Чинский язык
| Чинский язык | |
| Самоназвание: |
Lai Pawi, Lai Holh |
|---|---|
| Страны: | |
| Общее число говорящих: |
125 000[1] |
| Классификация | |
| |
| Письменность: | |
| Языковые коды | |
| ISO 639-1: |
— |
| ISO 639-2: |
— |
| ISO 639-3: |
cnh |
| См. также: Проект:Лингвистика | |
Чинский язык (также хака, баунгше, лай) — язык, распространённый в Южной Азии, на котором говорит от 100 000[2] до 300 000 человек[3] (Ethnologue приводит цифру 125 000 человек[1]). Общее число говорящих включает 2000 говорящих на диалекте зокуа и 60 100 носителей языка лай[1].
Содержание
Лингвогеография
Хака-чины принадлежат, в основном, к племени «лай пауи»[1]. Чиноговорящие сосредоточены в Мизораме (Восточная Индия), в Мьянме и Бангладеш. Несмотря на то, что в штате Чин нет официального языка, на большинстве его территории в качестве лингва франка используется чинский язык. В районах столицы и близ Тхантланга[en] у большинства населения чинский родной, а в районе Матупи[en] чинский — язык межнациональной коммуникации. Диалекты Пхалана и Хакхи взаимопонятны.
В Мьянме на 1991 год насчитывалось 100 000 чиноговорящих, согласно данным UBS[1]. Здесь язык известен как «хака», «хакха», «баунше» и «лай»[1].
В Бангладеш в 2000 году на чинском языке говорило 1264 человека (данные Всемирной христианской энциклопедии[en])[1]. Местные названия языка — «хака», «баунше» и «лай»[1]. Местный диалект чинского — «шонше», возможно, он является отдельным языком[1].
Согласно Всемирной христианской энциклопедии, в Индии в 1996 году жило 345 000 носителей чинского языка[1]. В Индии его также называют «хака», «баунше», «лай», «лай пауи», «лай хаул»[1]. Большинство молодёжи грамотно[en], чинский язык преподают во всех начальных школах, где учатся представители чиноговорящих народностей[1]. Носители сосредоточены в Мизораме (округа Аиджал, Лавнгтлай, Сайха) и Мегхалае[1]. В Индии они являются официально признаваемым меньшинством[en] и живут в горных джунглях, где занимаются подсечным земледелием[en][1].
Письменность
Латинизированная письменность для чинского языка была разработана миссионерами в начале XX века[2]. Орфография в основном соответствует фонетике языка (но в дифтонгах [i]? обозначается буквой «y», а [u]? — буквой «w»), хотя не отражает ни долготы гласных, ни тона.
Пожилые носители менее грамотны, чем молодые[1]. В 1978—1999 годах на чинский язык была переведена Библия[1].
Лингвистическая характеристика
Фонетика и фонология
Чинская фонетика характеризуется низким количеством аллофонов, характерным исключением является переход [s]?~[ʃ]? перед [i]?; в системе гласных долгие качественно отличаются от кратких[2].
| Губно-губные | Альвеолярные | Нёбные | Велярные | Глоттальные | |
|---|---|---|---|---|---|
| Взрывные непридыхательные | p, b | t, d | t | k, g | ʔ |
| Взрывные придыхательные | ph | th | th | kh | |
| Фрикативные | [f]?, [v]? | [s]?~[ʃ]?, [z]? | [h]? | ||
| Аффрикаты | ts, tsh, tl, tɬ | ||||
| Носовые | [m]? | [n]? | [ŋ]? | ||
| Боковые | [r]?, r̥ | [l]?, [ɬ]? | |||
| Аппроксиманты |
| Передние | Средние | Задние | |
|---|---|---|---|
| Верхние | [i]?, iː | [u]?, uː | |
| Средне-верхние | [ɛ]?, [e]?ː | [o]?, [ɔ]?ː | |
| Средне-нижние | [ə]?, [a]?ː |
Дифтонги: uy [ui]?, oy [oi]?, ooy [ɔːi]?, ay [ɛu]? aay [aːu]? iw [iu]?, ew [ɛu]?, eew [eːu]?, aw [ou]?, aaw [aːw]?, ia [iə]?, iaa [iaː]?, ua [ua]?, uaa [uaː]?; трифтонги: uay [uəi]?, iaw [iəw]?.
Слог имеет структуру CV: или CV(:)C — в открытых слогах не бывает кратких гласных. В начальной позиции может стоять любой согласный, а в конечной — только непридыхательные взрывные, звонкие сонорные, фрикативы и аффрикаты[2].
Морфология
Морфема почти всегда соответствует слогу. Среди самостоятельных частей речи выделяют наречия, имена (существительное, местоимение и реляционное имя), а также глагольные части речи — глаголы и прилагательные. Указательные местоимения, дейксис, указатели множества и счётные слова относятся к несамостоятельным частям речи[2]. Порядок слов SOV.
Имена
У местоимений имеется три лица и два числа. Имеется небольшое количество демонстративов-аффиксов, в частности, khaa [khaː]? для находящихся рядом со слушателем вещей, tsuu [tsuː]? для невидимых, hii [hiː]? для вещей возле говорящего, khii [khiː]? для отдалённых вещей[2].
Выделенного указателя притяжательности нет: для выражения значения Xов Y используется конструкция X Y[2].
Падежей семь: именительный, эргативный (субъект большинства переходных глаголов имеет эргативный падеж), местный, аблативно-инструментальный, комитативный, экватив[en] и компаратив[en][2].
У существительных указание множественного числа не обязательно, а у глаголов — обязательно[2].
В чинском языке большой набор счётных слов, которые прибавляются к корням числительных:
- mii pa-khat [miː pə-khət]?
- человек классификатор-один
- «один человек».
Некоторые классификаторы[2]:
| Тип предметов | Классификатор | Тип предметов | Классификатор |
|---|---|---|---|
| зернистые вещества | [muː]? | удлиннённые предметы | [tɬuən-]? |
| плоские предметы | [tlaːp-]? | круглые предметы | [pum-]? |
| капли жидкости | [dor-]? | одежда | [zuːn-]? |
| деньги | [fəŋ-]? | «блюда» чего-либо | [kheːŋ-]? |
| небольшие объёмы чего-либо | [dur-]? | группы животных | [buː-]? |
| пары | [tuaː?]? | общий | [-pə]? |
Глагол
В большинстве глагольных корней имеется две аблаутные формы, обычно образующиеся предсказуемо. В утвердительных, индикативных и главных предложениях[en], если глагол непереходный, используется первая форма, а если переходный, то вторая вместе с эргативным строем. При этом имеется несколько случаев, когда с переходными глаголами употребляется первая форма[2].
Напишите отзыв о статье "Чинский язык"
Литература
- [www.ethnologue.com/show_work.asp?id=37940 Bedell, George. 1997. «Causatives and clause union in Lai (Chin)».]
- Peterson, David A. (2003). «Hakha Lai» In Graham Thurgood and Randy J. LaPolla, eds. The Sino-Tibetan Languages, 409—426. London: Routledge
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 Lewis, M. Paul, Gary F. Simons, and Charles D. Fennig (eds.). [www.ethnologue.com/show_language.asp?code=cnh Ethnologue: Languages of the World, 17-е издание]. Dallas, Texas: SIL International (2013). Проверено 12 сентября 2013.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 Randy J. LaPolla, Graham Thurgood. Sino-Tibetan Languages. — Routledge, 2013. — С. 752. — (Foreign Language Study). — ISBN 9781135797171.
- ↑ Prof. Dr. Martin Haspelmath. Coordinating Constructions. — John Benjamins Publishing Company, 2004. — (Typological Studies in Language). — ISBN 978-9027229663.
Ссылки
- [chin-dictionary.com/ Англо-чинский словарь с аудио]
- [www.zodictionary.com/en2hk/ Англо-чинский словарь]
Отрывок, характеризующий Чинский язык
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.
Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
