Чистый переулок (Москва)
| Чистый переулок Москва | |
 Вид на дом № 6 от патриаршей резиденции (№ 5). На дальнем плане — белое здание посольства Мексики | |
| Общая информация | |
|---|---|
| Страна | |
| Город | |
| Округ | |
| Район | |
| Ближайшие станции метро | |
| Прежние названия |
Обухов переулок |
|
| |
| [www.openstreetmap.org/?lat=55.742625&lon=37.592042&zoom=15&layers=M на OpenStreetMap] | |
| [maps.yandex.ru/?text=Россия,%20Москва,%20Чистый%20переулок&sll=37.592042,55.742625&sspn=0.032932,0.012385 на Яндекс.Картах] | |
| [maps.google.com/maps?ll=55.74250,37.59194&q=55.74250,37.59194&spn=0.03,0.03&t=k&hl=ru на Картах Google] | |
Чи́стый переу́лок (с конца XVII века по 1922 год — Обухов переулок[1]) расположен в районе Хамовники Центрального административного округа Москвы. Проходит от Пречистенки до Большого Лёвшинского переулка.
Содержание
История
В XVII веке на месте переулка располагались земли обширной дворцовой Конюшенной слободы. В течение XVIII века, когда слободские земли перешли во владение дворянства, весь район от Арбата до Остоженки продолжал именоваться Старой Конюшенной.[2]
Переулок, полностью выгоревший в пожар 1812 года, был в последующие два десятилетия застроен одно-двухэтажными дворянскими усадьбами (сохранившиеся дома № 4, 5, 7, 9). В третьей четверти XIX века владения по Пречистенке и Чистому переулку перешли в купеческие руки. В начале XX века переулок был частично застроен многоэтажными доходными домами (№ 6, 8); в 1960-е годы к ним был пристроен типовой жилой корпус.
В непосредственной близости от Чистого переулка расположены посольства Мексики (Большой Лёвшинский переулок, 4), Дании (Пречистенский переулок, 9) и выставочный зал Академии Художеств (Пречистенка, 21).
Здания и сооружения
По нечётной стороне
№ 1—3
Доходные дома второй половины XIX века. Дом на углу с Пречистенкой, построенный в 1904 году архитектором С. Ф. Кулагиным (у Булгакова — КалабуховК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2874 дня]), стал прототипом «калабуховского дома», в котором разворачивается действие повести Михаила Булгакова «Собачье сердце». До революции здесь жил дядя писателя, врач-гинеколог Николай Михайлович Покровский, послуживший прототипом профессора Преображенского[3].
№ 5, усадьба Афросимовых
№ 5, стр. 1 
памятник архитектуры (федеральный)
Главный дом усадьбы, начало XIX века, архитектор Д. Соколов[4];
№ 5Б, стр. 1 
памятник архитектуры (вновь выявленный объект)
Усадебный флигель (1816, 1878, 1980).
В начале XIX века усадьба принадлежала семейству Афросимовых. Хозяйкой владения, к которому относилась и территория дома № 7, была супруга обер-кригскомиссара Настасья Дмитриевна Офросимова, прототип Маремьяны Бабровны Набатовой («Вести, или живой убитый» Фёдора Ростопчина), Анфисы Ниловны Хлёстовой («Горе от ума» Александра Грибоедова) и Марьи Дмитриевны Ахросимовой («Война и мир» Льва Толстого).
Во 2-й половине XIX века усадьбу купил купец Николай Козьмич Бакланов, владевший вместе с братом, Иваном Козьмичом, Бабкинской мануфактурой. Затем, ввиду их финансовых затруднений, владение перешло к фабриканту Николаю Коншину-старшему[5]:325.
В 1899 году владелицей усадьбы стала Мария Ивановна Протопопова (урождённая Четверикова). Домовладение было приобретено её супругом, промышленником и крупным благотворителем С. А. Протопоповым за 239 тысяч рублей и записано на имя Марии Ивановны. Владельцы жили в главном доме.
В этот период в главном одноэтажном деревянном корпусе на каменном фундаменте было 13 светлых комнат, 4 темных чулана и коридор на первом этаже и одна тёмная и три светлых комнаты в мезонине. В устроенных над первым этажом антресолях были 4 светлые комнаты с окнам во двор. Людская, кухня, столовая и поварская располагались в подвале. Фронтон фасада был украшен вензелем «МП» — инициалами Марии Протопоповой. Дом имел печное отопление, водопровод и канализацию. За главным зданием был небольшой сад. В хозяйственном дворе располагались два каменных амбара и служебные постройки.
Дочь владельцев жила в правом деревянном флигеле. Левый флигель был перестроен в каменный двухэтажный особняк. Он сдавался квартиросъёмщикам.
После революции усадьба была национализирована, после чего главный дом усадьбы стал резиденцией послов Германии в СССР. Левый флигель был надстроен. В числе прочих, здесь жили граф Ульрих фон Брокдорф-Ранцау (1922—1928) и граф Вернер фон Шуленбург (1934—1941), ночью 22 июня 1941 года вручивший Молотову ноту об объявлении войны Германией СССР.
5 сентября 1943 года здания бывшей усадьбы были переданы И. В. Сталиным Московской патриархии. В настоящее время здесь размещаются рабочая резиденция Патриарха Московского и всея Руси, канцелярия и управление делами Московской патриархии.
№ 7, дом Танеевых
№ 7, стр. 1 памятник архитектуры (региональный). В XIX веке входил в территорию усадьбы Афросимовых (№ 5). В 1866—1889 годах здесь жил пианист и композитор Сергей Танеев, в 1870—1919 годах — также и его старший брат, философ и адвокат Владимир Танеев (мемориальная доска, 1966, архитектор А. Б. Гурков)[4][6].
В наши дни в этом домике находится музыкальная школа имени С. И. Танеева.
№ 9
Двухэтажный дом первой половины XIX века. В 2013 году был снесён до фасадной стены[7]. На втором этаже несохранившегося флигеля этого здания, прозванного «голубятней», в 1924—1925 годах жил писатель Михаил Булгаков. Здесь им были созданы пьеса «Дни Турбиных», повести «Собачье сердце» и «Роковые яйца».
№ 11/7, дом А. И. Рожновой
На углу с Большим Лёвшинским переулком — здание XIX века; фасад был изменён в 1888 году архитектором М. К. Геппенером. В настоящее время здесь находится консульство Австрии.
По чётной стороне
№ 2/22, Пречистенская полицейская часть
Квартал на углу Чистого переулка и Пречистенки (№ 2/22) занимает большой ампирный комплекс построек 1830-х годов — бывшая Пречистенская полицейская часть. В XIX веке здание было увенчано каланчой (не сохранилась).
Здание полицейской части было построено на участке, принадлежавшем семье Ермоловых. Сам генерал А. П. Ермолов жил в собственном доме по соседству, на Пречистенке (дом № 20).
Здесь сидел под арестом А. И. Герцен. В настоящее время в здании размещается главное управление противопожарной безопасности МЧС по Москве.
№ 4, усадьба С. Волконской — А. К. фон Мекка
№ 4, стр. 1, памятник архитектуры (региональный) — главный дом усадьбы, начало 1820-х годов, 1897[4].
№ 4, стр. 2, памятник архитектуры (региональный) — усадебный флигель, конец 1810-х — начало 1820-х годов; 1897, перестраивался в XX веке.
Главный дом усадьбы, здание в ампирном стиле, был построен летом 1821 года для бригадирши Софьи Волконской. В 1896 году этот и соседний (№ 6) участки были приобретены семейством «железнодорожных королей» фон Мекк, стремительно выдвинувшимся в ряды богатейших семей России на волне «железнодорожной горячки» 2-й половины 1860-х — 1870-х годов. Начиная с этого времени и вплоть до 1917 года многие представители династии занимали выдающееся место как в экономической, так и в общественной и культурной жизни России. Надежда Филаретовна фон Мекк (урожденная Фроловская) известна многолетним оказанием поддержки П. И. Чайковскому. Именно ей композитор посвятил Четвертую симфонию и Первую сюиту, подарил рукопись оперы «Евгений Онегин» и трёх пьес для скрипки и фортепиано.
№ 6, доходный дом А. К. фон Мекк
Здание 1913 года постройки, архитектор А. Н. Зелигсон[8]. Построен по заказу сына Надежды Филаретовны, Александра Фон Мекка, предпринимателя, известного коллекционера и учредителя Русского горного общества.
Арка этого дома фигурирует в фильме «Гостья из будущего».
№ 8, доходный дом C. М. Казарновского
Здание 1913—1914 годов постройки, архитектор Н. И. Жерихов.
В 1934—1937 годах в этом доме жил Варлам Шаламов, здесь он был арестован во второй раз 12 января 1937 года, сюда писатель неоднократно приходил к родственникам после возвращения с Колымы[9]. Также в этом доме жил художник Алексей Кравченко, в честь которого на здании установлена мемориальная доска. В этом доме с 1957 по 1997 год жил известный советский драматург Михаил Михайлович Рощин и годы брака с ним известная советская актриса Екатерина Васильева
№ 10, доходный дом наследников Н. П. Циркунова
Здание 1908 года постройки, архитекторы В. С. Масленников и Н. И. Якунин.
Переулок в произведениях литературы и искусства
В Обуховом переулке стоит «калабуховский дом», в котором разворачивается действие повести Михаила Булгакова «Собачье сердце». Прототипом самого «калабуховского дома» стал дом, стоящий на углу Чистого переулка и правой стороны Пречистенки. Он построен в 1904 году архитектором С. Ф. Кулагиным (в повести он — КалабуховК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2874 дня], отсюда «калабуховский дом»). До революции здесь жил дядя писателя Николай Михайлович Покровский, известный в Москве врач-гинеколог, послуживший прототипом профессора Преображенского[3].
Напишите отзыв о статье "Чистый переулок (Москва)"
Примечания
- ↑ Имена московских улиц. Топонимический словарь / Агеева Р. А. и др. — М.: ОГИ, 2007.
- ↑ Сытин П. В. Из истории московских улиц. — М., Московский рабочий, 1948. C 174
- ↑ 1 2 [www.prech.ru/bulgak/ Булгаковские места]
- ↑ 1 2 3 [dkn.mos.ru/contacts/register-of-objects-of-cultural-heritage/?SEARCH=чистый Реестр объектов культурного наследия]
- ↑ Н. А. Варенцов. Слышанное. Виденное. Передуманное. Пережитое / Вступ. статья, сост., подг. текста и коммент. В. А. Любартовича и Е. М. Юхименко. — 2-е. — М.: Новое литературное обозрение, 2011. — 848 с. — (Россия в мемуарах). — ISBN 978-5-86793-861-1.
- ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=9528 Танеев Владимир Иванович]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 14 марта 2015.
- ↑ [frondetv.ru/article/v-chistom-pereulke-snesli-ampirnyi-dom-xix-veka В Чистом переулке снесли ампирный дом XIX века]
- ↑ Нащокина М. В. Памятники архитектуры неоклассицизма в Москве. Каталог, в кн.: Борисова Е. А., Стернин, Г. Ю., Русский неоклассицизм. — М.: Галарт, 2002 — С. 251—265. ISBN 5-269-00898-X
- ↑ [www.novayagazeta.ru/arts/55025.html Чистый переулок станет еще и честным] // «Новая газета», 19 октября 2012.
См. также
Ссылки
- [www.sedmitza.ru/text/528480.html Московские патриаршие и митрополичьи резиденции]
Литература
- Романюк С. К. Из истории московских переулков. — М.: Сварог и К, 1998. ISBN 5-85791-035-8 [testan.rusgor.ru/moscow/book/pereulok/mosper_oglavl.html]
Отрывок, характеризующий Чистый переулок (Москва)
– Ну что вам за охота? – сказала княжна Марья. – Зачем вы пришли ко мне?…– Нет, ведь я шучу, Пелагеюшка, – сказал Пьер. – Princesse, ma parole, je n'ai pas voulu l'offenser, [Княжна, я право, не хотел обидеть ее,] я так только. Ты не думай, я пошутил, – говорил он, робко улыбаясь и желая загладить свою вину. – Ведь это я, а он так, пошутил только.
Пелагеюшка остановилась недоверчиво, но в лице Пьера была такая искренность раскаяния, и князь Андрей так кротко смотрел то на Пелагеюшку, то на Пьера, что она понемногу успокоилась.
Странница успокоилась и, наведенная опять на разговор, долго потом рассказывала про отца Амфилохия, который был такой святой жизни, что от ручки его ладоном пахло, и о том, как знакомые ей монахи в последнее ее странствие в Киев дали ей ключи от пещер, и как она, взяв с собой сухарики, двое суток провела в пещерах с угодниками. «Помолюсь одному, почитаю, пойду к другому. Сосну, опять пойду приложусь; и такая, матушка, тишина, благодать такая, что и на свет Божий выходить не хочется».
Пьер внимательно и серьезно слушал ее. Князь Андрей вышел из комнаты. И вслед за ним, оставив божьих людей допивать чай, княжна Марья повела Пьера в гостиную.
– Вы очень добры, – сказала она ему.
– Ах, я право не думал оскорбить ее, я так понимаю и высоко ценю эти чувства!
Княжна Марья молча посмотрела на него и нежно улыбнулась. – Ведь я вас давно знаю и люблю как брата, – сказала она. – Как вы нашли Андрея? – спросила она поспешно, не давая ему времени сказать что нибудь в ответ на ее ласковые слова. – Он очень беспокоит меня. Здоровье его зимой лучше, но прошлой весной рана открылась, и доктор сказал, что он должен ехать лечиться. И нравственно я очень боюсь за него. Он не такой характер как мы, женщины, чтобы выстрадать и выплакать свое горе. Он внутри себя носит его. Нынче он весел и оживлен; но это ваш приезд так подействовал на него: он редко бывает таким. Ежели бы вы могли уговорить его поехать за границу! Ему нужна деятельность, а эта ровная, тихая жизнь губит его. Другие не замечают, а я вижу.
В 10 м часу официанты бросились к крыльцу, заслышав бубенчики подъезжавшего экипажа старого князя. Князь Андрей с Пьером тоже вышли на крыльцо.
– Это кто? – спросил старый князь, вылезая из кареты и угадав Пьера.
– AI очень рад! целуй, – сказал он, узнав, кто был незнакомый молодой человек.
Старый князь был в хорошем духе и обласкал Пьера.
Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.
Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по 10 ти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга.
Армия наша после неоднократных отступлений, наступлений и сражений при Пултуске, при Прейсиш Эйлау, сосредоточивалась около Бартенштейна. Ожидали приезда государя к армии и начала новой кампании.
Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года, укомплектовываясь в России, опоздал к первым действиям кампании. Он не был ни под Пултуском, ни под Прейсиш Эйлау и во второй половине кампании, присоединившись к действующей армии, был причислен к отряду Платова.
Отряд Платова действовал независимо от армии. Несколько раз павлоградцы были частями в перестрелках с неприятелем, захватили пленных и однажды отбили даже экипажи маршала Удино. В апреле месяце павлоградцы несколько недель простояли около разоренной до тла немецкой пустой деревни, не трогаясь с места.
Была ростепель, грязь, холод, реки взломало, дороги сделались непроездны; по нескольку дней не выдавали ни лошадям ни людям провианта. Так как подвоз сделался невозможен, то люди рассыпались по заброшенным пустынным деревням отыскивать картофель, но уже и того находили мало. Всё было съедено, и все жители разбежались; те, которые оставались, были хуже нищих, и отнимать у них уж было нечего, и даже мало – жалостливые солдаты часто вместо того, чтобы пользоваться от них, отдавали им свое последнее.
Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почему то машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения.
Весною между солдатами открылась новая болезнь, опухоль рук, ног и лица, причину которой медики полагали в употреблении этого корня. Но несмотря на запрещение, павлоградские солдаты эскадрона Денисова ели преимущественно машкин сладкий корень, потому что уже вторую неделю растягивали последние сухари, выдавали только по полфунта на человека, а картофель в последнюю посылку привезли мерзлый и проросший. Лошади питались тоже вторую неделю соломенными крышами с домов, были безобразно худы и покрыты еще зимнею, клоками сбившеюся шерстью.
Несмотря на такое бедствие, солдаты и офицеры жили точно так же, как и всегда; так же и теперь, хотя и с бледными и опухлыми лицами и в оборванных мундирах, гусары строились к расчетам, ходили на уборку, чистили лошадей, амуницию, таскали вместо корма солому с крыш и ходили обедать к котлам, от которых вставали голодные, подшучивая над своею гадкой пищей и своим голодом. Также как и всегда, в свободное от службы время солдаты жгли костры, парились голые у огней, курили, отбирали и пекли проросший, прелый картофель и рассказывали и слушали рассказы или о Потемкинских и Суворовских походах, или сказки об Алеше пройдохе, и о поповом батраке Миколке.
Офицеры так же, как и обыкновенно, жили по двое, по трое, в раскрытых полуразоренных домах. Старшие заботились о приобретении соломы и картофеля, вообще о средствах пропитания людей, младшие занимались, как всегда, кто картами (денег было много, хотя провианта и не было), кто невинными играми – в свайку и городки. Об общем ходе дел говорили мало, частью оттого, что ничего положительного не знали, частью оттого, что смутно чувствовали, что общее дело войны шло плохо.
