Чинча (культура)

Культура Чинча, или Ика-Чинча существовала на территории современных провинций Чинча (провинция), Писко (провинция), Ика (провинция) и Наска (провинция), а её центр располагался в долине Чинча. Была присоединена к Империи Инков в годы правления Пачакутека Инки Юпанки, окончательно включена в состав Инкского государства при правлении Тупак Юпанки около 1476 г.

Чинча сохраняла свою важность и при господстве инков. Более того, считается, что лишь владыка чинча имел право участвовать в той же церемонии, что и Великий Инка. Население делилось на знать, жрецов и простой народ, который состоял из торговцев, ремесленников, рыбаков и крестьян.

Происхождение

По сведениям, записанным хронистом Сьеса де Леон, выходит, что: «Желая узнать о происхождении этих индейцев Чинча, и откуда они пришли населить эту долину, они говорят, что многие из них вышли в древности под знаменами их собственного смелого капитана, он был большим приверженцем своих верований и что благодаря своей небывалой ловкости он смог добраться со всем своим народом в эту долину Чинча, где они обнаружили много людей и столь малых ростом, что большинство имело немногим более двух локтей, и проявляя решительность, а эти малодушные и боязливые местные жители, были захвачены в плен и они завоевали их владение. Ещё утверждали, что все оставшиеся местные жители были истреблены, деды отцов ныне живущих видели в некоторых погребениях их кости, и они были столь малы, как было об этом сказано. Так эти индейцы став правителями долины, столь приятной и обильной, говорят, восстановили их селения». «Они утверждают, что стали они такими могущественными и многочисленными, что большинство соседних долин предпочитало быть с ними в дружбе и сотрудничестве, к своей чести и выгоде. Видя своё могущество, в то время, когда первые Инки намеревались основать город Куско, они решили выйти с оружием ограбить горные провинции. И потому говорят, что они воспользовались этим, нанесли большой урон племенам сорас и луканас (los soras y lucanas) и добрались до крупной провинции Кольяо. Где добились успешных побед и набрав много добычи, они вернулись в свою долину, где они и их потомки находились, проводя время в блаженстве с множеством женщин, соблюдая обычаи и традиции как и остальных. И столько было людей в этой долине, о чем говорят многие испанцы, что когда маркиз с ними завоевал это королевство, тут было более 25 тысяч человек. Сейчас, я полагаю, здесь не наберется и целых 5 тысяч, из-за стольких сражений и страданий, с ними случившихся. Владение их всегда было в безопасности и процветании, пока доблестный Инка Юпанке не расширил своё владычество настолько, что одолел большую часть этого королевства. Желая овладеть правителями Чинча, он послал своего капитана, из своего рода, называемого Капак Инка Юпанке, который с многочисленным войском орехонов и других людей прибыл в Чинчу, где произошло несколько столкновений с местными жителями. Но не подчинив их окончательно, он проследовал дальше. Во времена Топы Инки Юпанки, отца Вайна Капака, уже не говорили, что они должны наконец остаться их подданными. И с того времени они приняли законы правителей Инков, управляя селениями долины через них, они построили большие и роскошные постоялые дворы для королей, множество складов, куда клали продовольствие и военное снаряжение. И установлено, что Инки не лишили касиков и знати их власти (владений), а поставили своего представителя или министра двора в долине, постановили, чтобы поклонялись солнцу, считавшегося у них богом. И потому в этой долине был сооружен храм Солнца. Там разместили множество девственниц, взятых из других мест королевства, и служителей храма, для организации своих праздников и совершения жертвоприношений. Но невзирая на то, что этот храм Солнца стал основным, жители Чинчи не переставали поклоняться также своему древнему храму Чинчайкама. Также у королей Инков в этой крупной долине были свои Митимайи, и они приказали, чтобы несколько месяцев в году правители [Чинчи] проживали при дворе Куско. А во времена войн, учиненных при Уайна Капаке, нашелся среди многих, правитель Чинчи, поныне живой, человек очень умный и мирный, как для индейца».

Архитектура

Чинча, как и другие культуры побережья Перу, строили глинобитные здания. Большая часть сооружений данной культуры обнаружена в долинах Чинча, Тамбо-де-Мора, Луринчинча и Сан-Педро, где находились административно-церемониальные центры.

В одном из утесов существовал определенный оракул, и все считали то место священным, называемым Чинчай Камай. Ему всегда приносили жертвы, и «дьявол говорил с самыми старыми, стараясь ввести их в заблуждение, как и всех остальных».

Одним из наиболее известных сооружений данной культуры является «Сторожевая башня» в районе Чинча-Баха. Её площадь составляет 400000 кв. метров. На данной территории находились жилые сооружения, пирамидальные храмы, огороженные дворы, дороги и др.

Хозяйство

Экономика основывалась на сельском хозяйстве, рыболовстве, а также в значительной мере на торговле.

Чинча построили систему дорог, которая располагалась по всей долине Чинча и доходила до её границ. Однако ещё более важную роль, чем сухопутные дороги, играли морские торговые пути, поскольку их навигационные технологии (заимствованные позднее инками) позволяли им достигать удалённых пунктов на севере и юге. Известно, что они достигали Центральной Америки, поскольку одним из ключевых предметов экспорта были раковины spondylus, происходящие из Эквадора и Перу, однако обнаруженные также в раскопках Центральной Америки.

Их коммерция была настолько хорошо развита, что им удалось распространить своё влияние по всей территории Инкского государства ещё до того, как оно превратилось в империю. Некоторые историки считают, что язык кечуа происходил от культуры чинча, которые распространили его по всем Андам и побережью Перу и Эквадора. Тем не менее, против данной гипотезы говорит то, что язык происходил из центральных областей современного Перу и широко использовался в торговле; по-видимому, его усвоили и чинча, распространив на другие территории своей торговой сети. Возможно также, что чинча говорили на другом диалекте кечуа: инки использовали южный диалект кечуа II, в то время как на бывшей территории чинча распространены кечуа I и юнкай (центральный диалект кечуа II).

Культуре чинча принадлежит заслуга создания «торгового треугольника» между плато Кольяо, центральным побережьем Перу и севером Эквадора. По морю чинча торговали от Куско до Плоскогорья. Наибольшим спросом пользовались вяленое мясо (чарки), шерсть и некоторые металлы.

Библиография

• [kuprienko.info/pedro-cieza-de-leon-cronica-del-peru-parte-primera-al-ruso/ Педро Сьеса де Леон. Хроника Перу. Часть первая.]. [archive.is/sQQr Архивировано из первоисточника 9 июля 2012].

Ссылки

• [www.mesoamerica.ru/indians/south/chincha_culture.html Культура Чинча]
• [www.historialenguajehistoria.blogspot.com/ Cultura chincha]
• [www.precolombino.cl/es/culturas/centrales/ica-chincha/index.php]

Отрывок, характеризующий Чинча (культура)

– Я делал, что мог; и я вам скажу, что тамошнее воспитание гораздо лучше нашего.
– Да, нынче всё другое, всё по новому. Молодец малый! молодец! Ну, пойдем ко мне.
Он взял князя Василья под руку и повел в кабинет.
Князь Василий, оставшись один на один с князем, тотчас же объявил ему о своем желании и надеждах.
– Что ж ты думаешь, – сердито сказал старый князь, – что я ее держу, не могу расстаться? Вообразят себе! – проговорил он сердито. – Мне хоть завтра! Только скажу тебе, что я своего зятя знать хочу лучше. Ты знаешь мои правила: всё открыто! Я завтра при тебе спрошу: хочет она, тогда пусть он поживет. Пускай поживет, я посмотрю. – Князь фыркнул.
– Пускай выходит, мне всё равно, – закричал он тем пронзительным голосом, которым он кричал при прощаньи с сыном.
– Я вам прямо скажу, – сказал князь Василий тоном хитрого человека, убедившегося в ненужности хитрить перед проницательностью собеседника. – Вы ведь насквозь людей видите. Анатоль не гений, но честный, добрый малый, прекрасный сын и родной.
– Ну, ну, хорошо, увидим.
Как оно всегда бывает для одиноких женщин, долго проживших без мужского общества, при появлении Анатоля все три женщины в доме князя Николая Андреевича одинаково почувствовали, что жизнь их была не жизнью до этого времени. Сила мыслить, чувствовать, наблюдать мгновенно удесятерилась во всех их, и как будто до сих пор происходившая во мраке, их жизнь вдруг осветилась новым, полным значения светом.
Княжна Марья вовсе не думала и не помнила о своем лице и прическе. Красивое, открытое лицо человека, который, может быть, будет ее мужем, поглощало всё ее внимание. Он ей казался добр, храбр, решителен, мужествен и великодушен. Она была убеждена в этом. Тысячи мечтаний о будущей семейной жизни беспрестанно возникали в ее воображении. Она отгоняла и старалась скрыть их.
«Но не слишком ли я холодна с ним? – думала княжна Марья. – Я стараюсь сдерживать себя, потому что в глубине души чувствую себя к нему уже слишком близкою; но ведь он не знает всего того, что я о нем думаю, и может вообразить себе, что он мне неприятен».
И княжна Марья старалась и не умела быть любезной с новым гостем. «La pauvre fille! Elle est diablement laide», [Бедная девушка, она дьявольски дурна собою,] думал про нее Анатоль.
M lle Bourienne, взведенная тоже приездом Анатоля на высокую степень возбуждения, думала в другом роде. Конечно, красивая молодая девушка без определенного положения в свете, без родных и друзей и даже родины не думала посвятить свою жизнь услугам князю Николаю Андреевичу, чтению ему книг и дружбе к княжне Марье. M lle Bourienne давно ждала того русского князя, который сразу сумеет оценить ее превосходство над русскими, дурными, дурно одетыми, неловкими княжнами, влюбится в нее и увезет ее; и вот этот русский князь, наконец, приехал. У m lle Bourienne была история, слышанная ею от тетки, доконченная ею самой, которую она любила повторять в своем воображении. Это была история о том, как соблазненной девушке представлялась ее бедная мать, sa pauvre mere, и упрекала ее за то, что она без брака отдалась мужчине. M lle Bourienne часто трогалась до слез, в воображении своем рассказывая ему , соблазнителю, эту историю. Теперь этот он , настоящий русский князь, явился. Он увезет ее, потом явится ma pauvre mere, и он женится на ней. Так складывалась в голове m lle Bourienne вся ее будущая история, в самое то время как она разговаривала с ним о Париже. Не расчеты руководили m lle Bourienne (она даже ни минуты не обдумывала того, что ей делать), но всё это уже давно было готово в ней и теперь только сгруппировалось около появившегося Анатоля, которому она желала и старалась, как можно больше, нравиться.
Маленькая княгиня, как старая полковая лошадь, услыхав звук трубы, бессознательно и забывая свое положение, готовилась к привычному галопу кокетства, без всякой задней мысли или борьбы, а с наивным, легкомысленным весельем.
Несмотря на то, что Анатоль в женском обществе ставил себя обыкновенно в положение человека, которому надоедала беготня за ним женщин, он чувствовал тщеславное удовольствие, видя свое влияние на этих трех женщин. Кроме того он начинал испытывать к хорошенькой и вызывающей Bourienne то страстное, зверское чувство, которое на него находило с чрезвычайной быстротой и побуждало его к самым грубым и смелым поступкам.
Общество после чаю перешло в диванную, и княжну попросили поиграть на клавикордах. Анатоль облокотился перед ней подле m lle Bourienne, и глаза его, смеясь и радуясь, смотрели на княжну Марью. Княжна Марья с мучительным и радостным волнением чувствовала на себе его взгляд. Любимая соната переносила ее в самый задушевно поэтический мир, а чувствуемый на себе взгляд придавал этому миру еще большую поэтичность. Взгляд же Анатоля, хотя и был устремлен на нее, относился не к ней, а к движениям ножки m lle Bourienne, которую он в это время трогал своею ногою под фортепиано. M lle Bourienne смотрела тоже на княжну, и в ее прекрасных глазах было тоже новое для княжны Марьи выражение испуганной радости и надежды.
«Как она меня любит! – думала княжна Марья. – Как я счастлива теперь и как могу быть счастлива с таким другом и таким мужем! Неужели мужем?» думала она, не смея взглянуть на его лицо, чувствуя всё тот же взгляд, устремленный на себя.
Ввечеру, когда после ужина стали расходиться, Анатоль поцеловал руку княжны. Она сама не знала, как у ней достало смелости, но она прямо взглянула на приблизившееся к ее близоруким глазам прекрасное лицо. После княжны он подошел к руке m lle Bourienne (это было неприлично, но он делал всё так уверенно и просто), и m lle Bourienne вспыхнула и испуганно взглянула на княжну.
«Quelle delicatesse» [Какая деликатность,] – подумала княжна. – Неужели Ame (так звали m lle Bourienne) думает, что я могу ревновать ее и не ценить ее чистую нежность и преданность ко мне. – Она подошла к m lle Bourienne и крепко ее поцеловала. Анатоль подошел к руке маленькой княгини.
– Non, non, non! Quand votre pere m'ecrira, que vous vous conduisez bien, je vous donnerai ma main a baiser. Pas avant. [Нет, нет, нет! Когда отец ваш напишет мне, что вы себя ведете хорошо, тогда я дам вам поцеловать руку. Не прежде.] – И, подняв пальчик и улыбаясь, она вышла из комнаты.


Все разошлись, и, кроме Анатоля, который заснул тотчас же, как лег на постель, никто долго не спал эту ночь.
«Неужели он мой муж, именно этот чужой, красивый, добрый мужчина; главное – добрый», думала княжна Марья, и страх, который почти никогда не приходил к ней, нашел на нее. Она боялась оглянуться; ей чудилось, что кто то стоит тут за ширмами, в темном углу. И этот кто то был он – дьявол, и он – этот мужчина с белым лбом, черными бровями и румяным ртом.