Чжэнфын

Чжэнфын (более корректно Чжэнфэн; кит. трад. 整風, упр. 整风, пиньинь: zhèngfēng, палл.: чжэнфэн, буквально: «упорядоченный стиль») — массовая кампания по «упорядочиванию стиля работы», по сути дела чистка партии, предпринятая в Шэньси-Ганьсу-Нинсяском советском районе Мао Цзэдуном в конце войны, в 1943—1945 годах, подготовительные стадии кампании проводились с 1941 года. Кампанию возглавлял руководитель Шэхуэйбу Кан Шэн, ведомство которого осуществляло и координировало дознания и репрессии.

Чжэнфын послужил прототипом некоторых кампаний Культурной Революции.

Свидетелем кампании стал советский представитель Коминтерна Пётр Владимиров, который провёл в Яньаньском округе годы войны и описал ход компании в дневниках, ставших основой книги «Особый район Китая. 1942—1945».

Целью кампании было усиление власти Мао Цзэдуна и отстранение конкурентов по партийной работе, в частности Ван Мина.

Кампания проводилась в несколько этапов.

1. Повсеместно, в газетах, на публичных выступлениях, говорится о необходимости совершенствования стиля — литературного стиля, стиля работы, партийного стиля. Беседа проводится в абстрактных выражениях, используются аргументы подобно чеховскому афоризму «В человеке всё должно быть прекрасно».
2. Постепенно краски выступлений сгущаются, и начинается критика (опять же в абстрактных выражениях) тех, кто не совершенствует стиль. Несовершенный стиль в литературе приводит к несовершенному стилю работы. Это способствует мировому капитализму и японской военщине. Напряжение вокруг несовершенства стиля накаляется.
3. Начинаются кампании в низах. Отдельные лица, допустившие литературные неаккуратности, обвиняются в пособничестве капитализму и японской военщине, устраивают показательные процессы. Виновников иногда избивают, содержат в изоляции, а потом заставляют публично каяться. Несчастные письменно признаются, что они — японские шпионы и пособники капитализма. Хотя бывают и жертвы, большинство обвинённых прощаются (до первой оплошности), отделавшись тяжёлым шоком.
4. Кампания поднимается выше до руководящих лиц среднего звена. Им тоже предлагают покаяться. Собравшийся народ, только что переживший ужасы обвинений, наступает особенно яростно. После сложного и унизительного письменного и публичного покаяния виновники прощаются.
5. Кампания поднимается ещё выше до руководящих лиц высшего звена и сподвижников Мао Цзэдуна. Устраняются небольшое количество руководителей, многие проходят через унизительную процедуру покаяния. В завершении кампании через те же процедуры проходят и основные исполнители, в первую очередь Кан Шэн, на которых Мао сваливает вину за допущенные перегибы.

Результатом кампании становится страх, шок и зависимости прошедших через чжэнфын от Мао Цзэдуна, которые оказываются ему безмерно благодарны за возможность вернуться к нормальной жизни после пережитых ужасов. При этом власть Мао Цзэдуна значительно укрепляется, он оказывается незамешанным в допущенных перегибах, но каждая жертва кампании видит в нём также своего спасителя.

Ход кампании

Первая фаза

Подготовительный период кампании проходил с мая 1941 по февраль 1942. Началом кампании послужила речь Мао Цзэдуна «Реформа обучения, партии и литературы». Появились закрытые «Документы кампании по чистке», включающие в себя эссе Мао Цзэдуна и Лю Шаоци.

В июле-августе был выпущены аналитическо-статистические обзоры «Исследования и анализ», «Соверщенствование партийных кадров». Была создана руководящая группа во главе с Мао и Ван Цзясяном. Хотя на то время в КПК состояло 800 000 членов, только 150 принимали руководящие решения.

Вторая фаза

Кампания достигла апогея в период с февраля 1942 по октябрь 1943 года. Мао выступал с лекцией «Улучшение стиля работы и помыслов в Партии» на открытии партийной школы ЦК КПК. Цели движения объяснялись на лекции Мао «Против стереотипов в партийных документах» .

Третья фаза

Третья фаза проходила с октября 1943 по 1944 год, по другим источникам — до апреля 1945 года. Этот этап прошёл под лозунгом «Делание выводов из партийной истории». Высшие руководители изучали партийную историю, чтобы выявить и проработать «ошибки». В это время особенно процветали доносы, аресты, покаяния. Арестованные на допросах вынуждены были указывать на других «сообщников» чтобы спасти себя от расправы, а также писать покаянные заявления и выступать с публичными раскаяниями. За этот период было замучено большое количество невиновных..

Литература

• Владимиров П. П. [militera.lib.ru/db/vladimirov_pp/index.html Особый район Китая. 1942—1945]
• [english.epochtimes.com/news/4-12-11/24830.html Rectification in Yan’an—Creating the Most Fearsome Methods in Persecution], «The rectification movement in Yan’an was the largest, darkest and most ferocious power game ever played out in the human world»

Отрывок, характеризующий Чжэнфын

Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.
Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, что он говорит, неприлично, бестактно, не то, что нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются глупыми, как скоро он громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми. Теперь всё, что ни говорил он, всё выходило charmant [очаровательно]. Ежели даже Анна Павловна не говорила этого, то он видел, что ей хотелось это сказать, и она только, в уважение его скромности, воздерживалась от этого.
В начале зимы с 1805 на 1806 год Пьер получил от Анны Павловны обычную розовую записку с приглашением, в котором было прибавлено: «Vous trouverez chez moi la belle Helene, qu'on ne se lasse jamais de voir». [у меня будет прекрасная Элен, на которую никогда не устанешь любоваться.]
Читая это место, Пьер в первый раз почувствовал, что между ним и Элен образовалась какая то связь, признаваемая другими людьми, и эта мысль в одно и то же время и испугала его, как будто на него накладывалось обязательство, которое он не мог сдержать, и вместе понравилась ему, как забавное предположение.
Вечер Анны Павловны был такой же, как и первый, только новинкой, которою угощала Анна Павловна своих гостей, был теперь не Мортемар, а дипломат, приехавший из Берлина и привезший самые свежие подробности о пребывании государя Александра в Потсдаме и о том, как два высочайшие друга поклялись там в неразрывном союзе отстаивать правое дело против врага человеческого рода. Пьер был принят Анной Павловной с оттенком грусти, относившейся, очевидно, к свежей потере, постигшей молодого человека, к смерти графа Безухого (все постоянно считали долгом уверять Пьера, что он очень огорчен кончиною отца, которого он почти не знал), – и грусти точно такой же, как и та высочайшая грусть, которая выражалась при упоминаниях об августейшей императрице Марии Феодоровне. Пьер почувствовал себя польщенным этим. Анна Павловна с своим обычным искусством устроила кружки своей гостиной. Большой кружок, где были князь Василий и генералы, пользовался дипломатом. Другой кружок был у чайного столика. Пьер хотел присоединиться к первому, но Анна Павловна, находившаяся в раздраженном состоянии полководца на поле битвы, когда приходят тысячи новых блестящих мыслей, которые едва успеваешь приводить в исполнение, Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав.
– Attendez, j'ai des vues sur vous pour ce soir. [У меня есть на вас виды в этот вечер.] Она взглянула на Элен и улыбнулась ей. – Ma bonne Helene, il faut, que vous soyez charitable pour ma рauvre tante, qui a une adoration pour vous. Allez lui tenir compagnie pour 10 minutes. [Моя милая Элен, надо, чтобы вы были сострадательны к моей бедной тетке, которая питает к вам обожание. Побудьте с ней минут 10.] А чтоб вам не очень скучно было, вот вам милый граф, который не откажется за вами следовать.
Красавица направилась к тетушке, но Пьера Анна Павловна еще удержала подле себя, показывая вид, как будто ей надо сделать еще последнее необходимое распоряжение.
– Не правда ли, она восхитительна? – сказала она Пьеру, указывая на отплывающую величавую красавицу. – Et quelle tenue! [И как держит себя!] Для такой молодой девушки и такой такт, такое мастерское уменье держать себя! Это происходит от сердца! Счастлив будет тот, чьей она будет! С нею самый несветский муж будет невольно занимать самое блестящее место в свете. Не правда ли? Я только хотела знать ваше мнение, – и Анна Павловна отпустила Пьера.
Пьер с искренностью отвечал Анне Павловне утвердительно на вопрос ее об искусстве Элен держать себя. Ежели он когда нибудь думал об Элен, то думал именно о ее красоте и о том не обыкновенном ее спокойном уменьи быть молчаливо достойною в свете.
Тетушка приняла в свой уголок двух молодых людей, но, казалось, желала скрыть свое обожание к Элен и желала более выразить страх перед Анной Павловной. Она взглядывала на племянницу, как бы спрашивая, что ей делать с этими людьми. Отходя от них, Анна Павловна опять тронула пальчиком рукав Пьера и проговорила:
– J'espere, que vous ne direz plus qu'on s'ennuie chez moi, [Надеюсь, вы не скажете другой раз, что у меня скучают,] – и взглянула на Элен.
Элен улыбнулась с таким видом, который говорил, что она не допускала возможности, чтобы кто либо мог видеть ее и не быть восхищенным. Тетушка прокашлялась, проглотила слюни и по французски сказала, что она очень рада видеть Элен; потом обратилась к Пьеру с тем же приветствием и с той же миной. В середине скучливого и спотыкающегося разговора Элен оглянулась на Пьера и улыбнулась ему той улыбкой, ясной, красивой, которой она улыбалась всем. Пьер так привык к этой улыбке, так мало она выражала для него, что он не обратил на нее никакого внимания. Тетушка говорила в это время о коллекции табакерок, которая была у покойного отца Пьера, графа Безухого, и показала свою табакерку. Княжна Элен попросила посмотреть портрет мужа тетушки, который был сделан на этой табакерке.