Чиннов, Игорь Владимирович

Игорь Владимирович Чиннов
Дата рождения:	12 (25) сентября 1909(1909-09-25)
Место рождения:	Туккум
Дата смерти:	21 мая 1996(1996-05-21) (86 лет)
Место смерти:	Дейтона-Бич
Род деятельности:	поэт

И́горь Влади́мирович Чи́ннов (1909—1996) — русский поэт.

Биография

Родился в городе Туккум Курляндской губернии в семье адвоката. В 1914—1922 семья Чинновых жила в России, затем уехала в Латвию. Учился в Рижской городской русской средней школе, где учились также писатель и душеприказчик И. А. Бунина Леонид Зуров, журналисты Анатолий Перов и Гарри Гиршфельд, гроссмейстер, чемпион Латвии по шахматам Владимир Петров, художники Г. Круглов, Г. Матвеев, А. Юпатов, М. Якоби, музыканты Н. Качалов, Д. Кульков, А. Федоров, солист Латвийской оперы Александр Дашков, скульптор Лев Буковский, генерал И. А. Чаша, специалист в области языкознания М. Ф. Семенова, Димитрий Левицкий, автор книги об Аркадии Аверченко и ряда статей на историко-правовые темы, в том числе о положении русского населения в довоенной Латвии. Получил юридическое образование в Риге (1939), работал юридическим консультантом, опубликовал первые стихи в журнале «Числа» (1933).

В 1944 году был депортированК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан) из Латвии в Германию на принудительные работы, после освобождения был зачислен в американскую армию, служил во Франции. Демобилизовавшись в 1946 году, поселился во Франции. В 1950 году в Париже вышла его первая книга стихов. В 1953 году переехал в Мюнхен, где работал в русской редакции радиостанции «Освобождение» (позднее «Свобода»). С 1962 года — в США, профессор русского языка и литературы Канзасского университета (до 1968), затем Питтсбургского и университета Вандербилта в Нэшвилле (до 1976 года). С 1977 году вышел в отставку и поселился во Флориде.

В 1992 и 1993 годах приезжал в Россию.

Похоронен на Ваганьковском кладбище в Москве. Его архив хранится в Институте мировой литературы РАН, в кабинете литературы русского зарубежья им. И. В. Чиннова.

Творчество

Выпустил несколько поэтических сборников: «Монолог» (Париж, 1950), «Линии» (Париж, 1960), «Метафоры» (Нью-Йорк, 1968); «Пасторали» (Париж, 1976); «Автограф» (Holyoke, 1984) и др.

На творчество Чиннова оказала влияние поэтика «парижской ноты», для него характерна большая формальная изысканность (эксперименты с дольниками, неклассическими сочетаниями силлабо-тонических размеров) и музыкальность стиха, сюрреалистические образы. Некоторыми критиками признавался «первым поэтом русской эмиграции» после смерти Георгия Иванова.

Поэтическая сила стихов Чиннова прежде всего в ритмической музыкальности, сменах метра и разнообразии повторов.

Издания

• Чиннов И. Загадки бытия. — М.: Христианское издательство, 1998.
• Чиннов И. Собрание сочинений: В 2-х т. / Сост., подг. текста, вступ. ст., комментарии О. Кузнецовой. — М.: Согласие, 2000. (Т. 1.: Стихотворения; Т. 2.: Стихотворения 1985—1995. Воспоминания. Статьи. Интервью. Письма.)

Ссылки

• Чиннов И. В. [imwerden.de/cat/modules.php?name=books&pa=showbook&pid=1796 О «Числах» и числовцах] (*.pdf)

Отрывок, характеризующий Чиннов, Игорь Владимирович

Пьер смотрел то вниз по полю, по которому в нынешнее утро разъездились повозки и верховые, то вдаль за реку, то на собачонку, притворявшуюся, что она не на шутку хочет укусить его, то на свои босые ноги, которые он с удовольствием переставлял в различные положения, пошевеливая грязными, толстыми, большими пальцами. И всякий раз, как он взглядывал на свои босые ноги, на лице его пробегала улыбка оживления и самодовольства. Вид этих босых ног напоминал ему все то, что он пережил и понял за это время, и воспоминание это было ему приятно.
Погода уже несколько дней стояла тихая, ясная, с легкими заморозками по утрам – так называемое бабье лето.
В воздухе, на солнце, было тепло, и тепло это с крепительной свежестью утреннего заморозка, еще чувствовавшегося в воздухе, было особенно приятно.
На всем, и на дальних и на ближних предметах, лежал тот волшебно хрустальный блеск, который бывает только в эту пору осени. Вдалеке виднелись Воробьевы горы, с деревнею, церковью и большим белым домом. И оголенные деревья, и песок, и камни, и крыши домов, и зеленый шпиль церкви, и углы дальнего белого дома – все это неестественно отчетливо, тончайшими линиями вырезалось в прозрачном воздухе. Вблизи виднелись знакомые развалины полуобгорелого барского дома, занимаемого французами, с темно зелеными еще кустами сирени, росшими по ограде. И даже этот разваленный и загаженный дом, отталкивающий своим безобразием в пасмурную погоду, теперь, в ярком, неподвижном блеске, казался чем то успокоительно прекрасным.
Французский капрал, по домашнему расстегнутый, в колпаке, с коротенькой трубкой в зубах, вышел из за угла балагана и, дружески подмигнув, подошел к Пьеру.
– Quel soleil, hein, monsieur Kiril? (так звали Пьера все французы). On dirait le printemps. [Каково солнце, а, господин Кирил? Точно весна.] – И капрал прислонился к двери и предложил Пьеру трубку, несмотря на то, что всегда он ее предлагал и всегда Пьер отказывался.
– Si l'on marchait par un temps comme celui la… [В такую бы погоду в поход идти…] – начал он.
Пьер расспросил его, что слышно о выступлении, и капрал рассказал, что почти все войска выступают и что нынче должен быть приказ и о пленных. В балагане, в котором был Пьер, один из солдат, Соколов, был при смерти болен, и Пьер сказал капралу, что надо распорядиться этим солдатом. Капрал сказал, что Пьер может быть спокоен, что на это есть подвижной и постоянный госпитали, и что о больных будет распоряжение, и что вообще все, что только может случиться, все предвидено начальством.
– Et puis, monsieur Kiril, vous n'avez qu'a dire un mot au capitaine, vous savez. Oh, c'est un… qui n'oublie jamais rien. Dites au capitaine quand il fera sa tournee, il fera tout pour vous… [И потом, господин Кирил, вам стоит сказать слово капитану, вы знаете… Это такой… ничего не забывает. Скажите капитану, когда он будет делать обход; он все для вас сделает…]
Капитан, про которого говорил капрал, почасту и подолгу беседовал с Пьером и оказывал ему всякого рода снисхождения.
– Vois tu, St. Thomas, qu'il me disait l'autre jour: Kiril c'est un homme qui a de l'instruction, qui parle francais; c'est un seigneur russe, qui a eu des malheurs, mais c'est un homme. Et il s'y entend le… S'il demande quelque chose, qu'il me dise, il n'y a pas de refus. Quand on a fait ses etudes, voyez vous, on aime l'instruction et les gens comme il faut. C'est pour vous, que je dis cela, monsieur Kiril. Dans l'affaire de l'autre jour si ce n'etait grace a vous, ca aurait fini mal. [Вот, клянусь святым Фомою, он мне говорил однажды: Кирил – это человек образованный, говорит по французски; это русский барин, с которым случилось несчастие, но он человек. Он знает толк… Если ему что нужно, отказа нет. Когда учился кой чему, то любишь просвещение и людей благовоспитанных. Это я про вас говорю, господин Кирил. Намедни, если бы не вы, то худо бы кончилось.]