Чистов, Владимир Афанасьевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Владимир Афанасьевич Чистов
Дата рождения

30 ноября 1899(1899-11-30)

Место рождения

д. Верхмень, Смоличевская волость, Борисовский уезд, Минская губерния, Российская империя

Дата смерти

17 декабря 1958(1958-12-17) (59 лет)

Место смерти

Москва, СССР

Принадлежность

РСФСР РСФСР
СССР СССР

Годы службы

19181953

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Командовал

Рижское пехотное училище
379-я стрелковая дивизия
10-я гвардейская армия
19-й гвардейский стрелковый корпус
7-й стрелковый корпус

Сражения/войны

Гражданская война в России
Великая Отечественная война

Награды и премии

Иностранные награды:

Владимир Афанасьевич Чистов (30 ноября 1899 — 17 декабря 1958) — советский военачальник, генерал-майор (1942).





Биография

Родился Владимир Афанасьевич Чистов в 1899 году в деревне Верхмень Минской губернии.

Гражданская война

14 декабря 1918 года вступил в РККА, в 1919 году окончил Смоленские пехотные командные курсы, в 1919—1920 годах принимал участие в Советско-польской войне на Западном фронте. С апреля по май 1919 года участвовал в оборонительных боях под Минском в составе Минских пехотных командных курсов, с марта 1920 года командовал взводом в 431-м стрелковом полку (48-я стрелковая дивизия, 15-я армия), с августа 1920 года — начальник пешей разведки 431-го стрелковго полка, участвовал в Киевской операции, Варшавской битве, после поражения РККА полк с боями отступал в Белоруссию. После перемирия В. А. Чистов сражался с войсками С. Н. Булак-Балаховича и другими бандами на территории Белоруссии.

Между войнами

После окончания Гражданской войны В. А. Чистов продолжал служить в 48-й стрелковой дивизии в Московском военном округе: с апреля 1921 года — помощник адъютанта и адъютант 425-го стрелкового полка, затем помощник начальника штаба 142-го стрелкового полка, командир роты, начальник полковой школы. В 1930 году окончил Курсы «Выстрел», с декабря 1931 года — руководитель тактики 1-й Советской объединенной военной школы им. ВЦИК, затем командир батальона этой школы. В 1933 году учился на КУКС мотомеханизированных войск при Военной академии механизации и моторизации РККА им. И. В. Сталина, после окончания вернулся в Объединенную военную школу им. ВЦИК руководителем тактики. С мая 1934 года — помощник начальника отдела Управления ВУЗов РККА, в 1936 году окончил вечернее отделение Военной академии им. М. В. Фрунзе, с августа 1938 года — начальник 2-го отделения 4-го отдела Управления боевой подготовки РККА, с марта 1940 года — начальник 1-го отдела Управления ВУЗов РККА. С сентября 1940 года — начальник Рижского пехотного училища.

Великая Отечественная война

22 июня 1941 года был создан сводный отряд на основе двух батальонов Рижского пехотного училища, 28-го моторизованного полка и курсов политруков, командиром отряда был назначен полковник В. А. Чистов. Отряд патрулировал улицы Риги, занимался борьбой с немецкими диверсантами в районе Либавы. В июле 1941 года училище было эвакуировано в Стерлитамак Башкирской АССР (Уральский военный округ (УрВО)).

31 августа 1941 года В. А. Чистов назначен командиром 379-й стрелковой дивизии, формировавшейся в УрВО. В начале декабря 1941 года дивизия вошла в состав 30-й армии Западного фронта, участвовала в битве за Москву, с февраля 1942 года — в Ржевской битве.

9 июля 1942 года В. А. Чистов становится заместителем командующего 30-й армии (1 мая 1943 года была преобразована в 10-ю гвардейскую армию) на Западном фронте. С 14 по 21 мая 1943 года В. А. Чистов — вр. и.д. командующего 10-й гвардейской армией, на этих постах продолжал участие в операциях Ржевской битвы.

В августе 1943 года В. А. Чистов был назначен командиром 19-го гвардейского стрелкового корпуса 30-й армии Западного фронта, участвовал в Смоленской операции, затем в Ленинградско-Новгородской операции, в ходе которой, 13 февраля 1944 года был тяжело ранен и эвакуирован в госпиталь.

После выздоровления, в 1944 году В. А. Чистов окончил ускоренный курс Академии Генштаба и был назначен командиром 7-го стрелкового корпуса 3-й ударной армии 2-го Прибалтийского фронта (с 31 декабря 1944 года в составе 1-го Белорусского фронта). Участвовал в Висло-Одерской, Восточно-Померанской и Берлинской операциях. В ходе Берлинской операции продвижение корпуса было недостаточно быстрым, 27 апреля 1945 года В. А. Чистов был заменен на Я. Т. Черевиченко, и назначен его заместителем. На этой должности до конца войны.

После войны

В июле 1945 года В. А. Чистов назначен комендантом Галле, с октября 1945 года — начальник Управления комендантской службы Мерзебургского округа Советской военной администрации в Германии, с апреля 1946 года — начальник отдела и помощник начальника Управления по комендантской службе провинции Бранденбург, с октября 1947 года — заместитель начальника Советской военной администрации земли Бранденбург. С августа 1949 года — в распоряжение Главного Управления Кадров, с ноября 1945 года — начальник курса основного факультета Военной академии им. М. В. Фрунзе. В ноябре 1953 года вышел в отставку.

Умер Владимир Афанасьевич Чистов в 1958 году, в Москве, похоронен на Введенском кладбище.

Звания

Награды

Великобритания: Орден «За выдающиеся заслуги» — 12.1942
Польша: Орден «Крест Грюнвальда»

Документы

  • [podvignaroda.mil.ru/ Общедоступный электронный банк документов «Подвиг Народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»]. [www.webcitation.org/667oHlgwN Архивировано из первоисточника 13 марта 2012]. № в базе данных [www.podvignaroda.ru/?n=12097137 12097137]. [www.webcitation.org/6FlKbp3S5 Архивировано из первоисточника 10 апреля 2013]., [www.podvignaroda.ru/?n=46545402 46545402]. [www.webcitation.org/6FlKdQfCf Архивировано из первоисточника 10 апреля 2013]., [www.podvignaroda.ru/?n=12063208 12063208]. [www.webcitation.org/6FlKeeVM6 Архивировано из первоисточника 10 апреля 2013]..

Напишите отзыв о статье "Чистов, Владимир Афанасьевич"

Литература

Ссылки

  • [vvedenskoe.pogost.info/displayimage.php?album=35&pos=95 Фотография надгробного памятника]

Примечания

Отрывок, характеризующий Чистов, Владимир Афанасьевич

– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.


Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.