Чижевский, Александр Леонидович

Александр Чижевский
Место рождения:	Цехановец, Гродненская губерния, Царство Польское, Российская империя (ныне Подляское воеводство, Польша)
Научная сфера:	космическая биология, биофизика, гелиобиология, космическая погода, аэроионификация, электрогемодинамика, электроокраска

Запрос «Чижевский, Александр» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Алекса́ндр Леони́дович Чиже́вский (26 января (7 февраля) 1897, Цехановец, Гродненская губерния (сейчас Подляское воеводство, Польша) — 20 декабря 1964, Москва) — советский учёный, биофизик, один из основателей космического естествознания, основоположник космической биологии и гелиобиологии, аэроионификации, электрогемодинамики, изобретатель (электроокраска), философ, поэт, художник.

Почётный президент I международного конгресса по биофизике (1939), действительный член 18 академий мира, почетный профессор университетов Европы, Америки, Азии.

Биография

А. Л. Чижевский родился 26 января (7 февраля) 1897 года в семье военного-артиллериста Леонида Васильевича Чижевского (1861—1929), изобретателя командирского угломера для стрельбы с закрытых позиций и прибора для разрушения проволочных заграждений.

Мать учёного Надежда Александровна Чижевская (ур. Невиандт) (1875—1898), была сестрой члена IV Государственной думы от Полтавской губернии К. А. Невиандта, племянницей генерал-майора, военного инженера, участника Крымской войны, заведующего Зимним дворцом А. П. Дельсаля, двоюродной сестрой русского генерала, героя I-й мировой войны П. А. Дельсаля. Она умерла, когда мальчику был 1 год и 1 месяц. Будущего учёного воспитывали тётя — родная сестра отца Ольга Васильевна Чижевская-Лесли (1863—1927) и бабушка — мать отца Елизавета Семёновна Чижевская (ур. Облачинская) (1828—1908) — двоюродная племянница П. С. Нахимова.

Получил разностороннее домашнее образование (изучал иностранные языки, историю, учился музыке). В 7 лет брал уроки живописи в Парижской академии художеств у ученика знаменитого импрессиониста Э. Дега — Нодье Гюстава. Обучение начал в 1907 году в Бельской мужской гимназии (Польша), но в связи с назначением отца в крепость Зегрж (Польша) перешёл на домашнее обучение.

Среднее образование получил в Калуге в частном реальном училище Ф. М. Шахмагонова (в январе 1914 года поступил в 6-й класс частного реального и в апреле 1915 года окончил 7-й (дополнительный) класс). Хорошо знал французский, немецкий, английский, итальянский языки.

В июле 1915 года был принят действительным слушателем в Московский коммерческий институт (МКИ), а в сентябре того же года вольнослушателем в Московский археологический институт.

Чижевский ушёл добровольцем на фронт: во второй половине 1916 года и мае-сентябре 1917 года участвовал в боях в Галиции, был ранен, получил контузию и был демобилизован. Был награждён Георгиевским крестом IV степени (солдатским).

В 1917 году блестяще окончил Московский археологический институт. В мае того же года защитил диссертацию на тему «Русская лирика ХVIII века» (М. В. Ломоносов), а в декабре защитил диссертацию «Эволюция физико-математических наук в древнем мире» на степень магистра всеобщей истории. В 1918 году представил на историко-филологический факультет Московского университета и защитил диссертацию на степень доктора всеобщей истории «Исследование периодичности всемирно-исторического процесса», которая спустя 6 лет была изложена в книге «Физические факторы исторического процесса». Теория Чижевского выражалась в следующем: он заметил, что циклы солнечной активности проявляют себя в биосфере, изменяя все жизненные процессы, начиная от урожайности и кончая заболеваемостью и психической настроенностью человечества. В результате, это отражается на конкретных исторических событиях — политико-экономических кризисах, войнах, восстаниях, революциях и т. п. Таким образом, Чижевский стал доктором истории в 21 год.

После защиты диссертации с 1917 по 1922 годы Чижевский состоял старшим научным сотрудником, действительным членом института и профессором (1921) Московского археологического института.

Чижевский обучался на физико-математическом (по естественно-математическому отделению) и медицинском факультетах Московского университета в качестве вольнослушателя, посещал лекции в Народном университете Шанявского.

С 1922 по 1923 годы был внештатным научным консультантом Института физики и биофизики Наркомздрава СССР, где познакомился с С. И. Вавиловым; с 1923 по 1926 годы — главным экспертом по вопросам медицины и биологии и членом технического совета Ассоциации изобретателей.

Был знаком с известными литераторами: Л. Н. Андреевым, А. И. Куприным, А. Н. Толстым, И. Северяниным, С. А. Есениным, В. В. Маяковским, И. А. Буниным, М. Горьким, В. Я. Брюсовым; дружил с композитором Н. П. Раковым. С Калугой связано много событий в жизни Чижевского.

В доме своего отца с 1915 года он занимался новаторскими исследованиями в области гелиобиологии, с 1918 года в течение 3-х лет ставил первые опыты по воздействию отрицательно ионизированного воздуха на живые организмы (аэроионификация). По утверждениям Чижевского, его опытные исследования дали чёткий результат: положительно заряженные ионы воздуха негативно влияют на живые организмы, а отрицательно заряженные, напротив, производят благотворное действие. Чижевскому удалось впоследствии оформить авторское свидетельство на свой аэроионизатор для получения лёгких аэроионов, который широко известен как «люстра Чижевского». В декабре 1921 года Чижевский написал философскую работу «Основное начало мироздания. Система космоса. Проблемы». В 1924 году в 1-й Гостиполитографии в Калуге вышел один из его основных трудов по гелиобиологии и историографии «Физические факторы исторического процесса».

Чижевский был и незаурядным художником-пейзажистом. Известно, что в Калуге он написал более 100 картин (картины chizhevskiy.ru/index.php?option=com_content&task=blogcategory&id=22&Itemid=38), которые продавал, а средства от продажи шли на проведение научных опытов.

Чижевский преподавал в 1918—1920 годах на Калужских командных пехотных курсах (курсы красных командиров), создателем и первым начальником которых был его отец Л. В. Чижевский, в 1920—1921 годах в 4-й советской единой трудовой школе.

С детства писал стихи. В Калуге были изданы первые сборники (и единственные прижизненные) стихотворений Чижевского (1914, 1918), проект «Академия Поэзии» (1918). Следующий поэтический сборник увидел свет более чем через 20 лет после смерти ученого — в 1987 году, затем в 1992, 1996, 1998, 2013 годах. Как и в прижизненных изданиях, среди оригинальных стихотворений Чижевского есть и поэтические переводы. Например, уже в первой книге есть переводы Людвига Уланда. В начале 1920-х годов по рекомендации А. В. Луначарского он был назначен инструктором литературного отдела Наркомпроса, затем избран председателем Калужского губернского союза поэтов. Посещал литературный салон А. И. Хольмберг (внучки Л. Н. Толстого) и музыкальные вечера Т. Ф. Достоевской (внучатой племянницы Ф. М. Достоевского).

В Калуге в 1914 году Чижевский близко познакомился с К. Э. Циолковским, который сыграл большую роль в становлении молодого учёного, в выработке его мировоззрения. Дружба учёных длилась более 20 лет. Циолковский поддерживал идеи младшего друга по гелиобиологии и эксперименты по аэроионификации. В свою очередь, Чижевский содействовал утверждению мирового приоритета Циолковского в области космонавтики и ракетодинамики, переиздав в 1924 году его работу «Исследование мировых пространств реактивными приборами» (под новым названием «Ракета в космическом пространстве») и разослав её зарубежным учёным и научным обществам. Чижевский помогал Циолковскому в публикации его статей в московских журналах и центральных газетах.

В марте 1926 года Чижевский окончательно перебрался в Москву, но до середины 1930-х годов периодически приезжал в Калугу к родным и к Циолковскому.

С 1924 по 1931 годы Чижевский состоял старшим научным сотрудником (в звании профессора) в практической лаборатории зоопсихологии Главнауки Наркомпроса РСФСР, председателем учёного совета которой был В. Л. Дуров. Здесь Чижевский ставил [www.ugolokdurova.ru/node/116 опыты по биологическому и физиологическому воздействию аэроионов на животных]. В 1927 году в лаборатории прошли испытания электроэффлювиальной люстры. К началу 1930-х годов Чижевский имел обширные связи с видными учёными мира (С. А. Аррениус, Ф. Нансен, Ш. Рише, А. д’Арсонваль и др.), его приглашали для чтения лекций в Париж и Нью-Йорк, выдвигали в почётные академики за границей, где его работам в области гелиобиологии и аэроионизации придавалось большое значение, предлагали купить патент на его работы по аэроионификации, от последнего учёный решительно отказался, передав своё изобретение «в полное распоряжение Правительства СССР».

С февраля 1931 года Чижевский переносит свои опыты на промышленную основу, создав в системе Птицетреста научно-исследовательскую станцию ионизации (совхоз «Арженка», ЦЧО). В 1932 году станция перебазируется в Воронеж, где лаборатория воссоздаётся на базе Птицеводческого института (СХИ).

В 1931 году учёный возглавил созданную при поддержке наркома земледелия Я. А. Яковлева в НИИ животноводства (ВИЖ) ВАСХНИЛ [www.tstu.ru/win/kultur/museum/istmed/chiz.htm Центральную научно-исследовательскую лабораторию ионификации (ЦНИЛИ, Воронеж)], в дальнейшем были учреждены 7 филиалов. В исследованиях ЦНИЛИ участвовало 50 научных сотрудников, её труды (1933, 1934 годы), вышедшие в Воронеже, составили 2 тома (1-й и 3-й, «Проблемы ионификации»), которые переводились на ряд иностранных языков.

По итогам работы станции ионизации рассматривался вопрос применения методов на производстве и в быту советских людей, для чего к дальнейшему их изучению были привлечены медицинские учреждения Наркомздрава, другие профильные учреждения. Курировали ход работ по внедрению метода ионификации государственные чиновники, крупные советские политические деятели. Методы Чижевского широко освещались в печати, в свет вышли два постановления — Наркомзема СССР и Совнаркома СССР, учёный получил премии. Однако, на волне «чистки» аппарата Наркомзема, смены руководства ведомством после ареста Я. А. Яковлева, объявленного «врагом народа», ЦНИЛИ подверглась тотальной проверке. Опыты были раскритикованы, в январе 1933 года Наркомзем запретил издание и распространение работ под редакцией Чижевского, в июле 1936 года ЦНИЛИ распустили. Немалую роль в этом сыграл директор ВИЖ Б. М. Завадовский. Контрольные комиссии, им назначавшиеся, были буквально погромными , статьи его авторства в «Правде», порочили идеи Чижевского (в 1935 году в статье «Враг под маской учёного» автор прямо обвинял Чижевского в контрреволюции, учёного называли «носителем антисоветских идей» и «врагом под маской учёного»).

В конце 1938 года Чижевский был вновь приглашён на работу в качестве научного руководителя по аэроионификации Дворца Советов. В 1939—1941 годах Чижевский возглавил 2 лаборатории по аэроионификации (одна — на кафедре общей и экспериментальной гигиены в 3 Московском государственном медицинском институте, другая — в Ленинградском государственном педагогическом институте) при Управлении строительства Дворца Советов Совнаркома СССР.

В сентябре 1939 года в Нью-Йорке состоялся I Международный конгресс по биологической физике и космической биологии, на котором Чижевский был избран почётным президентом и за многогранную научную и художественно-литературную деятельность его называли «Леонардо да Винчи XX века». Чижевского приглашают в Америку, но в поездке за рубеж ему отказывают. Был направлен меморандум о научных трудах Чижевского от имени конгресса в Нобелевский комитет, но обстановка в стране и отношение властей к нему были такими, что получить эту премию Чижевский не мог^{[неавторитетный источник?]}.

В 1941 году, в начале Великой Отечественной войны, Чижевский вместе с семьей убыл в Челябинск, где 22 января 1942 года был осуждён по статье 58, пункту 10. Он отбывал 8 лет заключения на Северном Урале (Челябинск, Свердловской области (Ивдельлаг), в Подмосковье (Кучино), в Казахстане (Карлаг: Долинское, Спасское, Степлаг).

И в лагере Чижевский оставался учёным, найдя спасение в науке, поэзии, живописи. За эти годы им было написано более 100 стихотворений. В Карлаге Чижевскому разрешили создать кабинет аэроионификации, заниматься электрическими проблемами крови. Под его руководством над математическими расчётами по исследованию крови работали видные учёные-узники (в том числе и Г. Н. Перлатов). В Карлаге Чижевский сделал фундаментальное открытие — структурно-системную организованность движущейся крови. Учёный был освобождён в январе 1950 года, однако ещё на месяц остался в лагере, чтобы закончить опыты по крови.

После освобождения в январе 1950 года отправлен на поселение в Караганду (Казахская ССР), в июне 1954 года освобождён от поселения, продолжая жить в Караганде. В Караганде работал в качестве консультанта по вопросам аэроионотерапии и зав. лабораторией структурного анализа крови и динамической гематологии в Карагандинской областной клинической больнице, в лаборатории Карагандинской областной станции переливания крови, до 1955 года состоял зав. клинической лабораторией Карагандинского областного онкологического диспансера, научным консультантом в Карагандинском научно-исследовательском угольном институте.

Вернувшись в Москву, Чижевский с 1958 по 1961 годы работал в «Союзсантехнике»: в 1958—1960 годах (Государственная союзная техническая контора) — консультантом по вопросам аэроионотерапии и научным руководителем лаборатории; в 1960—1961 годах (научно-исследовательская лаборатория по ионизации и кондиционированию воздуха) — зам. начальника в области аэроионизации. Были обнародованы труды Чижевского по аэроионификации и по структурному анализу движущейся крови, над которыми учёный работал в Карлаге и Караганде.

В 1962 году Чижевский был частично реабилитирован (полностью — посмертно).

В последние годы жизни работал над воспоминаниями о годах дружбы с К. Э. Циолковским. В начале 1960-х годов несколько раз бывал в Калуге у дочери Циолковского — Марии Константиновны Циолковской-Костиной, между ними велась переписка.

Умер в 1964 году. Похоронен на Пятницком кладбище в Москве.

Семья

• Первой женой была Чижевская (ур. Самсонова) Ирина Александровна.

От этого брака у него была дочь Кускова (ур. Чижевская) Ирина Александровна (8 марта 1929—1959), которая работала художником-прорисовщиком (декоратор) в «Союзмультфильме». 1-м мужем Ирины был актёр театра Маяковского Прокофьев Николай Вячеславович (1923—2010, в 1951—1954), 2-м мужем — художник Кусков Иван Сергеевич (1927—1997). С первой семьей учёный не общался.

Внук А. Л. Чижевского — сын И. А. Кусковой и И. С. Кускова — Сергей Иванович Кусков (1956—2008) — известный российский куратор и арт-критик.

• Второй женой Чижевского в 1931 году стала секретарь Уголка Дурова Рощина Татьяна Сергеевна (1900—1964).

А. Л. Чижевский удочерил её ребёнка от 1-го брака — Марину (1922—1996), совместных детей в этом браке не было. Официально развелись в 1951 году.

• Третья жена — Таранец Анна Михайловна.

О ней ничего не известно, кроме одной записи, на которую наталкиваются почти все исследователи творчества Александра Леонидовича, работающие с его архивом в архиве Российской академии наук (переписка по жилищно-бытовым вопросам «Справка-заявление о квартире» от 1 февраля 1960 г.): «Прошу о предоставлении мне с семьёй отдельной квартиры в три комнаты в одном из центральных районах Москвы». Эта справка-анкета из 8-ми пунктов, в пункте 5 написано: «Имею отдельную двухкомнатную квартиру 55 м² в городе Караганде, где пока проживает моя жена и находятся научный архив, рукописи и библиотека». В ответе на пункт 6 (очевидно семейное положение) значится: «Я и жена Таранец Анна Михайловна 48 лет».

• Последняя жена — Чижевская (ур. Энгельгардт) Нина Вадимовна (1903—1982).

Происходила из дворянского рода Энгельгардтов, её брат — Энгельгардт, Борис Вадимович. В 1924 году была арестована при попытке нелегально покинуть СССР. Провела много лет в ГУЛАГе. В ссылке в Казахстане познакомилась с Чижевским и стала его женой.

Основные адреса проживания

Калуга

• [www.gmik.ru/chizhevsky.html улица Ивановская, 43 (ныне ул. Московская, 62)]

1913—1929 годы

• Дом отца учёного Л. В. Чижевского, в котором Александр Леонидович жил и работал более 15-и лет (1913—1929), здесь он проводил первые наблюдения по гелиобиологии и опыты по аэроионификации. Чижевские жили на 2-м этаже дома, а на 1-м этаже находились учебные заведения.

Москва

• Тверской бульвар, 8

1926—1941 годы

Чижевский в 1926 году получил комнату в 6 м² (кв. 4), несколько позже её заменили на большую — в 8 м² (кв. 2), где и жил до 1931 года. После постановления Совнаркома СССР «О работе профессора Чижевского», в котором одобрялись эксперименты учёного по аэроионификации и ему были улучшены и жилищные условия: он переселяется в отдельную квартиру (коммунальную квартиру перегородили и там были «три хороших комнаты», коридор, переднюю и уборную, а кухня была общей с коммунальной квартирой) (кв. 6, 3-й этаж).

• Ново-Останкинский переулок, 4б (ныне — Звездный бульвар, 12, корп. 1), кв. 8 (сзади кинотеатра «Космос»).

1962—1964 годы

В 1962 году Александр Леонидович и Нина Вадимовна Чижевские получают маленькую 1-комнатную квартиру.

Челябинск

• [xn--80aafx3bpr.xn--p1ai/sv_doski/zentr_r/1_v_zen_chijevski.htm улица Цвиллинга, 36]

1941—1942 годы

Проживал в 2-х комнатах коммунальной квартиры после отъезда в Челябинск.

Караганда

• [images.yandex.ru/yandsearch?p=1&text=Караганда%20улица%20Ленина&noreask=1&img_url=lentakrg.kz%2Fwp-content%2Fgallery%2Frand улица Ленина, 17]

1950—1958 годы

А. Л. и Н. В. Чижевские проживали в 2-х комнатной квартире (№ 8).

Научная деятельность

Научное поприще

Изучал влияние космических физических факторов на процессы в живой природе, в частности, влияние циклов активности Солнца на явления в биосфере, в том числе, на социально-исторические процессы.

Чижевский сформулировал зависимость между циклами солнечной активности и различными явлениями биосферы, выделил взаимосвязи живого организма с окружающей его внешней средой обитания. В сотрудничестве с казанским микробиологом С. Т. Вельховером в 1935 году обнаружил метахромазию бактерий, на основании которого он сделал вывод о возможности прогноза солнечной активности по метахромазии коринебактерий — «эффект Чижевского-Вельховера».

Разработал теорию энергетической связи космических и земных явлений: развил и утвердил парадигму целостности мира; принципы законосообразности, единообразия и детерминизма; глобальный эволюционизм и принцип космического ритма. За разработку этих идей Чижевского относят к основоположникам русского космизма.

Чижевский впервые опытно установил факт противоположного физиологического действия отрицательных и положительных ионов воздуха на живые организмы, патологичность действия дезионизированного воздуха и стимулирующее влияние на живые организмы отрицательно заряженных ионов; применил искусственную аэроионизацию (люстра Чижевского) в медицине, сельском хозяйстве (животноводство и растениеводство), промышленности и др. отраслях народного хозяйства.

Побочным достижением данных работ явилось изобретение им метода электроаэрозольтерапии, электроокраски и электростимулирования химических реакций, что знаменовало становление электронной технологии.

Чижевский открыл пространственную организацию структурных элементов движущейся крови и описал процесс образования эритроцитами определенных радиально-кольцевых ансамблей (так называемых «монетных столбиков») — «феномен Чижевского».

Научная деятельность Александра Леонидовича не раз подвергалась сомнению. Главным оппонентом Чижевского являлся Борис Завадовский, который высказывал нелестное мнение о Чижевском как о шарлатане. Впрочем, о главном друге и учителе Чижевского К. Э. Циолковском выражались обычно в не менее «восторженных» тонах.

В 1936 году Чижевский был отстранён от занимаемой должности:

О снятии с работы директора центральной лаборатории по ионификации А. Л. Чижевского
Приказ по Народному комиссариату земледелия Союза ССР

С 1931 года директору Центральной лаборатории по ионификации А. Л. Чижевскому Наркомземом СССР была создана, путём выделения самостоятельной лаборатории и полного Финансирования, широкая возможность организовать научно-исследовательскую работу по применению ионизации воздуха для повышения продуктивности животноводства.

На основании нескольких авторитетных научных экспертиз и проверкой Наркомзема СССР установлено, что: утверждение А. Л. Чижевского о том, что он добился положительного действия ионизации на развитие животных и увеличение выхода продукции, не подтвердилось; выводы о результатах работ лаборатории делались А. Л. Чижевским вне соответствия с экспериментальными данными самой лаборатории.

Кроме этого, А. Л. Чижевский, делая перевод письма сенатора Рид Смута на имя лаборантки Саранадской лаборатории в Нью-Йорке Андерсен Альчер и представляя этот перевод в правительственные органы допустил прямую недобросовестность, прибавив к английскому тексту от себя следующую отсутствующую в подлиннике фразу: «Цель её поездки — посещение научной лаборатории проф. Чижевского в Москве и передача ему приглашения для работы в САСШ».

На основании всего вышеизложенного приказываю:
А. Л. Чижевского снять с работы директора Центральной лаборатории по ионификации НКЗ СССР.
Народный комиссар земледелия Союза ССР М. Чернов.
5 июля 1936 года. (ТАСС)

Цитата из газеты «Правда» от 8 июля 1936 года.

Трудами Завадовского и Иоффе лаборатории ЦНИЛИ были лишены основной части финансирования и в дальнейшем закрыты. Особо интересным является мнение Иоффе, изложенное им в отчёте проверяющей комиссии.

«<…>Подробное обследование лаборатории проф. Чижевского в Воронеже и связанных с ним лабораторий в Москве и Ленинграде с несомненностью выявило: 1) что все рекламные заявления о практических результатах аэроионизации на курах, свиньях и т. д. основаны на сознательной или бессознательной подтасовке фактов, давших отрицательный результат; 2) что самый вопрос о влиянии ионизированного воздуха на организм ещё должен быть подвергнут научному физико-биологическому исследованию; 3) что таким образом не существовало ещё той исходной научной базы, на которой можно строить практические выводы.

Далее выяснилось, что проф. Чижевский не обладает ни знанием физики, ни знанием основ биологии, вследствие чего его руководство лабораторией ведёт к совершенно неправильной постановке опытов, заранее обеспечивающей их результаты.

В общественном отношении проф. Чижевский является фигурой, позорящей среду советских учёных. Беззастенчивая самореклама, безграмотность и научная недобросовестность, присвоение чужих достижений, хлестаковщина — вот черты, определяющие карьеру проф. Чижевского.

Бессмысленная и идеологически вредная „теория“ о том, что революции, эпидемии людей и животных, народные движения определяются солнечными пятнами, создали проф. Чижевскому незавидную известность в реакционных кругах Франции, где он печатал эти свои „исследования“.

Наряду с этими возмутительными и вредными чертами „научной“ деятельности проф. Чижевского, комиссия не могла обнаружить ни одного полезного результата или даже надежды на успешный результат работ лаборатории проф. Чижевского.

Поэтому я считаю совершенно правильным предложение комиссии об устранении проф. Чижевского от научного руководства, о закрытии практических опытов с нулевым результатом и о сосредоточении работ по воздействию ионов на организм в биологических лабораториях с серьезным научным руководством.

Академик А. Иоффе. 28 мая 1940 г.».

По данным сохранившимся в РГАЭ хранятся материалы комиссии под руководством академика А. Ф. Иоффе на «средневековом процессе» над А. Л. Чижевским (где шло очернение как аэроионификации, так и ученого). Её выводы были таковы: «предложения гр. Чижевского об организации специальной лаборатории ионификации необходимо отклонить», и он безграмотен, некомпетентен, позорит советских ученых. Итогом предыдущего заседания стала полная дискредитация А. Л. Чижевского как ученого и к прекращению «дальнейшего печатания и распространения трудов, изданных под редакцией А. Л. Чижевского».

Более подробно можно прочитать о данном аспекте биографии можно в статье:

• [archive.svoboda.org/programs/hd/2005/hd.032605.asp Казус Чижевского]

Миф о Сталинской премии А. Л. Чижевского

В архиве учёного (Архив РАН. Фонд 1703, опись 1) есть такой факт: 7 томов трудов учёного — трёхтомник А. Л. Чижевского «Аэроионы» (1937—1939) и четырёхтомник А. Л. Чижевского, Л. Л. Васильева и др. «Аэроионификация как гигиенический фактор» (1939—1940)) были «представлены на соискание премии им. И. В. Сталина перед началом войны» [дело 51, лл. 89, 107]. Однако, последующие Великая Отечественная война и арест учёного помешали этому.

Позднее Карагандинский научно-исследовательский институт хотел представить А. Л. Чижевского за его работу «Электростатическое распыление лакокрасочных материалов и окраска изделий в электрическом поле» на соискание Ленинской премии, о чём ученый рассказал на «Круглом столе» в газете «Комсомолец Караганды» (1 января 1958). О результатах соискательства ничего не известно: видимо, премия так и не была присуждена.

К путанице приводит тот факт, что в 1943 году Сталинская премия в области науки «За многолетние выдающиеся работы в области науки и техники» была присуждена однофамильцу А. Л. Чижевского: металлургу и коксохимику, академику АН СССР Николаю Прокопьевичу Чижевскому.

Влияние идей Чижевского на современную науку

Многие замыслы Чижевского были впоследствии подхвачены научным сообществом, развиты и воплощены в жизнь.

Чижевский пытался найти механизм солнечно-земных связей. По его мнению, жизнедеятельность биологических объектов Земли зависит от солнечной активности и находится под влиянием физически неопределяемого Z-фактора, обнаруживаемого лишь в некоторых химических реакциях. Учёный предполагал, что в глубоких слоях Солнца возникает Z-излучение, которое осуществляет солнечно-земные связи.

В ряде научных работ воздействию отрицательно заряженных ионов кислорода приписывается положительный физиологический эффект. В настоящее время в ряде стран^{[уточнить]} аэроионифицируют больничные палаты, санатории, курзалы, классы, аудитории, служебные помещения, офисы, залы для физкультуры и спорта, заводы и фабрики, частные квартиры и т. д.

В настоящее время метод электроокраски стал основным на любом крупном предприятии, имеющем дело с покраской материалов, поверхностей: вагон метро, самолёт, океанский лайнер или стол, детские игрушки — всё это красится в электрическом поле по методу Чижевского.

[blood.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=772&Itemid=273 М. С. Мачабели], используя идеи Чижевского по электрогемодинамике, разработала теорию тромбогеморрагического синдрома.

Искусство

Основной поэтический пласт был создан учёным в 1940-е годы на Урале, в заключении. При жизни издал 2 сборника стихотворений (1915 и 1919 годы) и проект «Академии Поэзии» (1919 год). После его смерти вышли ещё 4 поэтических сборника. Однако большинство стихотворений ещё не опубликованы.

Чижевский создал около 2000 живописных произведений (в основном пейзажи). Большинство из сохранившихся работ (около 300) — акварели 1940—1950-х годов (периода лагерей и ссылки). Все выставки художественных произведений учёного, в том числе и персональные, были посмертными и проходили в Москве и Подмосковье, Караганде, Калуге.

Труды

Основные труды Чижевского

• Чижевский А. Л. Стихотворения. — Калуга, 1915.
• Чижевский А. Л. Тетрадь стихотворений. 1914—1918. — Калуга, 1919.
• Чижевский А. Л. Физические факторы исторического процесса. — Калуга, 1924.
• Чижевский А. Л. Эпидемиологические катастрофы и периодическая деятельность Солнца. — М., 1930.
• Проблемы ионификации: Труды ЦНИЛИ. Т. 1 / Под ред. А. Л. Чижевского. — Воронеж, 1933.
• Аэроионизация в медицине: Труды ЦНИЛИ. Т. 3 / Под ред. А. Л. Чижевского и Г. А. Лапидус. — Воронеж, 1934.

Труды, опубликованные Чижевским после возвращения из ссылки</big>

• Чижевский А. Л. Руководство по применению ионизированного воздуха в промышленности, сельском хозяйстве и в медицине. — М.: Госпланиздат, 1959. — 56 с., ил.
• Чижевский А. Л. Структурный анализ движущейся крови. — М., 1959.
• Чижевский А. Л. Аэроионификация в народном хозяйстве. — М., 1960.

Труды, опубликованные после смерти учёного

• Чижевский А. Л., Шишина Ю. Г. В ритме Солнца. — М., 1969.
• Чижевский А. Л. Электрические и магнитные свойства эритроцитов. — М., 1973.
• Чижевский А. Л. Вся жизнь. — М.: Советская Россия, 1974. — (Серия «Годы и люди»).
• Чижевский А. Л. Земное эхо солнечных бурь. — М., 1976.
• Чижевский А. Л. Теория гелиотараксии. — М., 1980.
• Чижевский А. Л. Биофизические механизмы реакции оседания эритроцитов. — Новосибирск: Наука, 1980.
• Чижевский А. Л. Земното ехо от слънчевите бури. — София: Наука и изкуство, 1984.
• Чижевский А. Л. Стихотворения / Вступ. ст., составл. и подг. текстов В. И. Безъязычного. — М: Современник, 1987.
• Чижевский А. Л. Аэроионы и жизнь. Беседы с Циолковским / Сост., вступ. ст., комментарии, подбор илл. Л. В. Голованова. — М.: Мысль, 1994. — 735 с.
• Чижевский А. Л. На берегу Вселенной: Годы дружбы с Циолковским. Воспоминания / Сост., вступ. ст., комментарии, подбор илл. Л. В. Головановой. — М.: Мысль, 1993. — 735 с.
• Чижевский А. Л. Космический пульс жизни: Земля в объятиях Солнца. Гелиотараксия / Сост., вступ. ст., комментарии, подбор илл. Л. В. Голованова. — М.: Мысль, 1995. — 767 с.
• Чижевский А. Л. «В науке я прослыл поэтом» (Сборник стихов) / Сост. Л. Т. Энгельгардт. — Калуга: Золотая аллея, 1996. — 271 с.
• Чижевский А. Л. Поэзия живописи / Сост. Л. Т. Энгельгардт, А. В. Манакин. — Калуга: Золотая аллея, 2000. — 160 с., ил.
• Чижевский А. Л. Земля в объятиях Солнца. — М.: Эксмо, 2004. — 928 с.
• Чижевский А. Л. На берегу Вселенной. Воспоминания о К. Э. Циолковском. — М.: Айрис-пресс, 2007. — 448 с.
• Чижевский А. Л. К. Э. Циолковский, А. Л. Чижевский. Калужские страницы русских космистов. — Калуга: Гриф, 2007.
• Чижевский А. Л. Основное начало мироздания. Система космоса. Проблемы // Духовное созерцание. — 1997. № 1—4.
• Чижевский А. Музыка тончайших светотеней: стихотворения / Сост. О. В. Сёмочкина, В. Н. Ягодинский. — М.: НексМедиа; ИД «Комсомольская правда», 2013. — 238 с.: ил. — (Серия «Великие поэты», № 94).

Фильмография

Фильмы с участием А. Л. Чижевского

• «Ионизация: Открытие проф. А. Л. Чижевского» (1931) (Союзкинохроника, оператор Г. Звенигородский)

Фильмы про А. Л. Чижевского

• Солнечный пленник. (1989) (Центрнаучфильм, режиссёр Л. Цветкова)
• Тайны времени: А. Л. Чижевский

Увековечение памяти

• В 1996 году А. Л. Чижевскому присвоено звание «Почётный гражданин г. Калуги»
• В честь А. Л. Чижевского названа малая планета 3113 Chizhevskij.
• В 1972 году на доме в Калуге (ул. Московская, 62/71), в котором Александр Леонидович жил и работал почти 15 лет, установлена мемориальная доска. В 2000 году в этом доме открыт научно-мемориальный и культурный центр А. Л. Чижевского. В 2010 году после капитального ремонта и восстановления здания открыт дом-музей учёного, создана новая экспозиция. представленная личными вещами и документами, сохранёнными и переданными Л. В. Головановым.
• В 1989 году в Калужском государственном университете им. К. Э. Циолковского открыт кабинет-музей памяти учёного.
• В 1980 году открыта экспозиция, посвященная А. Л. Чижевскому в Тамбовском музее истории медицины.
• В 1990 году в Караганде часть ул. Танкистов переименована в улицу Чижевского.
• В 1997 году часть ул. Огарева в Калуге переименована в ул. Чижевского.
• В 1995 году учреждена Лазерная Академия наук (ЛАН) им. А. Л. Чижевского.
• В конце 1960-х — 1970-х годах в Москве проводились Чтения памяти А. Л. Чижевского «Солнце, электричество, жизнь».
• С 1991 года в Калуге проводятся научные молодёжные Чтения памяти А. Л. Чижевского.
• С 1996 года Правительством Калужской области ежегодно присуждаются премии и стипендии его имени для учащихся, студентов и аспирантов.
• С 1997 года ЛАН ежегодно присуждаются учёным премии и медали им. А. Л. Чижевского.
• В 1997 году ЦентроБанк РФ выпустил серебряную монету номиналом 2 рубля, посвящённую 100-летию со дня рождения Чижевского.
• 20 декабря 2012 года у здания Калужского государственного педагогического университета имени К. Э. Циолковского установлен памятник А. Л. Чижевскому.

См. также

• Пассионарная теория этногенеза
• Чижевский Леонид Васильевич (1861—1929), отец А. Л. Чижевского.
• Кусков Сергей Иванович (1956—2008), внук А. Л. Чижевского.
• Нахимов Павел Степанович (1802—1855), двоюродный дядя бабушки Е. С. Чижевской (ур. Облачинской).
• Невиандт, Константин Александрович (1869—1919) — член IV Государственной думы от Полтавской губернии, дядя — родной брат матери Н. А. Чижевской (ур. Невиандт).
• Дельсаль, Алексей Петрович (1830—1902), дядя матери Н. А. Чижевской (ур. Невиандт).
• Дельсаль Пётр Алексеевич (1861—1930), двоюродный брат матери Н. А. Чижевской (ур. Невиандт).
• Ягодинский Виктор Николаевич (р. 1928), биограф А. Л. Чижевского.

Литература

• Байдин В. В. Художник науки // Природа. — 1982. — № 10. — С. 65—71.
• Байдин В. В. «И мысли свет летит к открытым небесам…» / Альманах «Поэзия», № 50. — М., 1988. — С. 192—201.
• Буралков А. А. А. Л. Чижевский. Посланник Солнца на Земле. — М.: Конек-М, 2009. — 296 с.
• Вальчук Т. Е. [www.delphis.ru/journal/article/tvorets-kosmicheskogo-mirovozzreniya Творец космического мировоззрения] (100-летию А. Л. Чижевского посвящается) // Дельфис. — 1997. — № 2 (10). — С. 32—33.
• Гагаев А. А., Скипетров В. П. Философия А. Л. Чижевского. — Саранск, 1999. — 285 с.
• Голованов Л. В. Чижевский А. Л. / Русская философия: Словарь. — М.: Республика, 1995. — С. 607—608.
• Голованов Л. В. [bse.sci-lib.com/article122385.html Чижевский А. Л.] / Большая Советская Энциклопедия. Т. 29. — 3-е изд. — М.: Советская энциклопедия, 1978. — С. 550—551.
• Голованов Л. В. Чижевский А. Л. / Космонавтика: Энциклопедия. — М.: Советская энциклопедия, 1985. — С. 438, фото.
• Захаров М. Л. Концепция «гелиотараксии» в философии истории А. Л. Чижевского. — СПб.: Изд-во СПб академии управления и экономики, 2009. — 147 с.
• Карнаух В. К. Космические циклы и социальные ритмы: концепция А. Л. Чижевского / Деятели русской науки XIX—XX веков. — Вып. I. — СПб., 2001. — С. 122—137.
• Назаров Г. А. Чижевский А. Л. / Москва: Энциклопедия. — М.: Советская энциклопедия, 1980. — С.658.
• Образцов П. А. [qame.ru/book/unknown/azbuka_shambaloidov/shambal.djvu Азбука шамбалоидов: Мулдашев и все-все-все]. — М.: Яуза, Пресском, 2005. — 288 с. — (АнтиМулдашев). — 9000 экз. — ISBN 5-98083-038-3.
• Панфёрова О. В. Чижевский Александр Леонидович / Калужская энциклопедия. — Калуга: Изд-во Бочкаревой, 2000.
• Панфёрова О. В., Прасолова Е. Л. Уроки Чижевского. — Калуга: Гриф, 2002.
• Попов Ю. Г. Александр Леонидович Чижевский в Карлаге, Степлаге и Караганде (заметки краеведа о деятельности знаменитого учёного и его соратниках в Казахстане). — СПб., 2008.
• Прасолова Е. Л. Жить гению в цепях не надлежит… — Калуга, 1993.
• Смирнов Н. Русский Леонардо / VII Международная крымская конференция «Космос и биосфера», посвященная 110-летию со дня рождения А. Л. Чижевского.
• Ягодинский В. Н. Александр Леонидович Чижевский. 1897—1964. — М.: Наука, 1987 (1-е изд), 2005 (2-е изд.).
• Ягодинский В. Н. Мои Чижевские. — М.-Минск, 2007.

Ссылки

• [tvroscosmos.ru/frm/vestidata/2012/vesti04_02_12_2.php Пророк Солнца]. Сюжет телестудии Роскосмоса. — 2012.
• Тверецкий И. [necropol.org/chizhevskiy.html Александр Леонидович Чижевский и его могила.]
• [archive.is/20130219015517/www.gazeta.lv/story/13519.html Земное эхо солнечных бурь. Тюремный роман]
• [kosmist.ru Сайт В. Н. Ягодинского — биографа А. Л. Чижевского]

Отрывок, характеризующий Чижевский, Александр Леонидович

В то же мгновение из балагана выскочил прежде всех маленький Тушин с закушенною на бок трубочкой; доброе, умное лицо его было несколько бледно. За ним вышел владетель мужественного голоса, молодцоватый пехотный офицер, и побежал к своей роте, на бегу застегиваясь.


Князь Андрей верхом остановился на батарее, глядя на дым орудия, из которого вылетело ядро. Глаза его разбегались по обширному пространству. Он видел только, что прежде неподвижные массы французов заколыхались, и что налево действительно была батарея. На ней еще не разошелся дымок. Французские два конные, вероятно, адъютанта, проскакали по горе. Под гору, вероятно, для усиления цепи, двигалась явственно видневшаяся небольшая колонна неприятеля. Еще дым первого выстрела не рассеялся, как показался другой дымок и выстрел. Сраженье началось. Князь Андрей повернул лошадь и поскакал назад в Грунт отыскивать князя Багратиона. Сзади себя он слышал, как канонада становилась чаще и громче. Видно, наши начинали отвечать. Внизу, в том месте, где проезжали парламентеры, послышались ружейные выстрелы.
Лемарруа (Le Marierois) с грозным письмом Бонапарта только что прискакал к Мюрату, и пристыженный Мюрат, желая загладить свою ошибку, тотчас же двинул свои войска на центр и в обход обоих флангов, надеясь еще до вечера и до прибытия императора раздавить ничтожный, стоявший перед ним, отряд.
«Началось! Вот оно!» думал князь Андрей, чувствуя, как кровь чаще начинала приливать к его сердцу. «Но где же? Как же выразится мой Тулон?» думал он.
Проезжая между тех же рот, которые ели кашу и пили водку четверть часа тому назад, он везде видел одни и те же быстрые движения строившихся и разбиравших ружья солдат, и на всех лицах узнавал он то чувство оживления, которое было в его сердце. «Началось! Вот оно! Страшно и весело!» говорило лицо каждого солдата и офицера.
Не доехав еще до строившегося укрепления, он увидел в вечернем свете пасмурного осеннего дня подвигавшихся ему навстречу верховых. Передовой, в бурке и картузе со смушками, ехал на белой лошади. Это был князь Багратион. Князь Андрей остановился, ожидая его. Князь Багратион приостановил свою лошадь и, узнав князя Андрея, кивнул ему головой. Он продолжал смотреть вперед в то время, как князь Андрей говорил ему то, что он видел.
Выражение: «началось! вот оно!» было даже и на крепком карем лице князя Багратиона с полузакрытыми, мутными, как будто невыспавшимися глазами. Князь Андрей с беспокойным любопытством вглядывался в это неподвижное лицо, и ему хотелось знать, думает ли и чувствует, и что думает, что чувствует этот человек в эту минуту? «Есть ли вообще что нибудь там, за этим неподвижным лицом?» спрашивал себя князь Андрей, глядя на него. Князь Багратион наклонил голову, в знак согласия на слова князя Андрея, и сказал: «Хорошо», с таким выражением, как будто всё то, что происходило и что ему сообщали, было именно то, что он уже предвидел. Князь Андрей, запихавшись от быстроты езды, говорил быстро. Князь Багратион произносил слова с своим восточным акцентом особенно медленно, как бы внушая, что торопиться некуда. Он тронул, однако, рысью свою лошадь по направлению к батарее Тушина. Князь Андрей вместе с свитой поехал за ним. За князем Багратионом ехали: свитский офицер, личный адъютант князя, Жерков, ординарец, дежурный штаб офицер на энглизированной красивой лошади и статский чиновник, аудитор, который из любопытства попросился ехать в сражение. Аудитор, полный мужчина с полным лицом, с наивною улыбкой радости оглядывался вокруг, трясясь на своей лошади, представляя странный вид в своей камлотовой шинели на фурштатском седле среди гусар, казаков и адъютантов.
– Вот хочет сраженье посмотреть, – сказал Жерков Болконскому, указывая на аудитора, – да под ложечкой уж заболело.
– Ну, полно вам, – проговорил аудитор с сияющею, наивною и вместе хитрою улыбкой, как будто ему лестно было, что он составлял предмет шуток Жеркова, и как будто он нарочно старался казаться глупее, чем он был в самом деле.
– Tres drole, mon monsieur prince, [Очень забавно, мой господин князь,] – сказал дежурный штаб офицер. (Он помнил, что по французски как то особенно говорится титул князь, и никак не мог наладить.)
В это время они все уже подъезжали к батарее Тушина, и впереди их ударилось ядро.
– Что ж это упало? – наивно улыбаясь, спросил аудитор.
– Лепешки французские, – сказал Жерков.
– Этим то бьют, значит? – спросил аудитор. – Страсть то какая!
И он, казалось, распускался весь от удовольствия. Едва он договорил, как опять раздался неожиданно страшный свист, вдруг прекратившийся ударом во что то жидкое, и ш ш ш шлеп – казак, ехавший несколько правее и сзади аудитора, с лошадью рухнулся на землю. Жерков и дежурный штаб офицер пригнулись к седлам и прочь поворотили лошадей. Аудитор остановился против казака, со внимательным любопытством рассматривая его. Казак был мертв, лошадь еще билась.
Князь Багратион, прищурившись, оглянулся и, увидав причину происшедшего замешательства, равнодушно отвернулся, как будто говоря: стоит ли глупостями заниматься! Он остановил лошадь, с приемом хорошего ездока, несколько перегнулся и выправил зацепившуюся за бурку шпагу. Шпага была старинная, не такая, какие носились теперь. Князь Андрей вспомнил рассказ о том, как Суворов в Италии подарил свою шпагу Багратиону, и ему в эту минуту особенно приятно было это воспоминание. Они подъехали к той самой батарее, у которой стоял Болконский, когда рассматривал поле сражения.
– Чья рота? – спросил князь Багратион у фейерверкера, стоявшего у ящиков.
Он спрашивал: чья рота? а в сущности он спрашивал: уж не робеете ли вы тут? И фейерверкер понял это.
– Капитана Тушина, ваше превосходительство, – вытягиваясь, закричал веселым голосом рыжий, с покрытым веснушками лицом, фейерверкер.
– Так, так, – проговорил Багратион, что то соображая, и мимо передков проехал к крайнему орудию.
В то время как он подъезжал, из орудия этого, оглушая его и свиту, зазвенел выстрел, и в дыму, вдруг окружившем орудие, видны были артиллеристы, подхватившие пушку и, торопливо напрягаясь, накатывавшие ее на прежнее место. Широкоплечий, огромный солдат 1 й с банником, широко расставив ноги, отскочил к колесу. 2 й трясущейся рукой клал заряд в дуло. Небольшой сутуловатый человек, офицер Тушин, спотыкнувшись на хобот, выбежал вперед, не замечая генерала и выглядывая из под маленькой ручки.
– Еще две линии прибавь, как раз так будет, – закричал он тоненьким голоском, которому он старался придать молодцоватость, не шедшую к его фигуре. – Второе! – пропищал он. – Круши, Медведев!
Багратион окликнул офицера, и Тушин, робким и неловким движением, совсем не так, как салютуют военные, а так, как благословляют священники, приложив три пальца к козырьку, подошел к генералу. Хотя орудия Тушина были назначены для того, чтоб обстреливать лощину, он стрелял брандскугелями по видневшейся впереди деревне Шенграбен, перед которой выдвигались большие массы французов.
Никто не приказывал Тушину, куда и чем стрелять, и он, посоветовавшись с своим фельдфебелем Захарченком, к которому имел большое уважение, решил, что хорошо было бы зажечь деревню. «Хорошо!» сказал Багратион на доклад офицера и стал оглядывать всё открывавшееся перед ним поле сражения, как бы что то соображая. С правой стороны ближе всего подошли французы. Пониже высоты, на которой стоял Киевский полк, в лощине речки слышалась хватающая за душу перекатная трескотня ружей, и гораздо правее, за драгунами, свитский офицер указывал князю на обходившую наш фланг колонну французов. Налево горизонт ограничивался близким лесом. Князь Багратион приказал двум баталионам из центра итти на подкрепление направо. Свитский офицер осмелился заметить князю, что по уходе этих баталионов орудия останутся без прикрытия. Князь Багратион обернулся к свитскому офицеру и тусклыми глазами посмотрел на него молча. Князю Андрею казалось, что замечание свитского офицера было справедливо и что действительно сказать было нечего. Но в это время прискакал адъютант от полкового командира, бывшего в лощине, с известием, что огромные массы французов шли низом, что полк расстроен и отступает к киевским гренадерам. Князь Багратион наклонил голову в знак согласия и одобрения. Шагом поехал он направо и послал адъютанта к драгунам с приказанием атаковать французов. Но посланный туда адъютант приехал через полчаса с известием, что драгунский полковой командир уже отступил за овраг, ибо против него был направлен сильный огонь, и он понапрасну терял людей и потому спешил стрелков в лес.
– Хорошо! – сказал Багратион.
В то время как он отъезжал от батареи, налево тоже послышались выстрелы в лесу, и так как было слишком далеко до левого фланга, чтобы успеть самому приехать во время, князь Багратион послал туда Жеркова сказать старшему генералу, тому самому, который представлял полк Кутузову в Браунау, чтобы он отступил сколь можно поспешнее за овраг, потому что правый фланг, вероятно, не в силах будет долго удерживать неприятеля. Про Тушина же и баталион, прикрывавший его, было забыто. Князь Андрей тщательно прислушивался к разговорам князя Багратиона с начальниками и к отдаваемым им приказаниям и к удивлению замечал, что приказаний никаких отдаваемо не было, а что князь Багратион только старался делать вид, что всё, что делалось по необходимости, случайности и воле частных начальников, что всё это делалось хоть не по его приказанию, но согласно с его намерениями. Благодаря такту, который выказывал князь Багратион, князь Андрей замечал, что, несмотря на эту случайность событий и независимость их от воли начальника, присутствие его сделало чрезвычайно много. Начальники, с расстроенными лицами подъезжавшие к князю Багратиону, становились спокойны, солдаты и офицеры весело приветствовали его и становились оживленнее в его присутствии и, видимо, щеголяли перед ним своею храбростию.


Князь Багратион, выехав на самый высокий пункт нашего правого фланга, стал спускаться книзу, где слышалась перекатная стрельба и ничего не видно было от порохового дыма. Чем ближе они спускались к лощине, тем менее им становилось видно, но тем чувствительнее становилась близость самого настоящего поля сражения. Им стали встречаться раненые. Одного с окровавленной головой, без шапки, тащили двое солдат под руки. Он хрипел и плевал. Пуля попала, видно, в рот или в горло. Другой, встретившийся им, бодро шел один, без ружья, громко охая и махая от свежей боли рукою, из которой кровь лилась, как из стклянки, на его шинель. Лицо его казалось больше испуганным, чем страдающим. Он минуту тому назад был ранен. Переехав дорогу, они стали круто спускаться и на спуске увидали несколько человек, которые лежали; им встретилась толпа солдат, в числе которых были и не раненые. Солдаты шли в гору, тяжело дыша, и, несмотря на вид генерала, громко разговаривали и махали руками. Впереди, в дыму, уже были видны ряды серых шинелей, и офицер, увидав Багратиона, с криком побежал за солдатами, шедшими толпой, требуя, чтоб они воротились. Багратион подъехал к рядам, по которым то там, то здесь быстро щелкали выстрелы, заглушая говор и командные крики. Весь воздух пропитан был пороховым дымом. Лица солдат все были закопчены порохом и оживлены. Иные забивали шомполами, другие посыпали на полки, доставали заряды из сумок, третьи стреляли. Но в кого они стреляли, этого не было видно от порохового дыма, не уносимого ветром. Довольно часто слышались приятные звуки жужжанья и свистения. «Что это такое? – думал князь Андрей, подъезжая к этой толпе солдат. – Это не может быть атака, потому что они не двигаются; не может быть карре: они не так стоят».
Худощавый, слабый на вид старичок, полковой командир, с приятною улыбкой, с веками, которые больше чем наполовину закрывали его старческие глаза, придавая ему кроткий вид, подъехал к князю Багратиону и принял его, как хозяин дорогого гостя. Он доложил князю Багратиону, что против его полка была конная атака французов, но что, хотя атака эта отбита, полк потерял больше половины людей. Полковой командир сказал, что атака была отбита, придумав это военное название тому, что происходило в его полку; но он действительно сам не знал, что происходило в эти полчаса во вверенных ему войсках, и не мог с достоверностью сказать, была ли отбита атака или полк его был разбит атакой. В начале действий он знал только то, что по всему его полку стали летать ядра и гранаты и бить людей, что потом кто то закричал: «конница», и наши стали стрелять. И стреляли до сих пор уже не в конницу, которая скрылась, а в пеших французов, которые показались в лощине и стреляли по нашим. Князь Багратион наклонил голову в знак того, что всё это было совершенно так, как он желал и предполагал. Обратившись к адъютанту, он приказал ему привести с горы два баталиона 6 го егерского, мимо которых они сейчас проехали. Князя Андрея поразила в эту минуту перемена, происшедшая в лице князя Багратиона. Лицо его выражало ту сосредоточенную и счастливую решимость, которая бывает у человека, готового в жаркий день броситься в воду и берущего последний разбег. Не было ни невыспавшихся тусклых глаз, ни притворно глубокомысленного вида: круглые, твердые, ястребиные глаза восторженно и несколько презрительно смотрели вперед, очевидно, ни на чем не останавливаясь, хотя в его движениях оставалась прежняя медленность и размеренность.
Полковой командир обратился к князю Багратиону, упрашивая его отъехать назад, так как здесь было слишком опасно. «Помилуйте, ваше сиятельство, ради Бога!» говорил он, за подтверждением взглядывая на свитского офицера, который отвертывался от него. «Вот, изволите видеть!» Он давал заметить пули, которые беспрестанно визжали, пели и свистали около них. Он говорил таким тоном просьбы и упрека, с каким плотник говорит взявшемуся за топор барину: «наше дело привычное, а вы ручки намозолите». Он говорил так, как будто его самого не могли убить эти пули, и его полузакрытые глаза придавали его словам еще более убедительное выражение. Штаб офицер присоединился к увещаниям полкового командира; но князь Багратион не отвечал им и только приказал перестать стрелять и построиться так, чтобы дать место подходившим двум баталионам. В то время как он говорил, будто невидимою рукой потянулся справа налево, от поднявшегося ветра, полог дыма, скрывавший лощину, и противоположная гора с двигающимися по ней французами открылась перед ними. Все глаза были невольно устремлены на эту французскую колонну, подвигавшуюся к нам и извивавшуюся по уступам местности. Уже видны были мохнатые шапки солдат; уже можно было отличить офицеров от рядовых; видно было, как трепалось о древко их знамя.
– Славно идут, – сказал кто то в свите Багратиона.
Голова колонны спустилась уже в лощину. Столкновение должно было произойти на этой стороне спуска…
Остатки нашего полка, бывшего в деле, поспешно строясь, отходили вправо; из за них, разгоняя отставших, подходили стройно два баталиона 6 го егерского. Они еще не поровнялись с Багратионом, а уже слышен был тяжелый, грузный шаг, отбиваемый в ногу всею массой людей. С левого фланга шел ближе всех к Багратиону ротный командир, круглолицый, статный мужчина с глупым, счастливым выражением лица, тот самый, который выбежал из балагана. Он, видимо, ни о чем не думал в эту минуту, кроме того, что он молодцом пройдет мимо начальства.
С фрунтовым самодовольством он шел легко на мускулистых ногах, точно он плыл, без малейшего усилия вытягиваясь и отличаясь этою легкостью от тяжелого шага солдат, шедших по его шагу. Он нес у ноги вынутую тоненькую, узенькую шпагу (гнутую шпажку, не похожую на оружие) и, оглядываясь то на начальство, то назад, не теряя шагу, гибко поворачивался всем своим сильным станом. Казалось, все силы души его были направлены на то,чтобы наилучшим образом пройти мимо начальства, и, чувствуя, что он исполняет это дело хорошо, он был счастлив. «Левой… левой… левой…», казалось, внутренно приговаривал он через каждый шаг, и по этому такту с разно образно строгими лицами двигалась стена солдатских фигур, отягченных ранцами и ружьями, как будто каждый из этих сотен солдат мысленно через шаг приговаривал: «левой… левой… левой…». Толстый майор, пыхтя и разрознивая шаг, обходил куст по дороге; отставший солдат, запыхавшись, с испуганным лицом за свою неисправность, рысью догонял роту; ядро, нажимая воздух, пролетело над головой князя Багратиона и свиты и в такт: «левой – левой!» ударилось в колонну. «Сомкнись!» послышался щеголяющий голос ротного командира. Солдаты дугой обходили что то в том месте, куда упало ядро; старый кавалер, фланговый унтер офицер, отстав около убитых, догнал свой ряд, подпрыгнув, переменил ногу, попал в шаг и сердито оглянулся. «Левой… левой… левой…», казалось, слышалось из за угрожающего молчания и однообразного звука единовременно ударяющих о землю ног.
– Молодцами, ребята! – сказал князь Багратион.
«Ради… ого го го го го!…» раздалось по рядам. Угрюмый солдат, шедший слева, крича, оглянулся глазами на Багратиона с таким выражением, как будто говорил: «сами знаем»; другой, не оглядываясь и как будто боясь развлечься, разинув рот, кричал и проходил.
Велено было остановиться и снять ранцы.
Багратион объехал прошедшие мимо его ряды и слез с лошади. Он отдал казаку поводья, снял и отдал бурку, расправил ноги и поправил на голове картуз. Голова французской колонны, с офицерами впереди, показалась из под горы.
«С Богом!» проговорил Багратион твердым, слышным голосом, на мгновение обернулся к фронту и, слегка размахивая руками, неловким шагом кавалериста, как бы трудясь, пошел вперед по неровному полю. Князь Андрей чувствовал, что какая то непреодолимая сила влечет его вперед, и испытывал большое счастие. [Тут произошла та атака, про которую Тьер говорит: «Les russes se conduisirent vaillamment, et chose rare a la guerre, on vit deux masses d'infanterie Mariecher resolument l'une contre l'autre sans qu'aucune des deux ceda avant d'etre abordee»; а Наполеон на острове Св. Елены сказал: «Quelques bataillons russes montrerent de l'intrepidite„. [Русские вели себя доблестно, и вещь – редкая на войне, две массы пехоты шли решительно одна против другой, и ни одна из двух не уступила до самого столкновения“. Слова Наполеона: [Несколько русских батальонов проявили бесстрашие.]
Уже близко становились французы; уже князь Андрей, шедший рядом с Багратионом, ясно различал перевязи, красные эполеты, даже лица французов. (Он ясно видел одного старого французского офицера, который вывернутыми ногами в штиблетах с трудом шел в гору.) Князь Багратион не давал нового приказания и всё так же молча шел перед рядами. Вдруг между французами треснул один выстрел, другой, третий… и по всем расстроившимся неприятельским рядам разнесся дым и затрещала пальба. Несколько человек наших упало, в том числе и круглолицый офицер, шедший так весело и старательно. Но в то же мгновение как раздался первый выстрел, Багратион оглянулся и закричал: «Ура!»
«Ура а а а!» протяжным криком разнеслось по нашей линии и, обгоняя князя Багратиона и друг друга, нестройною, но веселою и оживленною толпой побежали наши под гору за расстроенными французами.


Атака 6 го егерского обеспечила отступление правого фланга. В центре действие забытой батареи Тушина, успевшего зажечь Шенграбен, останавливало движение французов. Французы тушили пожар, разносимый ветром, и давали время отступать. Отступление центра через овраг совершалось поспешно и шумно; однако войска, отступая, не путались командами. Но левый фланг, который единовременно был атакован и обходим превосходными силами французов под начальством Ланна и который состоял из Азовского и Подольского пехотных и Павлоградского гусарского полков, был расстроен. Багратион послал Жеркова к генералу левого фланга с приказанием немедленно отступать.
Жерков бойко, не отнимая руки от фуражки, тронул лошадь и поскакал. Но едва только он отъехал от Багратиона, как силы изменили ему. На него нашел непреодолимый страх, и он не мог ехать туда, где было опасно.
Подъехав к войскам левого фланга, он поехал не вперед, где была стрельба, а стал отыскивать генерала и начальников там, где их не могло быть, и потому не передал приказания.
Командование левым флангом принадлежало по старшинству полковому командиру того самого полка, который представлялся под Браунау Кутузову и в котором служил солдатом Долохов. Командование же крайнего левого фланга было предназначено командиру Павлоградского полка, где служил Ростов, вследствие чего произошло недоразумение. Оба начальника были сильно раздражены друг против друга, и в то самое время как на правом фланге давно уже шло дело и французы уже начали наступление, оба начальника были заняты переговорами, которые имели целью оскорбить друг друга. Полки же, как кавалерийский, так и пехотный, были весьма мало приготовлены к предстоящему делу. Люди полков, от солдата до генерала, не ждали сражения и спокойно занимались мирными делами: кормлением лошадей в коннице, собиранием дров – в пехоте.
– Есть он, однако, старше моего в чином, – говорил немец, гусарский полковник, краснея и обращаясь к подъехавшему адъютанту, – то оставляяй его делать, как он хочет. Я своих гусар не могу жертвовать. Трубач! Играй отступление!
Но дело становилось к спеху. Канонада и стрельба, сливаясь, гремели справа и в центре, и французские капоты стрелков Ланна проходили уже плотину мельницы и выстраивались на этой стороне в двух ружейных выстрелах. Пехотный полковник вздрагивающею походкой подошел к лошади и, взлезши на нее и сделавшись очень прямым и высоким, поехал к павлоградскому командиру. Полковые командиры съехались с учтивыми поклонами и со скрываемою злобой в сердце.
– Опять таки, полковник, – говорил генерал, – не могу я, однако, оставить половину людей в лесу. Я вас прошу , я вас прошу , – повторил он, – занять позицию и приготовиться к атаке.
– А вас прошу не мешивайтся не свое дело, – отвечал, горячась, полковник. – Коли бы вы был кавалерист…
– Я не кавалерист, полковник, но я русский генерал, и ежели вам это неизвестно…
– Очень известно, ваше превосходительство, – вдруг вскрикнул, трогая лошадь, полковник, и делаясь красно багровым. – Не угодно ли пожаловать в цепи, и вы будете посмотрейть, что этот позиция никуда негодный. Я не хочу истребить своя полка для ваше удовольствие.
– Вы забываетесь, полковник. Я не удовольствие свое соблюдаю и говорить этого не позволю.
Генерал, принимая приглашение полковника на турнир храбрости, выпрямив грудь и нахмурившись, поехал с ним вместе по направлению к цепи, как будто всё их разногласие должно было решиться там, в цепи, под пулями. Они приехали в цепь, несколько пуль пролетело над ними, и они молча остановились. Смотреть в цепи нечего было, так как и с того места, на котором они прежде стояли, ясно было, что по кустам и оврагам кавалерии действовать невозможно, и что французы обходят левое крыло. Генерал и полковник строго и значительно смотрели, как два петуха, готовящиеся к бою, друг на друга, напрасно выжидая признаков трусости. Оба выдержали экзамен. Так как говорить было нечего, и ни тому, ни другому не хотелось подать повод другому сказать, что он первый выехал из под пуль, они долго простояли бы там, взаимно испытывая храбрость, ежели бы в это время в лесу, почти сзади их, не послышались трескотня ружей и глухой сливающийся крик. Французы напали на солдат, находившихся в лесу с дровами. Гусарам уже нельзя было отступать вместе с пехотой. Они были отрезаны от пути отступления налево французскою цепью. Теперь, как ни неудобна была местность, необходимо было атаковать, чтобы проложить себе дорогу.
Эскадрон, где служил Ростов, только что успевший сесть на лошадей, был остановлен лицом к неприятелю. Опять, как и на Энском мосту, между эскадроном и неприятелем никого не было, и между ними, разделяя их, лежала та же страшная черта неизвестности и страха, как бы черта, отделяющая живых от мертвых. Все люди чувствовали эту черту, и вопрос о том, перейдут ли или нет и как перейдут они черту, волновал их.
Ко фронту подъехал полковник, сердито ответил что то на вопросы офицеров и, как человек, отчаянно настаивающий на своем, отдал какое то приказание. Никто ничего определенного не говорил, но по эскадрону пронеслась молва об атаке. Раздалась команда построения, потом визгнули сабли, вынутые из ножен. Но всё еще никто не двигался. Войска левого фланга, и пехота и гусары, чувствовали, что начальство само не знает, что делать, и нерешимость начальников сообщалась войскам.
«Поскорее, поскорее бы», думал Ростов, чувствуя, что наконец то наступило время изведать наслаждение атаки, про которое он так много слышал от товарищей гусаров.
– С Богом, г'ебята, – прозвучал голос Денисова, – г'ысыо, маг'ш!
В переднем ряду заколыхались крупы лошадей. Грачик потянул поводья и сам тронулся.
Справа Ростов видел первые ряды своих гусар, а еще дальше впереди виднелась ему темная полоса, которую он не мог рассмотреть, но считал неприятелем. Выстрелы были слышны, но в отдалении.
– Прибавь рыси! – послышалась команда, и Ростов чувствовал, как поддает задом, перебивая в галоп, его Грачик.
Он вперед угадывал его движения, и ему становилось все веселее и веселее. Он заметил одинокое дерево впереди. Это дерево сначала было впереди, на середине той черты, которая казалась столь страшною. А вот и перешли эту черту, и не только ничего страшного не было, но всё веселее и оживленнее становилось. «Ох, как я рубану его», думал Ростов, сжимая в руке ефес сабли.
– О о о а а а!! – загудели голоса. «Ну, попадись теперь кто бы ни был», думал Ростов, вдавливая шпоры Грачику, и, перегоняя других, выпустил его во весь карьер. Впереди уже виден был неприятель. Вдруг, как широким веником, стегнуло что то по эскадрону. Ростов поднял саблю, готовясь рубить, но в это время впереди скакавший солдат Никитенко отделился от него, и Ростов почувствовал, как во сне, что продолжает нестись с неестественною быстротой вперед и вместе с тем остается на месте. Сзади знакомый гусар Бандарчук наскакал на него и сердито посмотрел. Лошадь Бандарчука шарахнулась, и он обскакал мимо.
«Что же это? я не подвигаюсь? – Я упал, я убит…» в одно мгновение спросил и ответил Ростов. Он был уже один посреди поля. Вместо двигавшихся лошадей и гусарских спин он видел вокруг себя неподвижную землю и жнивье. Теплая кровь была под ним. «Нет, я ранен, и лошадь убита». Грачик поднялся было на передние ноги, но упал, придавив седоку ногу. Из головы лошади текла кровь. Лошадь билась и не могла встать. Ростов хотел подняться и упал тоже: ташка зацепилась за седло. Где были наши, где были французы – он не знал. Никого не было кругом.
Высвободив ногу, он поднялся. «Где, с какой стороны была теперь та черта, которая так резко отделяла два войска?» – он спрашивал себя и не мог ответить. «Уже не дурное ли что нибудь случилось со мной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» – спросил он сам себя вставая; и в это время почувствовал, что что то лишнее висит на его левой онемевшей руке. Кисть ее была, как чужая. Он оглядывал руку, тщетно отыскивая на ней кровь. «Ну, вот и люди, – подумал он радостно, увидав несколько человек, бежавших к нему. – Они мне помогут!» Впереди этих людей бежал один в странном кивере и в синей шинели, черный, загорелый, с горбатым носом. Еще два и еще много бежало сзади. Один из них проговорил что то странное, нерусское. Между задними такими же людьми, в таких же киверах, стоял один русский гусар. Его держали за руки; позади его держали его лошадь.
«Верно, наш пленный… Да. Неужели и меня возьмут? Что это за люди?» всё думал Ростов, не веря своим глазам. «Неужели французы?» Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то, что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. «Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» – Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно. «А может, – и убить!» Он более десяти секунд стоял, не двигаясь с места и не понимая своего положения. Передний француз с горбатым носом подбежал так близко, что уже видно было выражение его лица. И разгоряченная чуждая физиономия этого человека, который со штыком на перевес, сдерживая дыханье, легко подбегал к нему, испугала Ростова. Он схватил пистолет и, вместо того чтобы стрелять из него, бросил им в француза и побежал к кустам что было силы. Не с тем чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост, бежал он, а с чувством зайца, убегающего от собак. Одно нераздельное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом. Быстро перепрыгивая через межи, с тою стремительностью, с которою он бегал, играя в горелки, он летел по полю, изредка оборачивая свое бледное, доброе, молодое лицо, и холод ужаса пробегал по его спине. «Нет, лучше не смотреть», подумал он, но, подбежав к кустам, оглянулся еще раз. Французы отстали, и даже в ту минуту как он оглянулся, передний только что переменил рысь на шаг и, обернувшись, что то сильно кричал заднему товарищу. Ростов остановился. «Что нибудь не так, – подумал он, – не может быть, чтоб они хотели убить меня». А между тем левая рука его была так тяжела, как будто двухпудовая гиря была привешана к ней. Он не мог бежать дальше. Француз остановился тоже и прицелился. Ростов зажмурился и нагнулся. Одна, другая пуля пролетела, жужжа, мимо него. Он собрал последние силы, взял левую руку в правую и побежал до кустов. В кустах были русские стрелки.


Пехотные полки, застигнутые врасплох в лесу, выбегали из леса, и роты, смешиваясь с другими ротами, уходили беспорядочными толпами. Один солдат в испуге проговорил страшное на войне и бессмысленное слово: «отрезали!», и слово вместе с чувством страха сообщилось всей массе.
– Обошли! Отрезали! Пропали! – кричали голоса бегущих.
Полковой командир, в ту самую минуту как он услыхал стрельбу и крик сзади, понял, что случилось что нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту, забыв и непокорного кавалериста полковника и свою генеральскую важность, а главное – совершенно забыв про опасность и чувство самосохранения, он, ухватившись за луку седла и шпоря лошадь, поскакал к полку под градом обсыпавших, но счастливо миновавших его пуль. Он желал одного: узнать, в чем дело, и помочь и исправить во что бы то ни стало ошибку, ежели она была с его стороны, и не быть виновным ему, двадцать два года служившему, ни в чем не замеченному, примерному офицеру.
Счастливо проскакав между французами, он подскакал к полю за лесом, через который бежали наши и, не слушаясь команды, спускались под гору. Наступила та минута нравственного колебания, которая решает участь сражений: послушают эти расстроенные толпы солдат голоса своего командира или, оглянувшись на него, побегут дальше. Несмотря на отчаянный крик прежде столь грозного для солдата голоса полкового командира, несмотря на разъяренное, багровое, на себя не похожее лицо полкового командира и маханье шпагой, солдаты всё бежали, разговаривали, стреляли в воздух и не слушали команды. Нравственное колебание, решающее участь сражений, очевидно, разрешалось в пользу страха.
Генерал закашлялся от крика и порохового дыма и остановился в отчаянии. Всё казалось потеряно, но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись из опушки леса, и в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке и, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов. Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одною шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали. Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор убил одного француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера. Бегущие возвратились, баталионы собрались, и французы, разделившие было на две части войска левого фланга, на мгновение были оттеснены. Резервные части успели соединиться, и беглецы остановились. Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему. На солдате была синеватая, фабричного сукна шинель, ранца и кивера не было, голова была повязана, и через плечо была надета французская зарядная сумка. Он в руках держал офицерскую шпагу. Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а рот улыбался.Несмотря на то,что полковой командир был занят отданием приказания майору Экономову, он не мог не обратить внимания на этого солдата.
– Ваше превосходительство, вот два трофея, – сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. – Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. – Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. – Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство!
– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.

Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.