Техену

Техену в иероглифах

Техену (чихну) — древнеегипетское название для территории в северной Ливии, прилегавшей непосредственно к египетской границе, и населявшего её племени.

Регион Техену впервые упоминается ещё в записях додинастического периода Древнего Египта, в так называемой «ливийской палитре» фараона Скорпиона II.

Ко временам заката культуры «периода полорогих» в Египте эпохи Древнего Царства (около 2700—2200 гг. до н. э.) упоминаются кочевые племена к западу от долины Нила, одну группу которых египетские источники называют «чимх» (от kimhu — по-видимому, «черные», то есть брюнеты), а другую «чихну» (от kihn[aw]u — «светлые», то есть блондины). Именно на такие прочтения указывают фонетические закономерности египетского языка периодов Древнего и Среднего царств: принятые в исторической науке названия темеху и техену — основаны на гораздо более позднем (новоегипетском) произношении и его передаче в античных источниках.

Во время правления фараонов Аменхотепа II и Аменхотепа III, в записях из «гробницы Кенамуна» и «гробницы Анена» близ Фив земля Техену упоминается как «враждебная страна». Также и в списках фараона Рамзеса II из Абидоса Техену обозначена как вражеская страна на Севере. Согласно обозначениям, данным в списках «Одиссеи Вермаи» и упоминания у Мернептаха, можно определить, что страна Техену в Ливии лежала западнее египетского региона Хасуу.

Люди из Техену участвовали на стороне врагов египтян и в Саисской битве (1208 год до н. э.), в которой фараон Мернептах разбил напавшие на Египет объединённые силы ливийских племён и народов моря.

Литература

• John Strange: Caphtor, Keftiu: A new investigation. Brill, Leiden 1980, ISBN 9-0040-6256-4
• Antonio Loprieno: Travel and space in Egyptian literature. In: Antonio Loprieno: Mensch und Raum von der Antike bis zur Gegenwart. Saur, München 2006, ISBN 3-5987-7380-3, S. 16.

Отрывок, характеризующий Техену

Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.