Чибисов, Никандр Евлампиевич

Никандр Евлампиевич Чибисов
Дата рождения	24 октября 1892(1892-10-24)
Место рождения	станица Романовская, область Войска Донского, Российская империя
Дата смерти	20 сентября 1959(1959-09-20) (66 лет)
Место смерти	город Минск, Белорусская ССР, СССР
Принадлежность	Российская империя Российская империя РСФСР РСФСР СССР СССР
Род войск	пехота
Годы службы	1913 — 1918 1918 — 1954
Звание
Командовал	Одесский военный округ, Брянский фронт (7-13 июля 1942), 38-я армия, 3-я ударная армия, 1-я ударная армия
Сражения/войны	Первая мировая война, Гражданская война в России, Советско-финская война (1939—1940), Великая Отечественная война:  • Воронежско-Касторненская операция,  • Харьковская операция,  • Белгородско-Харьковская операция,  • Освобождение Киева,  • Ленинградско-Новгородская операция
Награды и премии

Ни́кандр Евла́мпиевич Чи́бисов (24 октября 1892 — 20 сентября 1959, Минск) — видный военачальник Красной Армии, особо отличившийся при форсировании Днепра. Генерал-полковник (1943), Герой Советского Союза (1943). Прототип главного героя романа Георгия Владимова «Генерал и его армия».

Биография

Родился в станице Романовской (ныне Волгодонской район Ростовской области) в семье рабочего. Русский.

Окончил 4 класса духовной семинарии.

Военную службу Чибисов начал в 1913 году солдатом в лейб-гвардии Егерском полку. Окончил Петергофскую школу прапорщиков (1915), в 1-ю мировую войну 1914—1918 — командир роты, штабс-капитан.

Гражданская война

В Красной Армии с 1918 года. Участник Гражданской войны, командир взвода, роты, батальона, стрелкового полка, помощник начальника и начальник штаба стрелковой бригады и дивизии, принимал участие в боях против белогвардейцев на Карельском перешейке, под Нарвой, Псковом, в Белоруссии, в ликвидации банд в Тамбовской и Воронежской губерниях.

Межвоенный период

С 1922 года — на штабных должностях в звене дивизия-корпус в Ленинградского военного округа. Окончил Военную академию имени М. В. Фрунзе (1935).

С 1937 года — командир стрелковой дивизии, с марта по май 1938 года — командир 4-го стрелкового корпуса.

В 1938—1940 годах — начальник штаба Ленинградского военного округа. Во время советско-финской войны — начальник штаба 7-й армии. С июля 1940 года — заместитель командующего войсками Ленинградского военного округа, с января 1941 года — командующего войсками Одесского военного округа.

Великая Отечественная война

• 1941-1942
  • С началом Великой Отечественной войны большая часть управления и войск Одесского военного округа была преобразована в 9-ю отдельную армию, а Чибисов стал во главе округа, занимаясь в основном мобилизацией и формированием соединений и частей.

Маршал Советского Союза Крылов Н. И.:

Генерал Чибисов в Одессе пробыл до первых чисел августа, причём я не так уж часто видел его за это время. Но Никандр Евлампиевич запомнился как воплощение кипучей энергии, неистощимой работоспособности. Всё, что он ни делал, он делал увлечённо и как-то весело. От одного общения с ним люди приободрялись и тоже веселели. У Чибисова была масса забот по округу в связи с новыми формированиями. Но и из того, что касалось Приморской армии, он ничего не откладывал до прибытия своего преемника, которого ждали из Москвы.

• • Командующий Приморской армией.
  • Командующий Резервной армией Южного фронта.
• 7−12 июля 1942: командующий Брянского фронта.
• С июля 1942: заместитель командующего Брянского фронта.
• С августа 1942: командующий 38-й армией.

Маршал Рокоссовский К. К.:

Генерал Н. Е. Чибисов в командование войсками 38-й армии вступил недавно, до этого он был заместителем командующего Брянским фронтом. По своим данным он безусловно был на месте, армией командовал безупречно. Немного смущала меня его неторопливость, пожалуй, даже флегматичность. Хотелось бы, чтобы командарм быстрее на всё реагировал. Но это уж характер человека, его не так-то просто переделать.

.

Хрущёв Н. С.:

Чибисов был освобождён от должности, потому что мы с Ватутиным были им недовольны и говорили об этом Сталину.

• с ноября 1943: 3-я ударная армия,

Маршал Советского Союза И. Х. Баграмян:

Есть ли у вас пожелание, — обратился ко мне Сталин, — относительно кандидатуры на должность командарма одиннадцатой гвардейской? Мы здесь, в центре, подумали и пришли к выводу, что неплохо было бы на эту армию назначить опытного командующего — Героя Советского Союза генерал-полковника Чибисова. Как вы смотрите на это назначение? Предложение кандидатуры Н. Е. Чибисова было для меня несколько неожиданным, и я не торопился с ответом, чтобы лучше его обдумать. — Что же вы не отвечаете? — спросил Сталин. — Или имеете что-либо против Чибисова? Собравшись с мыслями, я ответил, что если вопрос ещё не решён окончательно, то я порекомендовал бы другую кандидатуру. Чибисов, безусловно, опытный командующий. Однако надо иметь в виду, что, когда он после финской кампании стал генерал-лейтенантом, я был всего-навсего полковником. Чибисов об этом, конечно, знает, и это в какой-то мере может усложнить наши взаимоотношения. — А у вас есть кто-нибудь на примете? — спросил Сталин, не теряя благодушного тона. — Я предлагаю генерала Галицкого, нынешнего командарма третьей ударной… На должность командующего 11-й гвардейской был назначен генерал-лейтенант К. Н. Галицкий, а вместо него на пост командарма 3-й ударной генерал-полковник Н. Е. Чибисов.

• апрель-май 1944: 1-я ударная армия.

Маршал Советского Союза А. И. Ерёменко:

…Отчётливо помню, как 13 мая в середине дня генерал-полковник Чибисов доложил мне по телефону: «Товарищ командующий, сегодня утром после сильного артиллерийского налёта противник атаковал наш опорный пункт в районе Григоркино и захватил его… мы вернули с. Григоркино, хорошая подготовка и организация атаки дали свои плоды». Всё это, однако, лишний раз говорило о том, что генерал Чибисов не может обеспечить высокую боевую готовность подчинённых ему войск. Поэтому я решил просить Ставку отозвать генерал-полковника Чибисова в Москву».

Приказ Ставки ВГК № 220104 О смене командующего 1-й ударной армией

22 мая 1944 г.
1. Генерал-полковника Чибисова Н. Е. освободить от должности команду­ющего 1-й ударной армией и направить в распоряжение Ставки Верховного Главнокомандования.
2. Генерал-лейтенанта Захватаева Н. Д. назначить командующим 1-й удар­ной армией, освободив его от должности командира 12-го гвардейского стрел­кового корпуса.
Ставка Верховного Главнокомандования
И. СТАЛИН А. АНТОНОВ
ЦАМО. Ф. 148а. Оп. 3763. Д. 166. Л. 368. Подлинник.

24 июня 1945 года был командиром сводного расчета Военной академии имени М. В. Фрунзе на историческом параде Победы.

В послевоенные годы

• 1944—1948 — начальник Военной академии имени М. В. Фрунзе.
• 1949 — заместитель председателя ЦК ДОСААФ.
• 1949—1954 — помощник командующих различных военных округов.

Генерал-полковник Н. Е. Чибисов вышел в отставку в 1954 году.

Жил в городе Минске. Скончался 20 сентября 1959 года. Похоронен на военном кладбище в Минске.

Отзывы

Никита Сергеевич Хрущев:

Товарищ Чибисов, вот вы говорите, что творят беззаконие, а вы бы послушали людей. Они утверждают, что те заслужили своё наказание. А относительно старосты, который был при немцах, считают, что он достоин защиты, и оберегают его. Так что дело обстоит не так, как вы говорите: ловят без разбора и вешают. Нет, они разбираются, кого защитить, а кого наказать. Вообще генерал Чибисов был мне несимпатичен. Характер его мне крайне не нравился. Я уже раньше говорил об этом и повторяю сейчас.

Мы тогда назвали Чибисову точное место — село, где он должен разместить свой штаб. Села тогда все были пустыми, действовал приказ о выселении с переднего края всех крестьян. Чибисов должен был разместить свой штаб близко к переднему краю. С ним ездили его жена и дочь, и он возил с собой чуть ли не корову или козу. Адъютантом у него был его зять. Одним словом, это был какой-то подвижной казачий хутор. Он сам казак. Из-за семьи ему несподручно было прижиматься к переднему краю. И тогда, когда мы ехали в 38-ю армию, я сказал Ватутину: "Спросите его, он на новой квартире?". Чибисов ответил: "Да, на новой". Мы поехали на эту новую квартиру. Прибыли. Село совершенно пустое. У крестьянских хат двери закрыты, на подворье все заросло бурьяном и крапивой. Обычно штаб легко найти. Там всегда вертятся офицеры, видны охрана и линии связи. Тут ничего этого не было. Мы туда, сюда, по дорогам проехали: нет, да и только! Тогда мы остановились около какого-то дома, сели на крыльцо и рассуждаем, а адъютанта послали посмотреть еще раз. Смотрим, едет генерал. Видим, Чибисов. Ватутин набросился на него: "Как же мы раньше вас приехали? Вы же сказали, что вы на новой квартире?". "Никак нет". Я был просто поражён такой его наглостью. Командующему войсками фронта командарм так отвечает! Я сам ведь был свидетелем того, как Ватутин уточнял, где находится Чибисов. Я об этом докладывал потом Сталину, но Сталин почему-то относился к Чибисову значительно терпимее, чем к другим людям, которые и сотой доли такого не делали. Он знал его по Царицыну как казачьего офицера, который служил в Красной Армии. Это, конечно, большая заслуга, особенно в те времена, когда казачество в основном поднялось против Советской власти. Но все же…

Маршал Советского Союза А. И. Еременко:

Знакомясь с войсками 1-й ударной армии, я все более убеждался, что большинство недостатков в боевой деятельности войск и их материальной обеспеченности произошли по вине командующего армией генерал-полковника Чибисова, который, как выяснилось, почти не бывал в войсках, никогда лично не руководил учебой подчинённых, не проводил учений в войсках. Никандр Евлампиевич Чибисов был моим ровесником, он происходил из трудовой семьи. Тем не менее ему удалось ещё в дореволюционное время получить приличное образование: он учился в духовной семинарии, а затем в лесном институте. В 1913 г., как и я, был призван в царскую армию, попал в гвардейскую часть и, имея хорошую общеобразовательную подготовку, быстро пошёл в гору. Окончив школу прапорщиков, он к концу империалистической войны командовал ротой в гвардейском полку в Петергофе, получив чин штабс-капитана. После Октября он перешёл на сторону Советской власти и активно участвовал в гражданской войне. Великая Отечественная война застала Чибисова в должности командующего Отдельной Приморской армией, затем он был заместителем командующего Брянским фронтом у М. М. Попова, в 1942 г. командовал некоторое время 3-й ударной армией. В довоенное время Никандр Евлампиевич окончил Военную академию им. Фрунзе, он был человеком хорошо подготовленным в оперативном отношении, обладавшим вообще широкими и разносторонними знаниями и интересами. Он, например, был большим знатоком и любителем музыки и утверждал, что не может жить без рояля. Хотя, как я говорил, Никандр Евлампиевич был моим ровесником (в то время нам только что перевалило за пятьдесят), он как-то потерял форму строевого командира, стал малоподвижным, руководил войсками главным образом с командного пункта, через заместителей и помощников. Знания и опыт Чибисова, несомненно, должны были быть использованы, но требованиям, предъявляемым к командарму в военное время на активном участке, он к тому времени уже не отвечал. Этот вывод я, конечно, сделал не сразу, ибо нет ничего более вредного, чем принятие скоропалительных решений о людях вообще и крупных руководителях в особенности. Но изучая в течение месяца стиль работы генерала Чибисова, я понял, что он принесёт больше пользы на другом посту в тылу. Об этом я и донёс в Ставку в середине мая, после чего Чибисов был отозван в Москву и вскоре назначен начальником Военной академии им. М. В. Фрунзе, которую возглавлял, однако, очень непродолжительное время.

Награды

• Указом Президиума Верховного Совета СССР от 29 октября 1943 года за успешное форсирование Днепра, прочное закрепление плацдарма на его западном берегу и проявленные при этом отвагу и геройство генерал-полковнику Чибисову Никандру Евлампиевичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 1220).
• Награждён ещё двумя орденами Ленина, тремя орденами Красного Знамени, орденом Суворова 1-й степени (8.2.1943), а также медалями.

Память

• Именем Героя названа улица в родной станице.

Источники

• [archive.is/NCQLc Великая Отечественная война 1941—1945. Энциклопедия] / под ред. М. М. Козлова. — М.: Советская энциклопедия, 1985. — С. 786. — 500 000 экз.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=3940 Чибисов, Никандр Евлампиевич]. Сайт «Герои Страны».

• [dspl.ru/files/el_res/milash_2010/2010txt/news/Geroi_Urozenci.pdf Герои Советского Союза — уроженцы Дона].
• [www.peoples.ru/military/commander/chibisov/ Статья о Никандре Евлампиевиче Чибисове на сайте Peoples.ru].
• Чибисов Никандр Евлампиевич — статья из Большой советской энциклопедии..

Отрывок, характеризующий Чибисов, Никандр Евлампиевич

Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.
Натощак, поутру, все прежние вопросы представлялись столь же неразрешимыми и страшными, и Пьер торопливо хватался за книгу и радовался, когда кто нибудь приходил к нему.
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее , эту страшную ее ».


В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности, в особенности по ослаблению на ту пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти французскому и патриотическому направлению, которое царствовало в то время в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.
Князь очень постарел в этот год. В нем появились резкие признаки старости: неожиданные засыпанья, забывчивость ближайших по времени событий и памятливость к давнишним, и детское тщеславие, с которым он принимал роль главы московской оппозиции. Несмотря на то, когда старик, особенно по вечерам, выходил к чаю в своей шубке и пудренном парике, и начинал, затронутый кем нибудь, свои отрывистые рассказы о прошедшем, или еще более отрывистые и резкие суждения о настоящем, он возбуждал во всех своих гостях одинаковое чувство почтительного уважения. Для посетителей весь этот старинный дом с огромными трюмо, дореволюционной мебелью, этими лакеями в пудре, и сам прошлого века крутой и умный старик с его кроткою дочерью и хорошенькой француженкой, которые благоговели перед ним, – представлял величественно приятное зрелище. Но посетители не думали о том, что кроме этих двух трех часов, во время которых они видели хозяев, было еще 22 часа в сутки, во время которых шла тайная внутренняя жизнь дома.
В последнее время в Москве эта внутренняя жизнь сделалась очень тяжела для княжны Марьи. Она была лишена в Москве тех своих лучших радостей – бесед с божьими людьми и уединения, – которые освежали ее в Лысых Горах, и не имела никаких выгод и радостей столичной жизни. В свет она не ездила; все знали, что отец не пускает ее без себя, а сам он по нездоровью не мог ездить, и ее уже не приглашали на обеды и вечера. Надежду на замужество княжна Марья совсем оставила. Она видела ту холодность и озлобление, с которыми князь Николай Андреич принимал и спроваживал от себя молодых людей, могущих быть женихами, иногда являвшихся в их дом. Друзей у княжны Марьи не было: в этот приезд в Москву она разочаровалась в своих двух самых близких людях. М lle Bourienne, с которой она и прежде не могла быть вполне откровенна, теперь стала ей неприятна и она по некоторым причинам стала отдаляться от нее. Жюли, которая была в Москве и к которой княжна Марья писала пять лет сряду, оказалась совершенно чужою ей, когда княжна Марья вновь сошлась с нею лично. Жюли в это время, по случаю смерти братьев сделавшись одной из самых богатых невест в Москве, находилась во всем разгаре светских удовольствий. Она была окружена молодыми людьми, которые, как она думала, вдруг оценили ее достоинства. Жюли находилась в том периоде стареющейся светской барышни, которая чувствует, что наступил последний шанс замужества, и теперь или никогда должна решиться ее участь. Княжна Марья с грустной улыбкой вспоминала по четвергам, что ей теперь писать не к кому, так как Жюли, Жюли, от присутствия которой ей не было никакой радости, была здесь и виделась с нею каждую неделю. Она, как старый эмигрант, отказавшийся жениться на даме, у которой он проводил несколько лет свои вечера, жалела о том, что Жюли была здесь и ей некому писать. Княжне Марье в Москве не с кем было поговорить, некому поверить своего горя, а горя много прибавилось нового за это время. Срок возвращения князя Андрея и его женитьбы приближался, а его поручение приготовить к тому отца не только не было исполнено, но дело напротив казалось совсем испорчено, и напоминание о графине Ростовой выводило из себя старого князя, и так уже большую часть времени бывшего не в духе. Новое горе, прибавившееся в последнее время для княжны Марьи, были уроки, которые она давала шестилетнему племяннику. В своих отношениях с Николушкой она с ужасом узнавала в себе свойство раздражительности своего отца. Сколько раз она ни говорила себе, что не надо позволять себе горячиться уча племянника, почти всякий раз, как она садилась с указкой за французскую азбуку, ей так хотелось поскорее, полегче перелить из себя свое знание в ребенка, уже боявшегося, что вот вот тетя рассердится, что она при малейшем невнимании со стороны мальчика вздрагивала, торопилась, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за руку и ставила в угол. Поставив его в угол, она сама начинала плакать над своей злой, дурной натурой, и Николушка, подражая ей рыданьями, без позволенья выходил из угла, подходил к ней и отдергивал от лица ее мокрые руки, и утешал ее. Но более, более всего горя доставляла княжне раздражительность ее отца, всегда направленная против дочери и дошедшая в последнее время до жестокости. Ежели бы он заставлял ее все ночи класть поклоны, ежели бы он бил ее, заставлял таскать дрова и воду, – ей бы и в голову не пришло, что ее положение трудно; но этот любящий мучитель, самый жестокий от того, что он любил и за то мучил себя и ее, – умышленно умел не только оскорбить, унизить ее, но и доказать ей, что она всегда и во всем была виновата. В последнее время в нем появилась новая черта, более всего мучившая княжну Марью – это было его большее сближение с m lle Bourienne. Пришедшая ему, в первую минуту по получении известия о намерении своего сына, мысль шутка о том, что ежели Андрей женится, то и он сам женится на Bourienne, – видимо понравилась ему, и он с упорством последнее время (как казалось княжне Марье) только для того, чтобы ее оскорбить, выказывал особенную ласку к m lle Bоurienne и выказывал свое недовольство к дочери выказываньем любви к Bourienne.
Однажды в Москве, в присутствии княжны Марьи (ей казалось, что отец нарочно при ней это сделал), старый князь поцеловал у m lle Bourienne руку и, притянув ее к себе, обнял лаская. Княжна Марья вспыхнула и выбежала из комнаты. Через несколько минут m lle Bourienne вошла к княжне Марье, улыбаясь и что то весело рассказывая своим приятным голосом. Княжна Марья поспешно отерла слезы, решительными шагами подошла к Bourienne и, видимо сама того не зная, с гневной поспешностью и взрывами голоса, начала кричать на француженку: «Это гадко, низко, бесчеловечно пользоваться слабостью…» Она не договорила. «Уйдите вон из моей комнаты», прокричала она и зарыдала.
На другой день князь ни слова не сказал своей дочери; но она заметила, что за обедом он приказал подавать кушанье, начиная с m lle Bourienne. В конце обеда, когда буфетчик, по прежней привычке, опять подал кофе, начиная с княжны, князь вдруг пришел в бешенство, бросил костылем в Филиппа и тотчас же сделал распоряжение об отдаче его в солдаты. «Не слышат… два раза сказал!… не слышат!»
«Она – первый человек в этом доме; она – мой лучший друг, – кричал князь. – И ежели ты позволишь себе, – закричал он в гневе, в первый раз обращаясь к княжне Марье, – еще раз, как вчера ты осмелилась… забыться перед ней, то я тебе покажу, кто хозяин в доме. Вон! чтоб я не видал тебя; проси у ней прощенья!»
Княжна Марья просила прощенья у Амальи Евгеньевны и у отца за себя и за Филиппа буфетчика, который просил заступы.
В такие минуты в душе княжны Марьи собиралось чувство, похожее на гордость жертвы. И вдруг в такие то минуты, при ней, этот отец, которого она осуждала, или искал очки, ощупывая подле них и не видя, или забывал то, что сейчас было, или делал слабевшими ногами неверный шаг и оглядывался, не видал ли кто его слабости, или, что было хуже всего, он за обедом, когда не было гостей, возбуждавших его, вдруг задремывал, выпуская салфетку, и склонялся над тарелкой, трясущейся головой. «Он стар и слаб, а я смею осуждать его!» думала она с отвращением к самой себе в такие минуты.


В 1811 м году в Москве жил быстро вошедший в моду французский доктор, огромный ростом, красавец, любезный, как француз и, как говорили все в Москве, врач необыкновенного искусства – Метивье. Он был принят в домах высшего общества не как доктор, а как равный.
Князь Николай Андреич, смеявшийся над медициной, последнее время, по совету m lle Bourienne, допустил к себе этого доктора и привык к нему. Метивье раза два в неделю бывал у князя.
В Николин день, в именины князя, вся Москва была у подъезда его дома, но он никого не велел принимать; а только немногих, список которых он передал княжне Марье, велел звать к обеду.
Метивье, приехавший утром с поздравлением, в качестве доктора, нашел приличным de forcer la consigne [нарушить запрет], как он сказал княжне Марье, и вошел к князю. Случилось так, что в это именинное утро старый князь был в одном из своих самых дурных расположений духа. Он целое утро ходил по дому, придираясь ко всем и делая вид, что он не понимает того, что ему говорят, и что его не понимают. Княжна Марья твердо знала это состояние духа тихой и озабоченной ворчливости, которая обыкновенно разрешалась взрывом бешенства, и как перед заряженным, с взведенными курками, ружьем, ходила всё это утро, ожидая неизбежного выстрела. Утро до приезда доктора прошло благополучно. Пропустив доктора, княжна Марья села с книгой в гостиной у двери, от которой она могла слышать всё то, что происходило в кабинете.