Чита ди Дженова
Чита ди Дженова (итал. Città di Genova) — итальянский пассажирский теплоход. В годы Второй мировой войны использовался Королевскими ВМС Италии в качестве вспомогательного крейсера. В январе 1943 года торпедирован и потоплен британской подводной лодкой «Тигрис». Вместе с крейсером погибли около ста греческих заложников, известных офицеров и интеллигентов, которых везли на борту в концлагеря Италии.
Содержание
История
Теплоход «Чита ди Дженова» был построен в период между 1929 и 1930 годами на верфи Cantiere navale Riuniti di Palermo (согласно другим источникам, на верфи Cantiere navale Riuniti di Ancona)[1] для итальянской судоходной компании Florio, зарегистрированной в Риме[2], также как и однотипный Città di Palermo. Характеристики теплохода на момент постройки: тоннаж 5413 брутто, длина — 125,5 метров, ширина — 15,5 метров. Теплоход был оснащён двумя 6-цилиндровыми дизельными двигателями мощностью в 1900 HP, которые приводили в действие два винта[1], обеспечивавшими высокую для торгового теплохода скорость в 18—19 узлов[3].
В марте 1932 года Florio объединилась с итальянской компанией Compagnia Italiana Transatlantica (CITRA), образовав компанию «Tirrenia Flotte Riunite Florio-Citra»[4], которая после 21 декабря 1936 года, объединившись с другими небольшими компаниями, сформировала компанию Tirrenia — Compagnia Italiana di Navigazione. Città di Genova был зарегистрирован под номером 154 в порту его приписки, Палермо[5]. В 30-е годы судно использовалось для перевозки пассажиров на линии Палермо-Неаполь-Тунис-Триполи[6].
13 июня 1940 года, через три дня после вступления Италия во Вторую мировую войну, Città di Genova был реквизирован Королевскими ВМС Италии и вошёл в состав флота в качестве вспомогательного крейсера, с номером вымпела D 4[5]. Крейсер был вооружён четырьмя 120-мм/45 орудиями, двумя 20-мм/65 зенитными орудиями и двумя 13,2-мм пулемётами[3][7]. Основным назначением вспомогательного крейсера было сопровождение конвоев[5] для транспортировки войск и грузов[8].
Греко-итальянская война
28 октября 1940 года итальянские войска вторглись в Грецию с территории Албании. Греческая армия отразила нападение. Одержав победы в сражениях на Пинде, в котором отличилась бригада полковника Константина Давакиса, и при Элеа-Каламас, греческая армия перенесла военные действия на территорию Албании. Это была первая победа стран антифашистской коалиции против сил Оси. Полковник Давакис был тяжело ранен и выбыл из строя. Успешные действия греков и весеннее наступление итальянцев в марте 1941 года в Албании показали, что итальянская армия не способна изменить ход событий самостоятельно, что привело к вмешательству Германии. Германское вторжение в Грецию началось 6 апреля 1941 года, после чего последовала германо-итало-болгарская оккупация страны. Греция была разделена на три зоны оккупации.
Città di Genova в оккупированной Греции и Северной Африке
2 сентября 1941 года вспомогательный крейсер отшвартовался в греческом порту Патры, где принял спасённых с теплохода Cilicia, который 28 августа был торпедирован и потоплен британской подлодкой HMS Rorqual при переходе из Бриндизи в Бенгази (4 сентября людей пересадили на пароход «Аргентина»)[5][9].
14 ноября 1941 года Città di Genova, имевший на борту 562 солдат, 104 тонн припасов и 60 тонн других материалов, вышел из Таранто вместе с другим вспомогательным крейсером, Città di Napoli, (груз: 130 тонн продовольствия и материалов, а также 697 солдат). Конвой сопровождали эсминцы Antonio Pigafetta и Giovanni da Verrazzano. Два дня спустя конвой прибыл в Бенгази[10].
Несколькими днями позднее вспомогательный крейсер покинул бухту Суда на острове Крит, направляясь в Бенгази, куда пришёл 21 ноября вместе с Città di Tunisi и вспомогательными судами.
13 января 1942 года Città di Genova во время внезапного шторма оборвал швартовы и протаранил небольшой пароход Capri[5].
В апреле 1942 года командование Città di Genova принял капитан Марко Вивальди Паскуа (итал. Marco Vivaldi Pasqua), который однако не оставался капитаном до гибели судна[8]. 23 апреля судно случайно было повреждено сервисными лодками Люфтваффе FL.B 212, FL.B 214 e FL.B 410.
Греческие заложники
С самого начала германо-итало-болгарской оккупации Греции инициативу по развёртыванию широкого движения Сопротивления взяла на себя Коммунистическая партия Греции. С привлечением других партий в сентябре 1941 года был создан Национально-освободительный фронт Греции (ЭАМ), который затем приступил к созданию Народно-освободительной армии Греции (ЭЛАС).
Подвергаясь нападениям греческих партизан и групп Сопротивления, итальянские оккупационные власти в своей зоне оккупации стали принимать кроме карательных мер также и превентивные меры.
К концу 1942 года итальянцы произвели в своей зоне аресты большого числа людей, либо подозреваемых в участии в Сопротивлении, либо потенциально представлявших для них опасность, как то офицеров и интеллигентов.
Арестованные должны были быть отправлены в концлагеря Италии.
В числе партии заложников, отправленных в Италию на Città di Genova, находилась большая группа офицеров, включавшая 7 полковников греческой армии.
Среди них был и герой греко-итальянской войны полковник Константин Давакис, который до декабря 1942 года ещё находился в госпитале в Афинах и не оправился полностью от тяжёлого ранения.
Полковник Давакис и слава, окружавшая его имя, представляли потенциальную опасность для итальянского оккупационного режима[11]:18)
К тому же историк Т. Герозисис подтверждает, что к 1942 году полковник Давакис уже состоял в ЭАМ[12]:534.
Заложники происходили из всех регионов итальянской зоны оккупации.
Выделялась группа из 23 греческих офицеров с острова Закинф, который итальянские оккупационные власти намеревались присоединить к Италии. Некоторые из них были членами тайной подпольной организации «Национальный военный союз»[13]. Источники Греческого Сопротивления отмечают, что в последний момент на борт Città di Genova была поднята большая группа участников Сопротивления из города Ламия, перевезённых сюда из тюрьмы города Лариса[11]:21.
Последний рейс Città di Genova
20 января 1943 Città di Genova покинул Патры, направившись в Бари. На борту находились 490 человек: 132 членов экипажа, 200 итальянских солдат (отпускники и раненые), 158 греческих заложников и двое новозеландских пленных — капитан J. L. Harrison и капрал F. I. A. Woollams[14])[6][8][15].
В 13:15 21 января вспомогательный крейсер, следовавший без сопровождения, подвергся атаке британской подводной лодки «Тигрис»[16], которая призвела залп пятью торпедами. Две торпеды поразили цель и в 13.20 Città di Genova затонул примерно в 25 милях к западу от острова Сазани (координаты 40°32' N e 18°35' E), взяв с собой на дно около трети находившихся на борту[15][17].
Согласно другой версии, судно было поражено в 13:15 в 19 милях от Сазани первой же торпедой, затем «Тигрис» преследовала его и добила второй торпедой, после чего Città di Genova опрокинулся и затонул. В результате чего на шлюпке, которая ещё не была спущена, погибли все находившиеся там люди, включая командира Vivaldi Palma[8].
В 22:30 пароход Eolo, одно из реквизированных вспомогательных судов XXXV флотилии, ошвартованных в то время в Сазани, получил приказ быть готовым к выходу в море. В 23:00 пароходу было приказано выйти для спасения оставшихся в живых с Città di Genova[6]. В 23:20 Eolo обнаружил в пяти милях от Сазани катер вспомогательного крейсера, до которого дошёл через четверть часа, подобрав 26 членов экипажа Città di Genova (трёх офицеров, двух унтер-офицеров, двадцать одного моряка) и двух греческих заложников[6]. Оставшиеся в живых получили первую медицинскую помощь (некоторые из них были ранены) и были высажены в Сазани. Eolo вновь вышел в море в 0:35 22 января и находился в районе происшествия до семи утра, продолжая поиск других пострадавших[6]. После получения информации от самолёта воздушного наблюдения Eolo отошёл 7 миль от Сазани, подобрав 15 трупов[6]. Вернувшись в Сазани, пароход вновь отправился в 4:30 23 января в район, который считался местом гибели крейсера, однако обнаружил лишь пятна нефти на поверхности[6]. Между тем, 22 января итальянская канонерская лодка подобрала другую шлюпку, перегруженную итальянцами и греками (на борту находился и новозеландец капрал Woollams, в то время как капитан Harrison пропал при оставлении судна)[14]. Вместе с другими подразделениями военно-морских сил экипаж Eolo[14] подобрал в общей сложности чуть менее трёх сотен человек.
В общей сложности пропали 173 человека[6][15][17][8].
Греческие источники
Источники Греческого Сопротивления приводят поимённый список из 81 погибшего греческого заложника. Среди них 6 полковников, включая полковника Давакиса[11]:21. Труп Давакиса был вынесен морем на берег у города Авлона (Влёра), был опознан местным греческим населением и захоронен здесь же. После войны останки были перезахоронены в Афинах. Т. Герозисис указывает имя только одного выжившего старшего офицера — полковника А. Ласкариса[12]:534. Помимо 81 погибших, чьи имена известны, источники Греческого Сопротивления указывают, что погибла вся группа заключённых из города Ламия, а их именами источники не располагают[11]:21.
Напишите отзыв о статье "Чита ди Дженова"
Ссылки
- ↑ 1 2 [www.marina.difesa.it/storiacultura/storia/almanacco/Pagine/inc_aus/citta_genova_inc_aus.aspx Marina Militare]
- ↑ [www.timetableimages.com/maritime/images/florio.htm Florio Societa Italiana di Navigazione]
- ↑ [books.google.it/books?id=-xIgTCML9RMC&pg=PT581&lpg=PT581&dq=compagnia+italiana+transatlantica+citra&source=bl&ots=TYbtkUtTYI&sig=KyTuIsje7Hbe-MEmXeN6pq9AHdk&hl=it&ei=cRnaTsvoIcXRhAfml6y8Dg&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=9&ved=0CFwQ6AEwCA#v=onepage&q=compagnia%20italiana%20transatlantica%20citra&f=false I Florio: storia di una dinastia imprenditoriale — Orazio Cancila — Google Libri]
- ↑ 1 2 3 4 5 Rolando Notarangelo, Gian Paolo Pagano, Navi mercantili perdute, pp. 100-118-121
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 [www.sosed.eu/voci-dal-sud/vds-10-04-APR/vds%20-10%20-%2004%20-%20apr%20-%20pag%2022.pdf Líaffondamento del transatlantico Città di Genova]
- ↑ [xoomer.virgilio.it/ramius/Militaria/incrociatori_ausiliari.html Incrociatori Ausiliari della Regia Marina]
- ↑ 1 2 3 4 5 [books.google.it/books?id=b5Rx9485KCIC&pg=PA216&lpg=PA216&dq=incrociatore+ausiliario+citt%C3%A0+di+genova&source=bl&ots=8vBdl0QdSx&sig=dPwVD7tGFFnwAeKxe7Z8Z7IT0kc&hl=it&ei=EKTgTvGiG42KhQfS1f2TBQ&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=4&ved=0CDoQ6AEwAzgK#v=onepage&q=incrociatore%20ausiliario%20citt%C3%A0%20di%20genova&f=false Salvat ubi lucet: la base idrovolanti di Porto Corsini e i suoi uomini … — Mauro Antonellini — Google Libri]
- ↑ [www.prevato.it/giornalenautico/15.php Franco Prevato: GIORNALE NAUTICO PARTE PRIMA]
- ↑ [www.naval-history.net/xDKWW2-4111-38NOV02.htm KMS Kormoran and HMAS Sydney, KMS Atlantis and HMS Dunedin lost, November 1941]
- ↑ 1 2 3 4 Έπεσαν για τη Ζωή, Τόμος τρίτος Ά, Έκδοση της Κεντρικής Επιτροπής του Κομμουνιστικού Κόμματος Ελλάδας, Αθηνά 1998
- ↑ 1 2 Τριαντάφυλος Α. Γεροζήσης, Το Σώμα των αξιωματικών και η θέση του στη σύγχρονη Ελληνική κοινωνία (1821—1975), εκδ. Δωδώνη, ISBN 960-248-794-1
- ↑ [www.cangelaris.com/evan.htm Panayotis D. Cangelaris — Evangelos J. Macris Biography]
- ↑ 1 2 3 [www.nzetc.org/tm/scholarly/tei-WH2Cret-b7-10.html Those who Died | NZETC]
- ↑ 1 2 3 [members.iinet.net.au/~gduncan/maritime-1a.html#maritime_disasters_1943 Maritime Disasters of WWII 1942, 1943]
- ↑ [uboat.net/allies/warships/ship/3492.html HMS Tigris (N 63) of the Royal Navy — British Submarine of the T class — Allied Warships of WWII — uboat.net]
- ↑ 1 2 [www.historisches-marinearchiv.de/projekte/asa/ausgabe.php?where_value=2627 Historisches Marinearchiv — ASA]
Отрывок, характеризующий Чита ди Дженова
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?
В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.
В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.
Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
