Чичерин, Иван Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Иван Иванович Чичерин — думный дьяк 1609—1613 годов, один из второстепенных деятелей Смутного времени; в 1613—1633 годах дипломат и воевода.[1]

Приверженец Лжедмитрия II, в 1609 году подписал его грамоту к Сапеге о скорейшем отправлении литовских и польских ратных людей и донских казаков с Александром Лисовским для охраны Углича и Ярославля.[1]

Участвовал в торжественном посольстве 31 января 1610 года к королю Сигизмунду, когда «люди разных чинов приняли на себя представительство Русского государства» и был награждён домом в Москве и поместным окладом за то, что находился в числе тех, которые, как сказано в грамоте короля Сигизмунда от 21 сентября 1610 года, «приехали к нашему королевскому величеству и почали служити преж всех… и в те поры, как они приехали до нас… под Смоленск, князь Василий Шуйский… дворы их на Москве разорил до основания…». Во время правления Александра Гонсевского в Москве Чичерин почти один подписывал все грамоты и челобитные, потому что «все старые дьяки отогнаны были прочь». Он же привёз под Смоленск известие о смерти Лжедмитрия II. В 1611 году, назначенный думным дьяком в Поместный приказ, Иван Иванович в числе прочих бояр, окольничих, думных дворян и думных дьяков подписал грамоту Московской боярской думы смоленским воеводам Михаилу Шеину и Горчакову о немедленной сдаче Смоленска королю Сигизмунду.[1]

Им же подписаны известные увещательные грамоты 25 и 26 августа 1612 года и грамота об избрании на царство Михаила Романова в мае 1613 года. В том же году он послан в Персию с извещением о вступлении на престол Михаила Фёдоровича. В 1616 году Чичерин в звании стряпчего был воеводой сторожевого полку в Новосили, а в следующем году приставом у английского посла. В 1625 году пожалован московским дворянином и вторично ездил в Персию, по возвращении откуда был назначен воеводой в Уфу, где и оставался до 1628 года. 1630—1631 годы провёл воеводой в Казани, в следующем году был воеводой у Берсеневских ворот в Москве и затем снова «годовал» воеводой в Казани. За последние 7—8 лет служебной деятельности он нередко удостаивался высокой чести быть приглашённым к государеву столу. Постригся в 1633 году. Вотчина его — село Рождественское, в 10—15 км от Углича.[1]

Напишите отзыв о статье "Чичерин, Иван Иванович"



Примечания

Литература

Отрывок, характеризующий Чичерин, Иван Иванович

– Лепешки французские, – сказал Жерков.
– Этим то бьют, значит? – спросил аудитор. – Страсть то какая!
И он, казалось, распускался весь от удовольствия. Едва он договорил, как опять раздался неожиданно страшный свист, вдруг прекратившийся ударом во что то жидкое, и ш ш ш шлеп – казак, ехавший несколько правее и сзади аудитора, с лошадью рухнулся на землю. Жерков и дежурный штаб офицер пригнулись к седлам и прочь поворотили лошадей. Аудитор остановился против казака, со внимательным любопытством рассматривая его. Казак был мертв, лошадь еще билась.
Князь Багратион, прищурившись, оглянулся и, увидав причину происшедшего замешательства, равнодушно отвернулся, как будто говоря: стоит ли глупостями заниматься! Он остановил лошадь, с приемом хорошего ездока, несколько перегнулся и выправил зацепившуюся за бурку шпагу. Шпага была старинная, не такая, какие носились теперь. Князь Андрей вспомнил рассказ о том, как Суворов в Италии подарил свою шпагу Багратиону, и ему в эту минуту особенно приятно было это воспоминание. Они подъехали к той самой батарее, у которой стоял Болконский, когда рассматривал поле сражения.
– Чья рота? – спросил князь Багратион у фейерверкера, стоявшего у ящиков.
Он спрашивал: чья рота? а в сущности он спрашивал: уж не робеете ли вы тут? И фейерверкер понял это.
– Капитана Тушина, ваше превосходительство, – вытягиваясь, закричал веселым голосом рыжий, с покрытым веснушками лицом, фейерверкер.
– Так, так, – проговорил Багратион, что то соображая, и мимо передков проехал к крайнему орудию.
В то время как он подъезжал, из орудия этого, оглушая его и свиту, зазвенел выстрел, и в дыму, вдруг окружившем орудие, видны были артиллеристы, подхватившие пушку и, торопливо напрягаясь, накатывавшие ее на прежнее место. Широкоплечий, огромный солдат 1 й с банником, широко расставив ноги, отскочил к колесу. 2 й трясущейся рукой клал заряд в дуло. Небольшой сутуловатый человек, офицер Тушин, спотыкнувшись на хобот, выбежал вперед, не замечая генерала и выглядывая из под маленькой ручки.
– Еще две линии прибавь, как раз так будет, – закричал он тоненьким голоском, которому он старался придать молодцоватость, не шедшую к его фигуре. – Второе! – пропищал он. – Круши, Медведев!
Багратион окликнул офицера, и Тушин, робким и неловким движением, совсем не так, как салютуют военные, а так, как благословляют священники, приложив три пальца к козырьку, подошел к генералу. Хотя орудия Тушина были назначены для того, чтоб обстреливать лощину, он стрелял брандскугелями по видневшейся впереди деревне Шенграбен, перед которой выдвигались большие массы французов.
Никто не приказывал Тушину, куда и чем стрелять, и он, посоветовавшись с своим фельдфебелем Захарченком, к которому имел большое уважение, решил, что хорошо было бы зажечь деревню. «Хорошо!» сказал Багратион на доклад офицера и стал оглядывать всё открывавшееся перед ним поле сражения, как бы что то соображая. С правой стороны ближе всего подошли французы. Пониже высоты, на которой стоял Киевский полк, в лощине речки слышалась хватающая за душу перекатная трескотня ружей, и гораздо правее, за драгунами, свитский офицер указывал князю на обходившую наш фланг колонну французов. Налево горизонт ограничивался близким лесом. Князь Багратион приказал двум баталионам из центра итти на подкрепление направо. Свитский офицер осмелился заметить князю, что по уходе этих баталионов орудия останутся без прикрытия. Князь Багратион обернулся к свитскому офицеру и тусклыми глазами посмотрел на него молча. Князю Андрею казалось, что замечание свитского офицера было справедливо и что действительно сказать было нечего. Но в это время прискакал адъютант от полкового командира, бывшего в лощине, с известием, что огромные массы французов шли низом, что полк расстроен и отступает к киевским гренадерам. Князь Багратион наклонил голову в знак согласия и одобрения. Шагом поехал он направо и послал адъютанта к драгунам с приказанием атаковать французов. Но посланный туда адъютант приехал через полчаса с известием, что драгунский полковой командир уже отступил за овраг, ибо против него был направлен сильный огонь, и он понапрасну терял людей и потому спешил стрелков в лес.