перебирать струны, выделывая фразу, которую она запомнила из одной оперы, слышанной в Петербурге вместе с князем Андреем. Для посторонних слушателей у ней на гитаре выходило что то, не имевшее никакого смысла, но в ее воображении из за этих звуков воскресал целый ряд воспоминаний. Она сидела за шкапчиком, устремив глаза на полосу света, падавшую из буфетной двери, слушала себя и вспоминала. Она находилась в состоянии воспоминания.
Соня прошла в буфет с рюмкой через залу. Наташа взглянула на нее, на щель в буфетной двери и ей показалось, что она вспоминает то, что из буфетной двери в щель падал свет и что Соня прошла с рюмкой. «Да и это было точь в точь также», подумала Наташа. – Соня, что это? – крикнула Наташа, перебирая пальцами на толстой струне.
– Ах, ты тут! – вздрогнув, сказала Соня, подошла и прислушалась. – Не знаю. Буря? – сказала она робко, боясь ошибиться.
«Ну вот точно так же она вздрогнула, точно так же подошла и робко улыбнулась тогда, когда это уж было», подумала Наташа, «и точно так же… я подумала, что в ней чего то недостает».
– Нет, это хор из Водоноса, слышишь! – И Наташа допела мотив хора, чтобы дать его понять Соне.
– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.
– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
