Чжэнтун
| Чжу Цичжэнь кит. 明英宗<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
| ||
| ||
|---|---|---|
| 7 февраля 1435 — 1 сентября 1449 | ||
| Предшественник: | Чжу Чжаньцзи | |
| Преемник: | Чжу Циюй | |
| ||
| 11 февраля 1457 — 23 февраля 1464 | ||
| Предшественник: | Чжу Циюй | |
| Преемник: | Чжу Цзяньшэнь | |
| Вероисповедание: | Буддизм | |
| Рождение: | 29 ноября 1427 Пекин, Китай | |
| Смерть: | 23 февраля 1464 (36 лет) Пекин, Китай | |
| Место погребения: | Гробницы императоров династии Мин | |
| Род: | Мин | |
| Отец: | Чжу Чжаньцзи | |
| Мать: | Сяо Гун Чжан | |
| Супруга: | 2 жены | |
| Дети: | 9 сыновей и 10 дочерей | |
Чжу Цичжэнь (29 ноября 1427 — 23 февраля 1464) — шестой и восьмой император Китая с 1435 по 1449 и с 1457 по 1464 из династии Мин.
Биография
Родился 29 ноября 1427 года в Пекине. Был старшим сыном императора Чжу Чжаньцзи. В 1435 году после смерти своего отца Чжу Чжаньцзи восьмилетний Чжу Цичжэнь стал новым китайским императором династии Мин. Из-за малолетства императора был сформирован регентский совет, состоящий из евнухов. Однако фактически всеми государственными делами руководил евнух Ван Чжэнь. Деятельность последнего только способствовала росту внутреннего напряжения. Правительство не смог справиться с последствиями засухи, которая продолжалась с перерывами с 1435 по 1448 год. К тому же в 1448 году произошло большое наводнение реки Хуанхэ. Все это вызвало многочисленные восстания на востоке и в центре страны. В это же время Ван Цзинь начал неудачную войну против бирманского племени шан .
В 1449 году император Чжу Цичжэнь потерпел сокрушительное поражение от монгольской армии под командованием хана Тайсун-хана и Эсэн-тайши в местности Туму в провинции Хубэй. Летом 1449 года двадцатитысячная монголо-ойратская армия под командованием Эсена вторглась на территорию Китая и, разделившись на три группы, двинулась по направлению к Пекину. 4 августа неподготовленная и плохо организованная китайская армия выступила в поход под командованием императора Чжу Цичжэня. Главный евнух Ведомства ритуалов Ван Чжэнь, ставший фактически вторым лицом после императора, уговорил молодого монарха совершить победный марш-бросок на север и разгромить Эсэна на территории Монголии. Нереальность воплощения этой идеи стала очевидной очень скоро. Генеральное сражение произошло 1 сентября 1449 года в местности Туму, к юго-западу от горы Хуайлай в современной провинции Хубэй. Окружив китайскую армию, ойраты нанесли ей сокрушительное поражение. Многие высшие сановники империи погибли на поле боя, в том числе и Ван Чжэнь. Император и многие придворные попали в плен к ойратам. Эсэн полагал, что пленный император это весомая карта и прекратил военные действия. Обороной Пекина же занялся энергичный полководец Юй Цянь, который возвёл на престол нового императора, младшего брата Чжу Цичжэня — Чжу Циюя. Отклонив предложения Эсэна о выкупе императора, Юй заявил, что страна важнее жизни императора. Эсэн, так и не добившись выкупа от китайцев, спустя четыре года отпустил императора, с которым расставался уже как с другом. Сам же лидер ойратов встретил жёсткую критику за свою непродуманную политику и спустя шесть лет после Тумуской катастрофы был убит родственниками казненного им аристократа. Монголы рассчитывали получить выкуп за пленённого императора, но просчитались, так как на трон под девизом Цзинтай вступил младший брат императора Чжу Циюй (1449—1457). Военачальник и военный министр нового императора Юй Цянь (1398—1457), возглавивший китайские войска, сумел нанести монголам серьёзное поражение.
Хотя китайский император Чжу Цичжэнь был захвачен монголами в плен, он вскоре стал хорошим другом Тайсун-хана и его великого наставника Эсэн-тайши. В 1450 году император был освобожден из плена и вернулся из Монголии в Китай, где уже правил его младший брат Чжу Циюй. По приказу своего брата Чжу Цичжэнь был заключен под домашний арест, в котором находился семь лет. Чжу Цичжэнь проживал в южном дворце запретного города, все его внешние контакты были резко ограничены. Его сын Чжу Цзяньшэнь был также взят под стражу и лишен титула наследного принца.
В феврале 1457 года Чжу Цичжэнь поднял восстание против своего младшего брата Чжу Циюя. Переворот (т. н. «Битва у ворот», 1457 год) вернул трон свергнутому императору. Чжу Цичжэнь вновь принял власть, сменив девиз правления на Тяньшунь (1457—1464). Свергнутый император Чжу Циюй был понижен до титула князя Чэн и заключен под домашний арест. Через месяц Чжу Циюй скончался, убитый евнухами по приказу Чжу Цичжэня.
Царствование под новым девизом также не было спокойным. Монгольские части внутри самой минской армии были ненадёжны. 7 августа 1461 года китайский генерал Цао Цинь и подчинённые ему монгольские части подняли мятеж против Тяньшуня, опасаясь расправы за поддержку его свергнутого брата. Монголы на службе в минской армии также пострадали от жестоких репрессий китайцев, мстивших за поражение у крепости Туму. Мятежные части под предводительством Цао сумели поджечь западные и восточные ворота императорского города (погашенные дождём вскоре после начала схватки) и убить несколько ведущих министров, прежде чем верные правительству части, наконец, принудили их к сдаче. Генерал Цао Цинь покончил жизнь самоубийством.
Наиболее известен своим монгольским пленением в 1449 году.
В период его правления был напечатан вариант «Даосского канона», к которому восходят все последующие переиздания.
Семья и дети
Чжу Цичжэнь имел девять сыновей и десять дочерей.
Старший сын Чжу Цзяньшэнь (1447—1487) стал восьмым императором из династии Мин (1464—1487).
Второй сын Чжу Цзяньлинь (1448—1517) в 1457 году был назначен Дэ-ваном и в 1467 году получил во владение Цзинань (провинция Шаньдун).
Пятый сын Чжу Цзяньшу (1452—1472) в 1457 году был назначен Сю-ваном и в 1470 году получил во владение Жунин (провинция Хэнань).
Шестой сын Чжу Цзяньцзэ (1455—1505) в 1457 году был назначен Чун-ваном и в 1474 году получил во владение Жунин (провинция Хэнань).
Седьмой сын Чжу Цзянь (1456—1527) в 1457 году стал Цзи-ваном и в 1477 году получил во владение Чаншу (провинция Хунань).
Девятый сын Чжу Цзяньцэй (1462—1505) в 1457 году стал Хуэй-ваном и в 1481 году получил во владение Цзюньчжоу (провинция Хубэй).
Напишите отзыв о статье "Чжэнтун"
Литература
- Robinson, David M. «Politics, Force and Ethnicity in Ming China: Mongols and the Abortive Coup of 1461,» Harvard Journal of Asiatic Studies (Volume 59: Number 1, June 1999): 79-123.
- Бокщанин А. А. «Удельная система в позднесредневековом Китае»
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Чжэнтун
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.
Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
